Те из притаившихся и запуганных обывателей, что видели приснопамятный семнадцатый год, не могли поверить собственным глазам и ушам — «краса и гордость революции», а именно так называл Троцкий балтийских моряков, дружно поднялись против советской власти.
Кронштадт мая 1921 года разительно отличался от самого себя четырехлетней давности. В голодающем городе давно поели все запасы, заодно истребив ворон и кошек на предмет жаркого.
Матросы пережили зиму в холодных и нетопленых кубриках. Давились обычной пайковой перловкой с куском ржавой, без рассола, селедки. Вприкуску с черным заплесневелым сухарем, размоченным в кипятке, ибо иначе в рот не лез. Даже чая, пусть и морковного, нельзя было найти днем с огнем.
Масла в растущий огонь недовольства подливали рассказы старослужащих унтеров и кондукторов, которых на флоте раньше именовали «шкурами», но без которых любой корабль превращается в кучу дорогостоящего железа.
Так что большевики, убедившись в 1919 году, когда на Балтике английские корабли и катера натворили балтийцам множество пакостей, в полезности и даже необходимости этого «пережитка» царского флота, оставили старослужащих на кораблях.
А зря! Ибо матросы были совсем не те…
«Пассионарные» балтийцы еще в 1918 году убрались из кубриков, покинув корабли, как зачумленные дома.
Их манил сухопутный фронт, возможность пограбить богатеньких буржуев в провинции, ибо столица давно была обчищена всеми желающими, начиная от чекистов и матросни и заканчивая безыдейным криминалом.
Оставшихся «сознательных» списали на берег, дав в руки винтовки, в сентябре 1919 года, когда белые подошли чуть ли не к окраинам Петрограда.
Из многих десятков боевых кораблей царского флота едва наскребли дюжину тех, кто с разбитыми механизмами и машинами мог передвигаться по заливу между Кронштадтом и Петроградом, презрительно называемом «Маркизовой лужей».
Впрочем, действующий отряд кораблей Балтфлота повоевал недолго, и неудачно. Два эсминца под командованием бывшего мичмана Ильина, взявшего «революционную» фамилию Раскольников (того самого героя Достоевского, что с помощью топора отправил в «расход» старух и присвоил нажитые неправедным путем богатства), спустили флаги, оказавшись в окружении англичан.
Еще три эсминца погибли на собственном минном заграждении, а крейсер «Олег» был утоплен торпедой, выпущенной английским катером.
Раздрай, царящий среди балтийцев, помог британцам напасть на сам Кронштадт — торпеды угодили в старый линкор «Андрей Первозванный» и в совсем ветхий крейсер «Память Азова».
Справедливости ради нужно отметить, что и наглым налетчикам досталось с брандвахтенного эсминца «Гавриил», уполовинившего огнем своих пушек английский отряд.
Ничем не проявил себя ДОТ и во время подавления мятежей на фортах «Серая лошадь» и «Красная горка» — линкоры несколько часов артподготовки стреляли из рук вон плохо.
С прошлого года на флот большевики стали направлять пополнения из мобилизованных крестьян, направляя новобранцев подальше от родных волостей, охваченных огнем восстаний против свирепствующей продразверстки.
Служить они толком не служили, ибо не было ни угля, ни нефти, и котлы требовали капитального ремонта, а, забившись по холодным кубрикам, кое-как одетые, тихо злобствовали на советскую власть, что загнала их к морю да впроголодь держит в холоде.
Без женской ласки, к тому же не то что при царе — ибо все проститутки давным-давно сбежали из Кронштадта. Это те, кто поумнее, почувствовав исчезновение платежеспособного элемента, ну а глупых расстреляли чекисты в профилактических целях ради сдерживания роста венерических заболеваний и «контрреволюционного разложения».
Вот тут разговоры «шкур» о тех временах, когда на столы ставили пламенеющий борщ, когда матросу полагалось три фунта ситного прибора, да фунт мяса, сахара, да прочего всякого, не перловки поганой, а макарон.
А на обед и ужин выдавалось от царя-батюшки по целой чарке чистой как слеза, очищенной казенной водки!
И, словно в подтверждение, поздней осенью на «Гавриил», что наособицу в Минной гавани поставлен был для передачи на Мурман, как наиболее пригодный, команда черноморцев из Севастополя прибыла, с офицерами. И хотя им дом для проживания выделили, и охрану из чекистов поставили, чтобы вредительские разговоры пресечь.
Но на что людям глаза даны?
Всю зиму «беляки» в тепле провели, целый транспорт уголь и нефть доставил, с припасами разными.
Службу вели как по часам, каждое утро с торжественного развода, ибо Андреевский флаг большевики категорически запретили поднимать. И с мастеровыми рядом трудились, машины перебирая да ремонт производя, а потому разговоры по всему Кронштадту пошли, будто волны прибоя.
Кормили «гостей» как на убой, запахи одуряющие, подтверждая этим рассказы «шкур». И кто тут устоит, ведь недаром считают, что ностальгия, память короче, имеет сильнейшее воздействие на психику?
Так что взрывоопасный материал на стоящих у стенок кораблях, ощетинившихся башнями с длинными орудиями, копился всю зиму. И оказалось достаточно только одной искры, чтобы вспыхнуло восстание.
Ею послужило сообщение о том, что в Петрограде началась всеобщая стачка и большевистские заправилы из Смольного отдали приказ подавить выступления рабочих свинцом и штыком…
— Братишки, что же это мы?! Спокойно смотреть будем, как комиссары юшку рабочим пускают?!
Очередной выкрик лег на уже подготовленную почву, матросы замахали руками, а потом единодушно выкрикнули:
— Долой коммунию!!!
Стравив пар, площадь снова забурлила, как котел с варевом, поставленный на открытый огонь.
Выкрики и предложения летели с разных сторон, сопровождаемые солеными словечками, до которых на флоте всегда находились мастера.
— Мы за советскую власть, мужики!
— Она ныне народная! Но без большевиков!
— К бисовой матери коммунистов!
— На клюз их одеть!
— Гы…
Залезший на тумбу степенный матрос, с бородой, что говорила о том, что сей «пенитель морей» недавно пахал землю.
— Мы все за советскую власть, ибо она народная. Но без коммунистов, что присвоили себе все. За шкварку комиссаров, да об пенек. Не нужны они нам, хватит, наслушались сладких песен! Мы гнилую солому с крыш скоро есть начнем!
— Правильно!
— Верно!
— Но буржуев нам не нать!
— Коммунистам пряники, а нам сухари червивые?! Не надоть такой власти, против хлеборобов она!
— Без царя жить тяжело, — степенный бородач старался перекрыть крики матросской массы. — Вона как на юге или в Сибири — они там все за царя и Советскую власть. Хорошо зажили все, припеваючи! А буржуев там днем с огнем не сыщешь!
— Правильно!
— Мы за царя Миколу! Наш он, мужицкий!
— Не надо царя! Все они добрые, тока прижмет…
— Ты чего драться лезешь, морда!
