поворот), увидел с прямой стороны. Они втроем стояли, как бы обнявшись, и были похожи (если не обращать внимания на бутылки) на старый советский плакат, символизирующий дружбу народов. Негра звали Шмоку, китайца – Сихучиси. Впрочем, кажется, это был японец. Третьего звали Тулшилжихели. «Грузинское имя», – решил Носиков.
Тут откуда-то возник Жуков.
– Это я, я должен быть на этом месте! – закричал он, отталкивая грузина в сторону.
– Почему, дорогой? – удивился тот.
– Потому что представлять нашу страну во всемирном братстве народов мне более к лицу! – выкрикнул Жуков, выставляя вперед свои голубые глаза и светлые волосы.
– С внешней стороны это, разумеется, так, – сказал Сихучиси, японец, – но по внутренней сути дело, может быть, выглядит иначе. Ваша белая раса, если посмотреть в наш словарь, называется кавказской. Поэтому вы оба кавказцы, если смотреть оттуда, – он показал взглядом куда-то вверх и в сторону.
– Один кавказ, другой кавказ, и кто больше кавказ, тот и стоит на своем месте, – сказал Шмоку с зулусским таким акцентом.
И все стали пить пиво.
P.S. В обычной жизни у Жукова глаза и волосы были темные, но являться в снах он мог голубоглазым блондином и вообще кем угодно.
17
Однажды Носиков был влюблен в зубного доктора.
Это было еще в то спартанское время, когда обезболивание при сверлении зуба считалось недостойным мужчины.
У нее (у доктора) были глаза с ресницами, которые глядели внимательно и почти строго. Они иногда оказывались совсем близко от лица Носикова.
Был голос, который говорил: «Зажмурьтесь, сейчас будет больно». Или: «Откройте рот», «Не закрывайте рот», «Сплюньте». Негромкий голос, но ослушаться его было невозможно.
Были руки, которые поворачивали голову Носикова вправо или влево – как удобно для дела. Впрочем, не руки, а тот же голос, который говорил: «Поверните голову», – но вспоминалось, что именно руки.
Носиков уже почти как на свидание ходил на прием к доктору – с какой-то надеждой внутри и с учащенным биением сердца. А потом все кончилось. Больные зубы Носикова были запломбированы (четыре зуба), а чувство осталось без взаимности. Пациентов много, а доктор один, вздыхал он, и ничего не поделаешь.
18
Когда Жуков был студентом, он занимался борьбой в спортивной секции. На тренировках он время от времени оказывался в паре с одним студентом из Африки. Они были на равных, когда отрабатывали приемы, но когда боролись, африканский студент разными способами побеждал Жукова: легко проводил переднюю или заднюю подсечку, бросал Жукова через бедро, а иногда – через голову.
Однажды африканец (проще говоря – негр) решил провести свой любимый прием, который ему всегда удавался, и провел бы его, как всегда успешно, но в ту же секунду свой прием начал проводить Жуков. Получилось так, что прием, который проводил Жуков, оказался контрприемом к тому приему, который проводил негритянский студент, хотя ничего такого Жуков в виду не имел. Тем не менее все выглядело, как если бы Жуков с исключительной быстротой реакции упредил атакующее движение африканца и обратил в свою пользу.
Негр восхитился ловкостью Жукова и, поднимаясь с ковра, пожал ему руку.
После тренировки они пошли на канал Грибоедова пить пиво. Там откуда-то появился Носиков, и Жуков познакомил его с негритянским студентом. Студента звали Силтулжуни. Это имя показалось Носикову знакомым.
P.S. Когда Носикову спустя некоторое время, исчисляемое скорее годами, чем днями, попалась его детская тетрадь со списком имен (зашифрованных имен зулусских вождей), он вспомнил этого негритянского студента. Его имя – Силтулжуни – оказалось в списке. Носиков удивился такому совпадению, но он не мог быть уверен, что правильно запомнил имя студента, поэтому удивление было неполным.
19
На канале Грибоедова Носиков пил пиво в какой-то компании. Шли по мосту, мост был длинный. По дороге спутники Носикова куда-то исчезли, и он остался один. За мостом к воде спускалась лестница с каменными ступеньками. Носиков спустился по ступенькам, хотя знал во сне, что никакой лестницы не было в этом месте. Там внизу стояли в ряд восемь человек лицом к гранитной стене и мочились.
– Девятым будешь? – спросил крайний. Он переменил руку и протянул освободившуюся ладонь Носикову. Человека звали Ситкумилу. Тут же были Зирухи и Чолжил (наверное, арабы или монголы во всемирном братстве народов – восточные, иными словами, люди) и некоторые другие с непроизносимыми – бсс! – именами, поэтому неназываемые.
Носиков пожал протянутую руку и хотел уже воспользоваться предложением, но понял, что лучше будет проснуться.
P.S. Про увиденный сон Носиков рассказал Жукову, и тот дал толкование.
Истекающая моча, по его мнению, являлась символом внутренней творческой энергии. Тогда восемь человек, стоящих лицом к стене, – это были как бы восемь творческих личностей (певцов, художников или поэтов), застигнутых в процессе того самого творчества. А Носикову – приглашение быть девятым.
P.P.S. Приглашение к творчеству было лестно для Носикова, но он подозревал, что причиной сна могло быть скорее журчание воды из протекающего крана – звук, хотя и неслышный, но проходящий сквозь стену.
20
У Носикова в его холостяцкой квартире стал протекать унитаз. Какая-то неплотность возникла в том месте, где фаянсовое изделие состыковывалось с фановой трубой. Оттуда текло каждый раз, когда в унитазе спускали воду.
Носиков вызвал мастера-сантехника, но тот отказался что-либо делать, потому что предыдущий жилец уже поработал над этим местом: обмотал тряпкой и обмазал цементом. Цемент растрескался и уже не преграждал дорогу воде, но держался крепко.
Известно, как мастера относятся к работе непрофессионалов, и Носиков не стал спорить, а оставшись наедине с проблемой, залепил проблемную щель пластилином.
P.S. Кран у Носикова на кухне тоже однажды вышел из строя, но это случилось позже случая с унитазом. И вызвать к крану сантехника почему-то не пришло Носикову в голову. В итоге оно оказалось к лучшему – так бывает.
21
Жуков, когда приходил в гости к Носикову, видел его текущий кран и говорил, что деньги так утекают, есть примета, и надо заменить прокладку.
Носиков соглашался. Он говорил: «Да», – и кивал, соглашаясь, но Жуков приходил и опять видел текущий кран.
– Если бы древние греки жили в наше время, – сказал однажды Жуков, – они могли бы соорудить нормальный парадокс из этого материала, нечто вроде апории об Ахиллесе, догоняющем черепаху. О моменте времени, который никогда не наступает. Представим, что Ахиллес собирается поменять прокладки у крана на кухне, который течет. Это будет момент «Икс», когда он поменяет прокладки. До него остается какое-то количество дней – пусть «Ка» дней. К вечеру понедельника Ахиллес еще не поменял прокладки, это известно. Но утро вторника ничем не отличается от утра понедельника, ведь так? Значит, до момента «Икс» по-прежнему остается «Ка» дней.
– Да, – кивнул Носиков, – только где парадокс?
– А что не наступает момент, – сказал Жуков.
– Это так, – согласился Носиков.
– И там, и там мы имеем последовательность периодов времени, эквивалентных в своей экзистенции, хотя и имеющих разную продолжительность, – сказал Жуков.
Носиков кивнул, соглашаясь.
– И вообще, я думаю, что вся современная наука вышла из зеноновского парадокса об Ахиллесе как из
