усмехнулся.
– Несмотря на большое горе, соображаешь ты неплохо.
– Я хорошо тебя знаю. Сколько Долгих тебе заплатил?
– Скажем так: мой счет значительно пополнился. Не вздумай обвинять меня в смерти твоего мужа. Он сам вызвался идти с нами. Никто не просил.
– Ты был очень убедителен, – сказала я с усмешкой. – В то утро, когда ты так талантливо изображал пьяного, я тебе поверила. Поверила, что ты делаешь это для меня.
– А для кого? – разозлился он. – Долгих по-прежнему хозяин в городе, через месяц-другой все поутихнет, и ты сможешь жить преспокойно, в твою сторону никто чихнуть не посмеет. А мальчишку я найду, куда бы Рахманов его ни запрятал. Хочешь сына – будет тебе сын.
– Думаешь, я запрыгаю от радости? Вернешь мне ребенка, чтобы держать его в заложниках? Я буду бога молить, чтоб ты его никогда не нашел. Даже если я его больше не увижу… Родной отец, какой бы сволочью он ни был, все-таки лучше, чем ты.
– Вот как? Уверен, дорогуша, у тебя был наготове план, как оставить меня в дураках. Ты бы им воспользовалась. И вряд ли испытывала муки совести, зная, что я начну тихо съезжать с катушек.
– Испытывала, – сказала я.
– Что? – не понял он.
– Я испытывала муки совести, если тебе интересно. Оказалось, зря.
– Детка, – вздохнул он. – Кончай упрямиться. Ты же видишь, даже господь на моей стороне. В доме Матвеева могли пристрелить меня, а пристрелили твоего Тони. Это даже не намек, тебя просто пихают в мои объятья.
– Ты бы его убил?
– Твоего мужа? Я бы его отпустил. Как обещал. Потом убил бы, конечно. Одна женщина, один мужчина. И третьему тут не место. Кстати, Долгих звонил. Хочет с тобой встретиться.
– Зачем? – хмыкнула я.
– Догадаться нетрудно… Я ведь говорил: рядом с тобой последнему мерзавцу хочется выглядеть приличным человеком. Растолкует тебе, что к чему. Оправдается.
– Ты всерьез так думаешь?
– Всерьез, – кивнул он.
– Занятные вы люди…
– Ага. Особенно я. Ты своими душевными переживаниями так меня достала… ей-богу, я подумывал тебя отпустить.
– Ну, так отпусти.
– А потом что? Застрелиться?
– Ты не обидишься, если я скажу, что не буду против? – сказала я серьезно.
– Нет, не обижусь. Когда-нибудь тебе надоест дурака валять…
– А ты собак своих спусти, сразу стану покладистой.
Он ударил меня, а я засмеялась.
Утром он опять пришел, держа в руках поднос, на котором стояли чайник, чашка, какая-то еда, заботливо прикрытая тарелочкой. Выглядел даже трогательно. Паук, старательно откармливающий муху, чтобы была поаппетитнее. Поставил поднос на тумбочку и сказал с наигранной суровостью:
– Откажешься есть, буду кормить тебя с ложки, предварительно связав.
Он помог мне приподняться, сунул под спину подушку, и в самом деле ухватился за ложку, намереваясь меня кормить.
– Эй, – сказала я. – Руки у меня пока еще целы.
Я попробовала проглотить кусок, но желудок этому воспротивился. Я бросилась в туалет, стояла, согнувшись над унитазом. Ден вошел и привалился к раковине.
– Тебя надо показать врачу, – в голосе беспокойство.
«Вдруг да и обнаружат смертельную болезнь, – подумала я. – Вот будет хохма. К сожалению, такое случается только в дешевых мелодрамах».
От унитаза я переместилась к раковине, умылась, избегая смотреть в зеркало.
– Хотя бы в сортире ты можешь оставить меня в покое? – справившись с дурнотой, спросила я.
– Не могу, – отрезал он. – Просто не могу. Поняла?
