отставки Тэтчер и особенно после выборов 1992 г. отнюдь не повторяло того, которое имело место в течение 80-х годов. Будучи 'антитэтчеристами' в вопросах европейской интеграции, 'радикалы' действовали как последовательные тэтчеристы в вопросах приватизации. То же сочетание обоих подходов, правда в более сглаженном виде, наблюдалось и у 'консолидаторов'. При этом на передний план неизменно выдвигались разногласия вокруг проблем национального суверенитета и европейской интеграции. И хотя и численность, и влияние твердых 'евроскептиков' оставались сравнительно небольшими, концентрация противоречий на вопросе, который чем дальше, тем больше становился центральным вопросом политической борьбы в стране, делала достижение единства крайне сложной и почти неразрешимой задачей. Недаром с некоторых пор и в печати, и в общественном сознании утвердилось мнение, что имидж 'расколотой партии', десятилетиями преследовавшей лейбористов, к середине 90-х годов все прочнее ассоциировался с партией тори.
Казалось бы, и в силу своего темперамента, и, главное, политических убеждений Дж. Мейджор должен был поддерживать 'консолидаторов', выступавших против 'забегания вперед' и озабоченных реакцией избирателя на ослабление внимания к социальному реформаторству. Однако, обеспокоенный прежде всего сохранением единства партии и недопущением ее раскола, он стремится лавировать между двумя упомянутыми фракциями, выступая не столько в роли лидера, сколько 'медиатора', координатора. Подобного рода позиция, естественно, не добавляла ему престижа и авторитета, и популярность его падала даже в глазах тех, кто не так давно считал его способным и целеустремленным лидером.
При всем том премьеру удавалось сохранять в общем и целом взятую после отставки Тэтчер 'посттэтчеристскую стратегию' и не отступать от нее в главном. Европейская политика, несмотря на колоссальные трудности, претворялась в жизнь, социально-экономическое реформаторство, несмотря на достаточно серьезные сбои в области приватизации и налоговой политики, продолжалось. На руку премьеру было и то, что в 1994 г. был окончательно преодолен экономический спад и рост ВНП составил внушительную цифру в 3,5% (наивысший уровень в Европе), а прогнозы на 1995 г. сулили еще более благоприятный результат.
Несмотря на получивший широкое хождение в прессе тезис об 'изношенности' кабинета и его основных фигур, их менее всего можно было заподозрить в пораженчестве. Даже Хезелтайн, несмотря на свой возраст (в 1994 г. ему перевалило за 60), был, судя по всему, не прочь в случае достаточно внушительной поддержки подняться на последнюю, высшую ступень власти. Что же до таких деятелей, как К. Кларк, министр по делам занятости М. Портилло и еще нескольких ведущих министров, то их амбиции, судя по событиям июня - июля 1995 г., лишь подогревались обстановкой кризиса и разногласий. Да и в целом кабинет Мейджора оставался весьма компетентным и работоспособным органом.
При всем том престиж кабинета и правительства продолжал падать, чему не в малой степени способствовали участившиеся случаи 'нестандартного' поведения министров, чаще всего на сексуальной почве и причастности к коррупции. Наверняка в памяти англичан надолго сохранится случай, когда едва ли не на другой день после заявления Мейджора на конференции 1993 г. о необходимости 'возвращения к истокам', которое призвано было положить начало своего рода крестовому походу против безнравственности[427], разразился один из наиболее громких скандалов вокруг нечистоплотности действий одного из министров. Естественно, что задуманная кампания провалилась, и имидж не только правительства, но и всей партии серьезно пострадал. После этого случались и другие скандалы, и эффект их был столь же негативным.
Далеко не лучшим образом складывалось положение и в 'массовой партии'. Ее боевитость, способность противостоять оппозиционным силам и демонстрировать свое превосходство над ними заметно снизились после выборов 1992 г., чему не в последнюю очередь способствовали почти что постоянные неурядицы в верхах и непопулярность лидера. Особенно наглядно ослабление дееспособности партии проявлялось в 1993-1995 гг. в ходе местных выборов и выборов июня 1994 г. в Европарламент. На местных выборах, состоявшихся в мае 1994 г. Партия набрала соответственно всего 27 и 25% поданных голосов, тогда как лейбористы получили 42 и 46%, а либеральные демократы - те же 27 и 24%[428]. Как писала сразу после объявления результатов выборов 1994 г. 'Файнэншл таймс', тори и их лидер уже 'на веревках, но все еще продолжают бой'[429].Не удалось партии тори поправить свои дела и на европейских выборах, состоявшихся 9 июня 1994 г. В ходе этих выборов консерваторы потеряли 14 из 32 своих мест, лейбористы же увеличили свое представительство с 45 до 62. Соответственно процент голосов, поданных за первых, снизился с 34 до 28, а за вторых возрос с 40 до 44[430].
