надежный шанс на успех?
– Ладно, не гляди так… Пойду, куда от тебя денешься, – сокрушенно вздохнул леший и отмахнулся от Найкарта, сующего ему в руки фонарь на кристаллах. – Оставь себе эту игрушку. Но учтите, это не задаром.
– Переведу я твоих родичей в покинутый мир, – пообещала я, – не сомневайся. И из восточного леса тоже… Иди уже.
– Олья разболтала, – сразу определил Тиша, откуда я знаю о его тайных мечтах. – Ну девки, ну сороки… Никакой от них выгоды.
И шагнул в темноту. Секундой позже перед ним вспыхнул бледный зеленоватый огонек, тускло освещавший темные, кое-как отесанные стены почти круглого тоннеля и присыпанный острыми каменными осколками пол.
– Ничего, что он босой? – озабоченно спросил кто-то из молодых воинов, глядя в экран, но я только помотала головой.
Видела однажды, как Тиша в считаные секунды отрастил себе на подошвах плотный слой то ли меха, то ли мха. А в другой раз, как канатоходец, прошел в окно старого донжона по выращенной из чахлого кустика лиане. Потому и просила его, и неважно, что без слов, лешие и так все понимают. Повезло Олье, хотя и мне определенно не меньше.
В первой же пещере, до которой леший добрался, благополучно миновав три довольно простенькие, как он сообщил, ловушки, в какие лично я влипла бы обязательно, нас ждало плохое предзнаменование.
Везде были следы поспешного бегства. Брошенный посередине закопченный котел, рассыпанная вязанка хвороста, жалкая кучка простеньких детских игрушек, погремушки из сушеных тыквочек, соломенные куколки…
– Бежали, – авторитетно заявил леший. – Пойдем дальше?
– Вернись сюда, – распахивая дверь для входа, предложила я. – У меня идея появилась.
Как-то после этих слов подозрительно забрякало вокруг меня и вроде теснее стало? А Дэс крепче вцепился в рукав, не забывая, что на плечах у меня еще недавно воспаленно светились руны.
– Какая идея? – заинтересованно замер рядом Тиша.
Свой человек, не дергается и не паникует, а я ведь вообще безобидную штучку придумала.
– Ты же в темноте все видишь? Так зачем тебе нужно там ногами топать? Давай ты встанешь вплотную к экрану, я его на звуки и запахи открою, и погоним побыстрее?
Он оживленно закивал, а я убавила экран почти на минимум, и мы погнали. Не обращая внимания на разочарованные вздохи воинов, которым теперь не было видно совершенно ничего. Особенно после того как Тиша потребовал покрывало, потому что ему мешал свет от алтарей. Но зато никакие ловушки не могли нас остановить, да и всякие лестницы, мостки и большие пещеры мы преодолевали одним прыжком.
Сначала я попыталась честно сунуть голову под покрывало, но очень скоро вылезла и отдала управление Тише, каким-то десятым чувством понимая, что нужно делать, когда он бормочет: направо, еще чуток, вниз, прямо… Или это сфера сама поняла, кого нужно слушать на этот раз?
– Чую, недавно прошли, – буркнул он примерно через час, и вокруг нас снова дружно звякнуло.
– Не торопитесь, – насмешливо предупредил Дэс, – то, что для лешего недавно, на самом деле не меньше двух часов назад. У него нюх лучше собачьего.
– Намного, – гордо сообщил Тиша из-под покрывала, – и слух тоже. Вверх давай, тут лестница… еще, еще… Снимайте покрывало, светло.
Они шли всю ночь, не жалея ни себя, ни сил, ни зелий. Несли за плечами мешки и узлы, на руках детей. Младенцев было всего двое, – время тяжелое, в деревнях женщины все чаще предпочитают отнести медяк к травнице, чем подарить мужу ребенка. Зато малышей постарше целый выводок, и их брали на руки, когда видели, что маленькие ножки начинают слишком часто спотыкаться.
Гриссина, принявшая на свои плечи непосильный груз настоятельницы всего три года назад, не говорила с сестрами о тех, кто не успел вернуться до вечера в храм. Хотя при мысли о них привычно тянуло под левой лопаткой, и она, не останавливаясь, совала в рот горьковатые ягодки лимонника. Зато взгляды всех четырех старших сестер часто останавливались на закутанной в чужую рваную кофтенку девичьей фигурке, безропотно тащившей тяжелый мешок с крупой. И чего в них было больше – одобрения и гордости или сочувствия и сожаления, – понять было невозможно.
