— Я, во всяком случае, буду там. Ну, если ты через десять минут соберешься пойти за сочным гамбургером с хрустящим хлебом, маленькими луковками, ломтиками корнишонов и жареной картошкой, ты знаешь, где меня найти.
Не спеша он двинулся вверх по улице, придерживаясь середины тротуара. Пройдя метров двадцать, он обернулся.
Свет уличных фонарей серебром окрашивал редкие хлопья снега, все еще продолжающие падать, придавая улице феерический вид. Словно скованная холодом, Эви не сдвинулась с места ни на сантиметр. И вновь Коннор был потрясен ее хрупкостью и мертвенной бледностью. Ему почудилось, будто в ней что-то уже умерло.
— Я не приду, — вновь отказалась она гордо.
— Тебе решать, — бросил ей Коннор.
Не прошло и четверти часа, как Эви, устроившись у стойки кафе, уплетала гамбургер с аппетитом человека, не евшего два дня.
Время не коснулось этого заведения с диванчиками из потертого молескина[21] и потемневшими от времени столовыми приборами, в нем все еще витал старый добрый дух Нью-Джерси. На стене за кассой — коллекция фотографий с автографами наводила на мысль, что Джек Николсон, Брюс Спрингстин[22] и Скарлетт Йохансон[23] недавно побывали здесь. В глубине ресторана для полудюжины одиноких посетителей из музыкального аппарата жалобно стонала гитара старины Клэптона.[24]
Снаружи, на тротуаре, Коннор курил сигарету, пристально разглядывая девочку через стекло, будто пытаясь по ее чертам разгадать тайну души. Эви положила пальто на диванчик комом, распахнула жилет, под которым оказалась черная майка, перечеркнутая надписью «Kabbalists do it better». [25] На шее висела серебряная цепочка с перевернутым крестом и пятиконечной звездой на конце. Она поглощала свой гамбургер с такой поспешностью, что все вокруг заляпала кетчупом. В тот момент, когда она вытиралась бумажной салфеткой, Коннор заметил, что запястья девочки замотаны пластырем. А главное, что увидел он, — это следы самокалечения на внутренней стороне предплечий. Сказать, что с этой девочкой происходило что-то неладное, было бы слишком мягко. Коннор ощущал, что ею владеют противоречивые чувства: она была полна решимости и в то же время на грани срыва.
Этим даром — видеть в душах людей — обладал и Марк, еще со времен их молодости…
Марк…
При мысли о друге у него потемнело в глазах. Еще детьми они пообещали себе, что всегда смогут рассчитывать друг на друга. Год за годом они вместе умело отражали тяжелые удары судьбы, которые преподносила им жизнь, не щадившая их. Но с исчезновением Лейлы в пух и прах разлетелись все их точки опоры и прекрасные обещания.
Коннор затянулся в последний раз и бросил окурок в снег. В этот рождественский вечер он ощущал на своих плечах вселенскую усталость. Зачем ему понадобилось в три часа утра дрожать здесь от холода, вместо того чтобы сидеть дома? Он не может так дальше жить. Он не может спасти мир. Ризы матери Терезы слишком тяжелы. Может быть, пришло время сделать паузу, забыть о пациентах, уехать из Манхэттена куда-нибудь и начать новую жизнь?
Вновь родиться.
В течение нескольких минут такой поворот событий эйфорией наполнял все его существо, как вдруг он почувствовал на себе взгляд Эви оттуда, через стекло. Он поднял голову и впервые их взгляды по-настоящему встретились. И тогда Коннор окончательно понял, кого напоминала ему эта девочка.
Его самого.
Не будучи знакомым с ней, он чувствовал, что их мучает одно и то же. Она несла свое страдание, как флаг, тогда как он скрывал его под своим статусом врача. Но, в конце концов, они были родственные души.
Коннор решился вернуться в тепло заведения. Блюз Клэптона сменила гитара Боба Дилана — «Shelter from the Storm» — одна из его любимых песен, написанная музыкантом в 1975 году, после разрыва с женой Сарой. Новое доказательство благотворного влияния жизненных потрясений на творческую способность артистов…
— Ну, как гамбургер? — спросил он, усаживаясь рядом с ней на банкетку.
— Сойдет, — сказала Эви, делая глоток молочного коктейля.
Коннор наклонился к девочке. Если он хотел помочь, нужно больше о ней узнать. Он вложил в свой голос всю силу убеждения, на которую был способен:
— Ты, кажется, мне только что сказала, что тебе нужны деньги.
— Забудь, — бросила она ему.
— Да нет, объясни, эти деньги — они нужны тебе для чего? Я хочу понять.
— Тут и понимать нечего!
