— Я познакомлю вас со своими подругами.
Он церемонно наклонил голову.
— Буду весьма вам признателен.
Сента вернулась на кухню в разгар скандала, еще более яростного от попыток кричать приглушенным шепотом.
— Я сказала, нечего тебе там делать! Эта вечеринка для взрослых!
— Мне уже пятнадцать! Я имею право! — Эрнст, красный и взъерошенный, трясущимися от гнева руками дергал затянувшийся узел на завязках фартука. — Ты просто не хочешь, чтобы я разговаривал с холандером!
— Да, не хочу! — мать раздраженно бросила на стол нож. — Нечему тебе у него учиться! Холандеры — бесполезные паразиты и только развращают молодежь!
— Ма, ты несправедлива, — попыталась заступиться Сента. — Как же бесполезные? А планеты?
— Кому нужны их планеты? Тех, на которых уже есть колонии, хватит осваивать на тысячи лет! У холандеров покупают планеты только скучающие богачи для каких-нибудь охотничьих угодий. Или добывающие корпорации — снять сливки и бросить, ни о чем не заботясь! Вспомни-ка, во что превратили Зеленну? А что случилось на Милитрате?
— Но это нельзя же ставить холандерам в вину! — возмутилась Сента. — Они не отвечают за безответственное использование того, что они продают.
— Еще как отвечают! — мать снова яростно застучала ножом, шинкуя салат. — Их слишком много — их самих и их товара — и становится все больше! Предложение рождает спрос. Люди перестали ценить то, что имеют, и расселяются по Галактике, как саранча, оставляя за собой сотни загубленных планет. Холандеры развращают все человечество!
— Ма права, — неожиданно успокоившись, заявил Эрнст. Он, наконец, справился с фартуком, и теперь стоял у двери, презрительно выпятив губу. — Планеты — просто средство. Холандерам надо заправлять и обслуживать корабли, нужна пища — им нужны деньги. Если находится столько идиотов, готовых платить за координаты бешеные цены, то и прекрасно!
— Средство — для чего? — внезапно похолодев, спросила Сента.
Брат посмотрел на нее холодным и отстраненным взглядом.
— Для самого главного — для вечной жизни.
Мать в ужасе выпрямилась.
— Боже, мальчик мой, не позволяй себя обмануть! Жизнь — это движение, развитие… А у холандеров — просто замороженная смерть!
Эрнст дернул плечом.
— Движение? О да — к старости и смерти! Достойная цель развития! Вы все живете в страхе, вас несет потоком в пропасть, и вы только бестолково барахтаетесь!
— Что значит «вы все»? — Сента схватила его за рукав.
— А то и значит! — Эрнст презрительно вскинул голову. — Мне туда не надо! Я хочу взлететь над этой пропастью! Я сам стану холандером, чего бы это ни стоило! Я решил.
Он вырвался и выскочил из кухни, хлопнув дверью. Зазвенела посуда — словно в ответ, донеслось глухое затихающее погромыхивание со стороны Ворчуна, покачнулся пол. Мать бессильно опустилась на табурет. Сента кинулась к ней, налила воды. Опустилась рядом на колени.
— Ты не принимай так близко к сердцу, ма. Он же просто еще балбес! Это все несерьезно, дурацкие подростковые выходки. Да и потом, сейчас его никто в холандеры не возьмет, а со временем сам поумнеет…
Мать поставила стакан и печально вздохнула.
— Ох, Сента, хорошо, если поумнеет. Ведь такая мечта способна всю жизнь загубить. Ему сейчас учиться надо, профессию выбирать. А нацелится в холандеры — и куда он пойдет? Банки грабить? Ты представляешь, сколько стоит это Z-поле?
Сента улыбнулась.
— Вот и аргумент в пользу образования. В следующий раз скажи ему, что надо сначала добиться успеха — пусть думает, что это средство!
Покачав головой, мать встала и вновь склонилась над столом.
— Давай-ка торопиться. Заболтались мы.
После заката резко похолодало. Над Теплым ручьем ползли языки тумана, словно он парил больше обычного. Отдаленный шум гулянки заглушал привычный плеск воды. Гости давно забыли о поводе и самозабвенно отплясывали, радуясь неожиданному празднику. От басов, казалось, даже здесь подрагивала земля.
Сента присела на валун, зябко охватив себя руками. Ее ухода никто не заметил. Особенно холандер — с чего бы ему замечать отсутствие упрямой гордячки? Тем более, он не скучает… Эльза с Бригитой как вцепились в него с двух сторон днем, так до сих пор и не отцепляются, боясь уступить одна другой.
Завидно, да? Жалеешь?
Сента ссутулилась, безуспешно пытаясь согреться. Упрямо сжала губы.
Не жалею. Эрнстье прав: все это сплошное лицемерие — про дальний поиск, жертвы ради любимого дела и прогресса человечества. Просто одни идиоты отдают свои деньги за ненужные планеты, окупая холандерам их унылую вечность. А другие идиотки за те же деньги расшибаются в лепешку, чтобы сделать эту вечность менее унылой. Нет уж, без меня! Мне нужно настоящее. Все, что он говорил — просто ложь!