Беспрецедентным поражением на выборах соответствовало и поистине катастрофическое снижение престижа партии в глазах избирателей. По данным целого ряда опросов 1994- 1995 гг., в случае, если б на дату опроса состоялись всеобщие выборы, партия собрала бы всего около 2530% голосов, лейбористы получили бы 55-60% и либеральные демократы - около 15-20%.
Явно неблагополучная ситуация в партии неизбежно ставила в повестку дня вопрос о ее лидере, и неудивительно, что в средствах массовой информации где-то с 1993 г. стал периодически будироваться вопрос о его замене на более сильную и авторитетную фигуру.
Правда, в печати встречаются и более взвешенные суждения, и в качестве одного из таковых можно привести статью известного журналиста Самуэля Бриттена, который в момент особо нелицеприятных нападок на Мейджора в прессе писал о том, что тот стал жертвой беспрецедентной по своей истеричности, злобности и длительности кампании. Бриттен в то же время заявлял, что отсутствие харизмы у премьера это скорее норма и она относится к подавляющему их большинству. Главная вина Мейджора в глазах многих его недоброжелателей - это его 'отступничество' от тэтчеризма[431].
Хотя доводы и объяснения Бриттена, равно как и даваемые им оценки, звучат весьма убедительно, они все же не отвечают на главный вопрос, а именно, в чем глубинная причина действительно почти беспрецедентной непопулярности Мейджора и одновременно его 'непотопляемости' как премьер-министра?
Что касается последнего вопроса, то большинство обозревателей сходятся на том, что удержаться на этом посту ему помогла и помогает принадлежность его более сильных конкурентов либо к одной, либо к другой из упомянутых выше группировок кабинета. Вступление их в борьбу за пост лидера неизбежно привело бы к обострению внутреннего конфликта в партии, и это служило для каждого из них мощным сдерживающим фактором.
И все же, думается, главная причина 'непотопляемости' Мейджора не в этом. При всем том, что о нем говорили и писали, Мейджор был и остается компетентным и знающим свое дело премьер- министром.
Не уходил и не уходит он, в случае необходимости, и от принятия жестких решений, в том числе и по отношению к своим коллегам по кабинету. Когда в канун острых дебатов по Маастрихтским соглашениям он почувствовал, что занимавший пост министра финансов Н. Ламонт не обладает должной хваткой и авторитетом, чтобы выдержать натиск оппонентов, и не является политиком, калибр которого соответствует занимаемому посту, он назначил на этот пост одного из наиболее сильных членов кабинета - Кларка. Ламонт же, который считался другом Мейджора и более чем кто-либо другой содействовал его победе в 1990 г., 'хлопнул дверью' и произнес 'разоблачительную' речь в парламенте. Со временем, однако, буря улеглась, а дееспособность кабинета возросла.
Не демонстрируя должной решительности и последовательности, Мейджор в чисто политическом плане оказывался сплошь и рядом значительно более реалистичным и гибким политиком, нежели его более яркие оппоненты.
К тому же существуют области политики, где все предшественники Мейджора терпели провал, а ему удается добиться успеха или полууспеха. Прежде всего это относится к политике в отношении Северной Ирландии, гражданская война в которой уносила не только жизни, но и наносила огромный урон экономике, социальной сфере, всей общественно-политической жизни провинции, а в какой-то мере и всей стране в целом. После длительных и изнурительных переговоров с премьером Ирландской республики был согласован проект соглашения, в соответствии с которым в Ольстере создается полномочный парламент, наделенный правами не только решать дела самой провинции, но и определять ее статус. В ответ Ирландская республиканская армия прекратила террористические акты и почти на полтора года кровопролитие было остановлено.
Уязвимым местом соглашения было то, что в его подготовке не приняли участие представители враждующих сторон, и в том числе лидеры самой многочисленной, протестантской общины. Еще до опубликования соглашения в конце февраля 1995 г. партия ольстерских юнионистов, выражающая ее интересы, сделала ряд заявлений о неприемлемости для них предлагавшихся решений, поскольку они ставили под вопрос их исходную приверженность к вхождению Ольстера в состав Соединенного Королевства (отсюда и само название партии). Тем не менее они не отказывались сесть за стол переговоров и участвовать в них. А это, естественно, продлевало достигнутое перемирие и создавало
