оттенок.
– Ты поедешь в Ладлоу, – сказала она, – уверена, тебе там понравится.
– А почему так неожиданно? – спросила я, уже привыкнув, что на все есть свои причины.
– Твой отец находит, что для тебя так лучше. Ладлоу – это замок для особо значительных персон. Там очень красиво. Когда в Ладлоу жил твой дядя Артур, он был принцем Уэльским. И тебе отец собирается дать этот титул.
Мне было приятно это слышать, тем более после того тревожного ощущения, которое вызвали во мне почести, коих был удостоен Генри Фитцрой.
– С тобой поедет твой двор. Все будет так же, как здесь.
– А вы, миледи?
Она плотно сжала губы – видно было, как ей тяжело.
– Я, разумеется, останусь здесь, при большом дворе. Но мы будем часто встречаться. Отец настаивает на твоем немедленном отъезде.
– Это означает, – сказала графиня, – что король объявляет вас принцессой Уэльской.
– То есть наследницей престола?
– Безусловно.
– Может быть, он понял, что людям не понравилось, что он оказывает почести Генри Фитцрою?
– О нет, это пустяки. Ваше достоинство они не унижают. Вы его законная дочь, и все это знают. А теперь нам нужно поскорей собраться в дорогу.
Мои родители и весь королевский двор сопровождали нас до Лэнгли в графстве Хафедшир. Между отцом и матерью чувствовалась напряженность. Отец неестественно смеялся. Когда мы прощались, он назвал меня своей принцессой, принцессой Уэльской.
Графиня заметила, что впервые этот титул был дарован особе женского пола. Моя мать ласково улыбнулась на прощанье, но скрыть свою печаль ей не удалось – мне хотелось броситься к ней, защитить, разделить с ней ее боль, только бы она рассказала мне, что ее так мучит.
Наконец, они уехали, а я со своей свитой продолжала путь в Ладлоу.
Вокруг действительно было очень красиво. Замок находился недалеко от прелестного городка, и, когда мы проезжали через него, люди вышли на улицы, чтобы приветствовать свою принцессу.
Графиня сообщила, что в связи с моим теперешним высоким положением двор мой теперь будет более многочисленным.
Мне это все нравилось. Глупо переживать, говорила я себе, по поводу какого-то маленького бастарда Фитцроя, не мог же отец ставить его выше только потому, что он – мальчик. Народ любит меня, иначе не стал бы кричать: «Боже, храни нашу юную принцессу!»
Замок, представлявший собой выдающийся образец норманнской архитектуры, был построен вскоре после норманнского завоевания архитектором Роджером де Монтгомери. Правда, с этим замком были связаны некоторые печальные события. Здесь жил после смерти своего отца маленький Эдуард V. Здесь же его провозгласили королем, а тремя месяцами позже он оказался в Тауэре вместе со своим младшим братом герцогом Йоркским, где и был убит, как говорят, родным дядей – Ричардом III. Зная эту грустную историю, я часто думала, находясь в этих стенах, о судьбе невинного ребенка и о тех людях, способных на все, чтобы отобрать корону у наследных принцев.
Первый муж моей матери жил здесь с ней пять месяцев и здесь же скончался. Я старалась представить себе молодую девушку, привезенную сюда из родной Испании. Как она жила среди чужих людей, юная вдова, одинокая и несчастная, пока мой отец, как сказочный рыцарь, не спас ее, сделав своей женой.
И вот теперь здесь жила я, не совсем понимая, чем заслужила такое возвышение и столь пышный двор. К счастью, я не ведала, что у Генри Фитцроя двор гораздо пышней.
Это был мой первый опыт управления маленьким государством – я чувствовала себя королевой в миниатюре. Мне подавали прошения, я председательствовала в Совете. При мне постоянно находилась графиня, учившая, как выступать в Совете, как обходиться с теми, кто приходил с какой-то просьбой. На книги времени теперь не оставалось – я изучала другую науку.
Мой двор включал в себя официальных лиц, число которых было весьма внушительным: главный управляющий, камергер, казначей… И еще пятнадцать придворных дам самого высокого происхождения, находившихся под началом графини Солсбери. Она руководила нами всеми, и чуть что мне было неясно, я бежала к ней за советом.
Я понемногу забывала свое разочарование в императоре, хотя в глубине души все еще надеялась, что он женится на мне. Но главное, я наслаждалась своим новым положением.
Как прекрасно было сбросить с себя бремя Людовикуса Виваса с его мучительными зубрежками и бесконечными запретами! Единственное, чего мне недоставало, – это общества матери. Мне оставалось только рисовать в своем воображении ее жизнь здесь, в этом дворце, в этом парке, но трудно было представить себе тот мир, в котором тебя не существовало.
Наступило Рождество. Я, конечно, была в центре внимания и не скрывала, что мне это очень нравилось.
Графиня от души радовалась тому, что я весела и счастлива. Но нет-нет во мне закрадывалось тревожное чувство, будто она от меня что-то скрывает.
И вот в марте графиня пришла ко мне со словами:
– Пожалуйста, принцесса, не говорите больше об императоре так, как раньше.
– Но я все еще думаю о нем.
– Однако вы понимаете, что помолвка была на самом деле актом межгосударственных отношений,
