— А почему ты необычная? — поинтересовалась Элвин.
Я вздохнула. Рассказывать новой знакомой об уродстве не хотелось. С другой стороны, я ее секрет знала, а она мой — нет. Пришлось снять шапку и расстегнуть пальто.
— Ой, — пробормотала Элвин.
Уши поникли. Прохладный летний ветерок ерошил шерсть на кончиках ушей. Длинный черный хвост обвил ногу…Элвин. Я покраснела.
— Прости, — сказала я. — Просто ты мне понравилась, а он демонстрирует все мои эмоции.
— А…а можно потрогать? — неуверенно спросила Элвин.
Я недоуменно на нее посмотрела. Обычно дети убегают, когда видят меня. Или кидаются с безопасного расстояния камнями. И уже точно не сидят рядом и не просят разрешения потрогать хвост.
Я кивнула, разрешая.
У Элвин была теплая рука. Она осторожно погладила против шерсти и хвост взметнулся.
— Извини, — закусив губу, пробормотала девчонка. — А уши можно?
Я наклонила голову, чтобы ей было удобнее. Элвин осторожно погладила мои уши, неизвестно почему радостно улыбаясь.
— Как здорово! А откуда это у тебя?
— Не знаю, — я вздохнула. — Что в этом хорошего?
— Как что? У тебя необычная внешность! Это же невероятно здорово! Сельма!
— Знала бы ты, как эта необычная внешность называется.
— Особенность? Изюминка?
И я поняла, что она надо мной издевается.
— Уродство это называется!
Я положила яблоки рядом с ней и вскочила.
— Не надо мне твоих угощений!
— Сельма! — донеслось мне в след. — Сельма, погоди!
Но я уже неслась через чащу к поселку, а на глазах вскипали слезы обиды.
Впоследствии я жалела, что отдала ей яблоки. Особенно когда мы сели ужинать и мама сказала, что снова уйдет на ночь.
— Тебе совсем не платят, — буркнула я, размазывая по тарелке капустную кашу. — Зачем ты туда ходишь?
— Милая, — мама привычно улыбнулась, — нам заплатят, и мы обязательно купим что- нибудь очень вкусное! Потерпи немного.
— Я терплю, — маму расстраивать не хотелось. — Просто мне обидно, что ты работаешь бесплатно. Ты спишь вообще?
— Сельма, прекрати, — строго сказала мама. — Я запрещаю тебе обсуждать мою работу. Она приносит нам деньги.
— В последнее время — не очень.
— Дочь! Хватит. Доедай ужин и никуда не ходи. Утром доешь кашу и пойдешь гулять.
— Хорошо, мама, — послушно сказала я.
Из головы не выходила Элвин. По прошествии времени мне показалось, что я зря обиделась, и девчонка не собиралась издеваться надо мной. Следовало бы извиниться, но, ни где она живет, ни где ее можно найти, я не знала. Оставалось лишь надеяться, что она еще придет к домику. Впрочем, после ссоры она вряд ли решится со мной хоть раз заговорить.
Мама ушла. Я проводила ее, решив на эту ночь остаться дома. Хоть я и не любила это жилище с маленькими окошками, наполовину вырытое в земле, заросшее плющом, и предпочитала домик в лесу. Но делать все равно было нечего, что там, что дома. В библиотеку новых книг не привозили, а дощечки для резки у меня закончились. Оставалось только убрать посуду, накрыть кастрюлю с кашей полотенцем и улечься на кровать: мечтать и дремать,
