Едва вступил хор, музыка оборвалась; купольную аудиосистему заглушил входящий сигнал.
– Передача с Фомальгаута.
– К приему готов.
– Пожалуйста, используйте видеорежим. Десять секунд до начала.
– Спасибо.
На большом экране появился текст – ответ плазменной ИИ-системы, сгенерированный днем раньше.
ОБЪЕКТ: РАЙБИС РОММИ
РЕЗУЛЬТАТ АНАЛИЗА: THANATOUS
РЕКОМЕНДАЦИИ: ИЗБЕГАТЬ ЛЮБЫХ КОНТАКТОВ
ЭТИЧЕСКИЙ ФАКТОР: НЕ УЧИТЫВАТЬ
**СПАСИБО**
Моргнув, Макуэйн машинально проговорил: «Вам спасибо». До этого он имел дело с Плазмой всего один раз и забыл, как она лаконична в своих ответах. Экран потух; передача закончилась.
Он не был уверен, как понимать слово «thanatous»; видимо, что-то связанное со смертью. Это значит, что она умирает, думал он, запрашивая определение в планетарной справочной базе. Что умирает, или может умереть, или близка к смерти, а это все мне и так известно.
Однако он ошибся. Слово означало «смертельный», «причиняющий смерть».
Смертельна, подумал он. Между смертью и смертельностью громадная разница. Неудивительно, что система исключила этический фактор.
Да она же просто убийца, понял он вдруг. Что ж, потому консультации Плазмы и стоят так дорого. Получаешь не ложный ответ, высосанный из пальца, а чистую истину.
Макуэйн все еще пытался успокоиться, когда зазвонил телефон. Он уже знал, кто это.
– Привет, – дрожащим голосом произнесла Райбис.
– Привет, – сказал он.
– У вас случайно не найдется «Утренней грозы» от «Силестиэл Сизонингз»? Чая в пакетиках?
– Что?
– Когда я готовила для нас бефстроганов, я, кажется, заметила у вас пачку «Утренней грозы»…
– Нет, – перебил он. – Не найдется. Кончился.
– С вами все нормально?
– Просто устал, – ответил Макуэйн. И подумал: а она ведь сказала – «для нас». Она и я теперь «мы». Когда это произошло? – спросил он себя. Вот что имела в виду Плазма; система все поняла.
– А хоть какой-то чай у вас есть?
– Нет, – сказал он.
Внезапно ожила аудиосистема и заиграла запись, прерванная передачей с Фомальгаута. Пел хор.
Девушка в трубке захихикала.
– Фокс балуется фонограммами? Тут тебе сразу и хор, целая тысяча…
– Это Малер, – оборвал ее Макуэйн.
– А вы не могли бы заглянуть и составить мне компанию? – спросила Райбис. – Мне тут совсем нечем заняться.
После паузы он произнес:
– Хорошо. Мне надо кое о чем с вами поговорить.
– Я читаю одну статью в…
– Поговорим, – перебил он, – когда я буду у вас. Ждите через полчаса.
Когда он явился в купол, девушка сидела в темных очках на кровати и смотрела по телевизору мыльную оперу. С его последнего посещения ничего не изменилось, разве что тухнущая еда в тарелках да жидкости в чашках и стаканах выглядели ужасней прежнего.
– Вам стоит это посмотреть, – объявила Райбис, не поднимая глаз. – Хотя ладно, я сама вам все расскажу. Бекки беременна, но ее парень…
– Я принес вам чаю.
Он выложил четыре чайных пакетика.
– А можете передать мне крекеры? На полке над плитой целая упаковка. Время принимать лекарство. Мне легче глотать их с едой, чем с водой, потому что, когда мне было три годика… вы не поверите. Отец учил меня плавать. У нас тогда было много денег; мой отец был… ну, он и сейчас жив, хотя не слишком-то часто дает о себе знать. Он травмировал спину, когда открывал раздвижные ворота в одном жилищном комплексе, где…
Она замолкла; ее внимание вновь было поглощено телевизором.
Макуэйн расчистил себе место на стуле и присел.
– Этой ночью мне было ужасно тоскливо, – сказала Райбис. – Чуть вам не позвонила. Я все думала об одной моей подруге, ей сейчас… ну, мы с ней одногодки, но у нее рейтинг 4C по нормативам трудовых движений, в том числе по частоте призматических флуктуаций, или как их там. Ненавижу ее. В моем-то возрасте! Представляете?