За всю ночь покидающие обжитое и привычное жилье беглянки сделали всего три остановки – обмыть грудничков у теплого источника да накормить малышей. Сами ничего не ели, вареного было мало, а готовить не было времени. Просто сгрызли на ходу по несколько орехов и сушеных яблок, торопясь как можно скорее уйти из пещер. Впереди еще предстоял нелегкий путь за перевал, в скрытую между гор крохотную долинку, где прижимистые рудокопы пробили для них в скалах новый проход в последний приют.
То было странное и невозможное, совершенно особое и неправильное место, не подчиняющееся ни магическим, ни природным законам этого мира. Кто-то из великих природных магов замкнул там в единую систему несколько вырубленных в скалах залов, в которых всегда текла из родника вода и светили облепившие своды сонмы светлячков, а в озерце кишела рыба. Сколько времени там можно прожить и как это отразится на их здоровье и разуме, послушницы храма белой матери не знали, но намеревались выяснить опытным путем. Потому что знали главное: маги любой ступени упорно избегали этого места, становясь там беззащитными, как их лишенные способностей жертвы.
И это давало призрачную надежду выжить и вырастить последних взятых в храм детей.
Вот только по выходе из пещеры оказалось, что тропа к этому месту известна не только им одним.
– С прибытием! – со зловещим сарказмом объявила закутанная в теплый меховой плащ с капюшоном мужская фигура, вырастая посредине тропы. – Было очень предусмотрительно с твоей стороны, Грисси, привести всех сразу, чтобы мы не бегали по вашим вонючим закоулкам.
– Добро пожаловать, цыпочки, – гнусно осклабился второй колдун, взмахом руки снимая невидимость с расположенной в полусотне шагов клетке из переплетения туманных линий. – Доставим прямо к столу… к нашему.
В другое время они бы и не подумали спорить или сопротивляться – главным правилом храма был закон малой крови. Принести себя в жертву, спасти ценой своей жизни или боли остальных, но не выдать ни места, ни количества сестер, ни тайных секретов мастерства.
Но теперь все старые законы и порядки разом потеряли смысл. И вступила в полную силу новая, единственно важная цель: устоять хоть нескольким, чтобы увести, спасти детей и самых одаренных из молодых.
– Белая мать… – безнадежно произнесла Гриссина, поправляя волосы усталым жестом, и не было в этом мире ни единого существа, кроме полусотни стоящих за ней утомленных и жалко выглядевших девушек, кто бы понял истинный смысл этого приказа.
Опустились, словно от отчаяния, натруженные руки, роняя на тропу поклажу и ставя малышей, и старшие дети мгновенно подхватили грудничков и младших, отступили в центр незаметно сомкнувшейся толпы, а потом… Внезапно, разом, без команды или предупреждения, началось светопреставление.
Небо мгновенно заволокло тучами, среди зимы громыхнула и зазмеилась молниями непроглядная тьма небывалой грозы. Ветер вмиг достиг ураганной силы, огибая толпу женщин в белых платьях, с вершин скал сорвался и понесся вниз не успевший слежаться свежий снег, а из распадков и ущелий вьюги потянули наверх длинные белые языки, заваливая все тропы, кроме одной, короткой и прямой. Тропы в новую жизнь, по которой, бросив все вещи и схватив только младенцев, побежали те, кого старшие сестры в трудных раздумьях назначили обреченными жить.
Столь неслыханная дерзость низших созданий ввергла темных колдунов в оторопь лишь на короткие первые секунды, а затем магистр Бизел выкрикнул отрывистый приказ, и ситуация изменилась. Выскочили из-за валунов и заклинаний отвода глаз прятавшиеся каратели из его личного отряда, выхватили жезлы и вонзили их безжалостные лучи в густую круговерть снега, ветра и камней.
Ни единого вскрика или стона не донеслось оттуда, и хотя темные были уверены, что не попасть хоть в кого-нибудь просто не могли, на всякий случай добавили зарядам мощности.
И тогда беглянки решились на отчаянный шаг. Постепенно отступая вслед за уходящими по тропе детьми, отозвали часть своих сил из защитного щита и направили на карателей. Бросая наугад каждая именно то, что у нее получалось лучше всего.