— Если ты возьмешь их так просто…
Коннор издал продолжительный вздох. Какого черта он всегда лезет к людям помимо их воли?!
Раздосадованный, он отошел от нее к стойке бара и заказал порцию «Короны», все время поглядывая на Эви. Она нервно грызла ногти, покрытые черным лаком, и смотрела в окно.
Расплачиваясь за пиво, Коннор обследовал содержимое своего портмоне: три купюры по сто долларов, только что взятые в банкомате. Для спокойствия ему всегда необходимо было иметь при себе крупную сумму. Классический рефлекс бывшего бедняка.
Вдруг у него возникла мысль. Он слез со своего табурета и пошел к диванчику, где Эви уже собирала свои вещи, чтобы улизнуть.
— А не сыграть ли нам в маленькую игру, — объявил он, кладя на стол одну из стодолларовых банкнот.
— А твоя игра как называется? Совращение малолетки?
— Я думал, ты хотела заработать деньги…
Она смотрела на купюру со смешанным чувством презрения и любопытства. Рука Коннора на половину прикрывала ее, и девочка заметила, что у него не хватало одной фаланги на среднем пальце.
— Если захочешь, она будет твоя, — решил Коннор, подталкивая банкноту к девочке. — Ответь на мой вопрос — и она твоя…
Она посмотрела на него, опасаясь быть втянутой в какой-то замысел, логики которого она не понимала. Но все же…
— Давай этот твой вопрос…
— Для чего тебе нужны деньги? — спросил Коннор, пристально глядя на нее.
Эви потянулась к зеленой бумажке.
— Чтобы купить оружие, — сказала она дерзко.
Эви схватила купюру и положила ее в карман, с вызовом глядя на Коннора. Это были деньги, которые впервые в жизни достались ей так просто.
Коннор оторопел. Он был потрясен ответом девочки. Внезапно в его сознании промелькнула картина: огнестрельное оружие, а затем хлопок и крики. Давно забытое воспоминание, всплывающее без предупреждения.
Ему было не по себе. Коннор достал из кармана вторую купюру и положил на то же место.
— Зачем тебе нужно оружие?
На этот раз Эви раздумывала дольше. Ее первой реакцией было солгать, но она догадывалась, что Коннор это почувствует. Правда — штука редкая и ценная, и за сто долларов, которые он предлагал ей, стоило сказать ее.
— Потому что я хочу убить человека.
Фраза прозвучала как приговор. Коннор, вначале оторопевший, покачал головой, ужаснувшись ответу девочки.
Тем не менее он вытащил свою третью купюру, положил ее на стол и задал последний вопрос:
— За что ты хочешь убить человека?
На этот раз Эви не колебалась ни секунды. Она уже зашла слишком далеко, чтобы отступать назад. Девчонка сгребла последнюю сотню так, как в покере берут выигрыш.
— Чтобы отомстить за себя.
В голове Коннора всплыло из прошлого «беспощадная месть», два слова, от которых у него по спине пробежал холодок.
— Как это отомстить? Кому? Почему?
Но Эви уже надела пальто и повязала шарф.
— Сожалею, но это уже два дополнительных вопроса, а тебе нечем больше платить.
Оказавшись в своей собственной ловушке, он беспомощно смотрел, как она скрывается в дверях ресторана.
— Подожди! — крикнул он, чтобы удержать ее.
Коннор догнал ее на улице. А снег продолжал не спеша падать, накрывая город бесшумным и плотным одеялом.
— Ты не можешь уйти вот так. Холодно, опасно, я найду тебе место, где ты сможешь переночевать.
Она повернулась к нему спиной, не затрудняя себя ответом.
Отчаявшись, что так вышло, Коннор сунул ей в карман свою визитку.
— Может быть, ты передумаешь…
Но он знал, что это не тот случай.
Когда Эви пересекала улицу, она вдруг остановилась посреди пешеходного перехода, повернулась к Коннору и задала в свою очередь один-единственный вопрос.
— И кого же я тебе напоминаю? Этот человек, он кто?
Коннор зажег новую сигарету. Колечки голубого дыма, повисшие в холодном воздухе, поднимались над его головой.
— Это я.
Его ответ удивил и в то же время обеспокоил ее. В последний раз взгляды их встретились, и Эви пошла своей дорогой. Коннор смотрел, как она уходит в ночь, нервно затягиваясь сигаретой.
Вскоре он потерял ее из виду, но еще долго стоял потрясенный, глядя на следы, оставленные на снегу ее ножками.
Конечно, он не мог спасти всех.
Но на что может надеяться в жизни пятнадцатилетняя девочка, одинокая, без средств к существованию, зимой, посреди ночи, на Манхэттене?