Она рассмеялась.
– Вы давно взвешивались? – спросил он.
– Что? А, с весом у меня все в порядке. Это легко определить. Надо зажать пальцами кожу у плеча. Я проверяла, у меня есть еще жировая прослойка.
– А на вид исхудали, – сказал Макуэйн и положил ей руку на лоб.
– У меня жар?
– Нет.
Он все держал ладонь у нее на лбу, повыше темных очков, ощущая гладкость и влажность кожи. Вот здесь, подумал он, в миелиновой оболочке нервных волокон, завелись склеротические бляшки, которые ее убивают.
Тебе полегчает, когда она умрет, сказал себе Макуэйн.
Райбис с сочувствием проговорила:
– Не расстраивайтесь. Я поправлюсь. Медслужба сократила мне дозировку васкулина. Принимаю теперь ter in die – три раза в день вместо четырех.
– Вы знаете все медицинские термины.
– Приходится. Мне выдали справочник лекарств. Хотите взглянуть? Он где-то здесь. Посмотрите вон под теми бумагами. Я искала что-то, а потом наткнулась на адреса старых друзей и села писать им письма. Избавлялась тут от всякого барахла. Видите? – Он посмотрел в указанную сторону и увидел кучу бумажных мешков, набитых скомканными бумажками. – Писала вчера часов пять, сегодня продолжила. Поэтому мне и захотелось чаю; может, сделаете мне чашечку? Сахару не жалейте, а вот молока совсем капельку.
Пока он заваривал чай, в голове у него вертелись обрывки одной из доулендовских песен в обработке Линды Фокс.
– А сериал очень хорош, – сказала Райбис, когда мыльную оперу прервала реклама. – Можно я вам расскажу про него?
Вместо ответа он спросил:
– Вам понизили дозу васкулина. Значит ли это, что вы идете на поправку?
– Видимо, очередная ремиссия.
– И сколько она может продлиться?
– Довольно долго, наверное.
– Ваше мужество меня восхищает, – сказал Макуэйн. – Я ухожу. Это был последний раз, больше я не приду.
– Мужество? – отозвалась она. – Спасибо.
– Я больше не вернусь.
– Когда не вернетесь? Сегодня?
– Вы носитель смерти. Болезнетворный организм.
– Ну а если все-таки без шуток, – проговорила она, – то я хочу надеть парик. Не могли бы вы подать мне светленький? Он где-то здесь – может, вон под теми вещами в углу. Там, где красная кофта с белыми пуговицами. Одной не хватает, надо бы пришить – если еще найду.
Макуэйн разыскал ее парик.
– Подержите зеркальце, – попросила она, пристраивая парик на голове. – Как думаете, я заразна? Медслужба уверяет, что на этой стадии вирус пассивен. Я вчера разговаривала с ними больше часа; мне дали специальные указания.
– Кто обслуживает ваши финтифлюшки? – спросил он.
– Финтифлюшки?
Она уставилась на него из-за темных очков.
– Делает вашу работу. Отслеживает входящие данные. Записывает их, транслирует. Вы для этого здесь сидите.
– Все стоит на автомате.
– У вас сейчас горит семь сигнальных лампочек, причем все мигают красным цветом. У них должен быть звуковой аналог, его уже не проигнорируешь. Сигнал поступает, но не записывается, и вас пытаются известить.
– Ну что ж, не повезло им, – проговорила Райбис вполголоса.
– Приходится считаться с вашей болезнью, – сказал он.
– Да, именно так. Еще как приходится. Но можно и без меня; вы ведь, по-моему, получаете примерно то же самое, что и я? И, в принципе, моя станция дублирует вашу?
– Нет. Это моя вашу дублирует.
– Да какая разница. – Она отхлебнула чаю из поднесенной им кружки. – Очень горячий. Пусть пока остынет.
Райбис потянула дрожащую руку к прикроватному столику; кружка выпала, и чай расплескался по пластиковому полу.
– Боже, – в бешенстве выдавила она. – Ну сколько можно, сколько можно-то. Сегодня все наперекосяк. Проклятье.