Ден ладонью отбросил мои волосы с лица, поцеловал. Даже отвращения не возникло. Тупое равнодушие. Но он расценил это по-своему, поднял меня на руки, перенес на кровать, лег рядом, обнял, уткнувшись лицом в мои волосы. Я закрыла глаза. Не быть, не видеть, не чувствовать…
– Хочешь ребенка? – спросил он. Я давно знала, что он спятил, вот и не видела смысла отвечать. – Твоего и моего? До тебя я никогда не задумывался об этом. Если честно, мне это было на фиг не нужно. Моя семейка никак не располагала к мыслям о деторождении. Сопливые ублюдки, вечно вопящая мамаша. И лежа с кем-нибудь в постели, у меня и мысли не было, что это может значить хоть что-то. Удовольствие, да. Но и только. Но когда я с тобой… Я чувствую себя богом. В нашей власти подарить кому-то жизнь. Я-то думал, что умею только убивать, а господь сделал мне такой роскошный подарок… Каждый раз у меня крышу сносит, потому что понимаю: это что-то священное, загадочное… Жаль, словами не передать, что я чувствую, когда ты рядом, когда мы одно целое… Я сделаю для тебя что угодно, но одного не могу: жить без тебя.
Я лежала, боясь пошевелиться, мне хотелось высмеять его, разозлить… Очень хотелось. А вместо этого вдруг подумала: ведь он прав. Мы всемогущи, когда способны подарить жизнь, а не отбирать ее сотнями.
– Я буду тебе хорошим мужем и буду хорошим отцом. Таким, какого у меня никогда не было. Ты упрямишься, не хочешь мне верить… но так будет. Дай мне год. И если через год ты скажешь «нет», так и быть, я тебя отпущу.
Он поднялся с кровати и произнес совсем другим тоном:
– Долгих опять звонил. Послать его к черту?
– Отчего же, – пожала я плечами, торопясь забыть все, что он только что говорил, зачеркнуть, словно этого и не было. Но что-то, наверное, проскользнуло в моем голосе, едва ощутимый намек на печаль от невозможности подобного? Как в детстве, когда слушаешь сказку, радуясь счастливому концу. Ден чуть заметно улыбнулся, как будто догадывался, о чем я думаю. – Послушаю, что он скажет, – кашлянув, добавила я. И отвела взгляд. – Поедешь со мной?
– Макс проводит. Вряд ли Долгих очень обрадуется, увидев меня.
У Макса нашлись срочные дела, и я отправилась в компании двух головорезов. Когда мы подъехали к офису, один из них остался ждать в машине, другой вместе со мной вошел в здание. Но дальше холла его не пустили. Охранник проводил меня к лифту, и я поднялась на второй этаж. В приемной не было ни души, даже секретарь отсутствовал. Дверь в кабинет распахнута настежь, Долгих сидел за столом.
– Здравствуйте, Юля, – сказал он, окинув меня взглядом. – Выглядите неважно.
– Странно, – удивилась я. – Отлично себя чувствую.
Я придвинула стул и села, не дожидаясь приглашения. Он продолжал меня рассматривать, то ли не знал, как начать разговор, то ли всерьез считал, что может увидеть что-то новое.
– Я не собираюсь оправдываться, – наконец заговорил он, а я невежливо перебила:
– Помилуйте, какие оправдания?
– Могу сказать только одно: мальчику с того момента, как его забрал Стас, ничто не угрожало. Он сразу же отвез его к отцу.
– Это делает вам честь.
– Мне понятна ваша ирония… Я воспользовался ситуацией, обыграл ее в свою пользу. А вы разве никогда не пытались сделать то же самое?
– Я поняла: мы все немного сволочи. Или много. Как кому нравится. Не обращайте внимания, – усмехнулась я. – Победители и побежденные одну и ту же ситуацию видят немного иначе.
– Я знаю, что произошло с вашим мужем… и… я сожалею, Юля…
А я перегнулась к нему и спросила:
– Вы можете мне его вернуть? Нет? Тогда на хрен мне ваши сожаления?
