“Есть чуток”,- согласилась я.
“И я знаю, что я вмешиваюсь в твою жизнь”.
Я одарила его знающим взглядом, и прошептала: “Ты – моя персональная Афина Паллада”.
“Только если не считать, что я не грек и у меня есть пенис”.
“Я постараюсь об этом не думать”.
Дженсен вздохнул, и, папа, наконец-то, понял, что работенки тут будет на двоих. Они оба приехали навестить меня, что было странно для обычного визита в феврале месяце, и до сих пор я не улавливала их истинной цели. Папа обнял меня одной рукой и прижал к себе. Его руки были длинными и тонкими, но его объятия всегда были сильными, подобно тискам, что не очень сочеталось с его внешностью. “Зиггс, ты – хороший ребенок”.
Я улыбнулась папиному тщательно подготовленному напутствию. “Спасибо”.
Дженсен добавил: “Ты знаешь, что мы тебя любим”.
“Я тоже вас люблю. Чаще всего”.
“Но… можешь рассматривать это как вмешательство. Ты слишком поглощена работой. Ты зарываешься в любой дополнительный проект, который, как тебе кажется, может помочь развитию твоей карьеры. Возможно, я всегда контролировал и слегка управлял твоей жизнью…”
“Возможно?”- оборвала я. “Ты всегда диктовал мне что делать, начиная с того, когда маме и папе убрать колесико – стабилизатор с моего детского велосипеда, заканчивая определением для меня комендантского часа для вечерних прогулок. И это продолжалось даже тогда, когда ты уже не жил с нами, Дженс. И мне было шестнадцать”.
Он остановил меня своим взглядом. “Клянусь, я не собираюсь говорить тебе о том, что тебе делать, просто…” Он умолк, и оглянулся вокруг, словно пытаясь определить, мог ли хоть кто-нибудь поблизости понять, чем он закончит свою речь. Просить Дженсена перестать ‘чрезмерно управлять’ было сродни тому, чтобы попросить человека не дышать всего-то коротких десять минут. “Просто кому-нибудь позвони”.
“?‘Кому-нибудь’? Дженсен, ты хочешь сказать, что у меня нет друзей. Это не совсем правда, но кому ты хочешь, чтобы я позвонила, чтобы начать жизнь под лозунгом живем – балдеем? Таким же студентам – ботаникам, которые так же погружены в исследования, как и я? Мы учимся на курсе биоинженерии. Это, знаешь ли, особо не располагает к развитию личных отношений”.
Он закрыл глаза, потом уставился в потолок, пока его, кажется, не посетила какая-то идея. Когда он снова посмотрел на меня, его брови взлетели вверх, а глаза наполнились надеждой и непреодолимой братской нежностью. “Как насчет Уилла?”
Я выхватила из папиных рук нетронутый бокал с шампанским и проглотила его залпом.
Мне не нужно было повторять дважды. Уилл Самнер был лучшим другом Дженсена в университете, бывшим папиным интерном и объектом всех моих подростковых фантазий. В то время, когда я была дружелюбной, маленькой сестренкой-ботаником, Уилл был гением-плохишом, с изогнутой улыбкой, проколотым ухом и голубыми глазами, которые гипнотизировали каждую девушку, попадающуюся ему на пути.
Когда мне было двенадцать, Уиллу – девятнадцать, он приехал к нам домой с Дженсеном на несколько дней на Рождество. Он был пошлым, и от того еще более привлекательным, играл на своей бас-гитаре в гараже с Дженсеном, и на протяжении всех каникул, игриво флиртовал с моей старшей сестрой Лив. Когда мне было шестнадцать, он только окончил колледж и прожил с нами целое лето, работая с моим папой. Он источал такое неприкрытое, сексуальное обаяние, что в попытке унять возникающую от его присутствия тянущую боль, я отдала свою девственность неуклюжему и незапоминающемуся однокласснику.
Я была абсолютно уверена в том, что моя сестра, по меньшей мере, с ним целовалась, кроме того, Уилл для меня был слишком взрослым, но за закрытыми дверями, и в потаенных глубинах своего сердца, я признавала, что Уилл Самнер был первым парнем, с которым мне хотелось бы поцеловаться, и первым парнем, который в темноте моей комнаты, заставил меня запустить
