10
Мы бегали по разным платформам, пока не услышали объявление: «Внимание! На десятом пути заканчивается посадка на европейский экспресс Базель — Париж. Просим пассажиров зайти в вагоны и закрыть двери».
Мы помчались на десятый путь. Там стоял поезд благородного синего цвета. Едва мы забрались в вагон, как автоматические двери захлопнулись.
Этот поезд оказался ещё элегантнее скоростного до Базеля. Сиденья тут были широкие и удобные, подголовники обтянуты белыми покрывальцами, на полу даже в проходе лежал пушистый ковёр. Я побежал под трубой отопления, а вот Вильгельм, поражённый роскошью, пошёл посреди прохода, пока на него чуть не наступил человек. Мужчина испугался и закричал: «Мышь! Осторожно! В поезде мышь!»
Кто-то позвал кондуктора. Из всех купе выходили люди. Вильгельм сидел посреди прохода, словно окаменев.
— Вперёд! — крикнул я. — Быстро!
Я забежал в купе и юркнул под сиденье. Наконец Вильгельм последовал за мной. Мы забились в самый дальний угол.
Прибежал кондуктор, и мужчина рассказал ему, что только что видел мышь. Мышь, мол, такая наглая, сидела прямо в проходе на самом виду.
Кондуктор не знал, что и делать:
— Я никогда в жизни не ловил мышей.
В конце концов он позвал начальника поезда.
Пришёл начальник поезда с красной кожаной повязкой на рукаве — сразу видно: человек важный.
— Что? — воскликнул он. — Мышь в поезде? Это просто невозможно. Да как же она сюда заберётся? Я двадцать лет работаю на железной дороге и ещё ни разу не видел мыши в пассажирском поезде.
Начальник поезда приказал кондуктору заглянуть под сиденье и проверить, есть ли там мышь.
Мы увидели сначала два колена, потом огромную ладонь, опёршуюся об пол, и наконец — голову, лицо кондуктора, красное и перекошенное. Он смотрел на нас, мы — на него.
— Обалдеть! — сказал кондуктор, и его красное лицо исчезло из поля зрения. — Там действительно сидят две мыши.
— Поймать! — приказал начальник.
— Поймать, — повторил кондуктор, — есть поймать. — И красное лицо снова появилось перед нами.
Огромная ладонь потянулась ко мне. Я лишь слегка отодвинулся в сторону, и рука промахнулась. Каким же неуклюжим оказался этот человек. Он снова попробовал схватить меня, и снова мимо.
— Скотина! — выругался кондуктор. — Маленькая чёртова скотина!
Он лёг на пол, чтобы было сподручнее нас ловить.
Я прошептал на ухо Вильгельму:
— Смотри, когда он попробует схватить тебя, прыгай влево, а я брошусь прямо ему в лицо. Нападение — лучшая оборона.
Кондуктор лежал на полу. Его окружало множество ног. Он набрал воздуху, сосредоточился и резко вытянул руку к Вильгельму. Но тот был быстрее, отпрыгнул в сторону, а я бросился прямо на красное, потное лицо. Он в ужасе отпрянул, громко ударился головой о край сиденья, заорал: «О-о-й!» — и вскочил на ноги.
— Эта мышь хотела меня укусить! — кричал он. — Она бешеная. Это заразно!
Все люди выбежали из купе и заперли дверь снаружи.
Мы с Вильгельмом вышли из-под сидений. За дверью с прозрачным окошком толпились люди, одни мужчины, и глазели на нас.
— И что таперича делать-то? — спросил Вильгельм.
— Да пускай пялятся, — ответил я. — Может, они мышей никогда не видели. А мы пока приляжем под сиденьями и немножко поспим.
Мы опять забрались в угол и растянулись на мягком ковре. Вильгельм беспокойно ворочался с боку на бок. Я быстро уснул.
11
Attentionici Paris, Gare de VEst» [1].
— Ужо! — крикнул Вильгельм. — Идут!
И правда — в купе вошли два живодёра мрачного вида. Они вынули газовые баллончики и начали опрыскивать наше купе. Вот это и была пресловутая химическая дубина.
— Быстрей! — крикнул я Вильгельму. — За мной! Я знаю, куда бежать.
Я забрался в вентиляционную трубу. Обернувшись напоследок, я видел, как живодёры захлопнули дверь снаружи, а по купе расплывались голубоватые облака отравы.
Мы поспешно выбрались из вагона и сначала спрятались под перроном.
Когда стемнело, мы покинули вокзал.
Перед нами раскинулась широкая, ярко освещённая улица, французы называют такие улицы бульварами.
Так вот какой он, Париж — город, о котором так много рассказывал Изегрим.
— Во где рай-то мышиный, — восторженно произнёс Вильгельм.
Мы тихонько побежали вдоль стен домов. На широком тротуаре стояли столики и стулья летних кафе и ресторанов. Люди сидели на тёплом ветерке, ели и пили.
В первый же вечер мы заметили одну привычку французов, которая нас просто восхитила. Французы имеют обыкновение в любое время суток есть длиннющие булки, называемые багетами. Причём они непременно отламывают кусочки от этих багетов, а не режут ножом. Так вот эти багеты и привычка ломать хлеб созданы будто специально для мышей — ведь при такой манере, естественно, сыплется множество крошек.
— Ежели покумекать, — сказал Вильгельм, — то хлеборезки по умыслу так сделаны, чтоб нам мышам вредить.
И тут я с ним полностью согласен.
У французов есть и ещё один удивительный обычай: на десерт у них всегда сыр — самых разных сортов, вытянутый, круглый, овальный, сыр с плесенью и без, сыр с перцем, с лаврушкой, с тмином.
Названия всех этих сортов сыра мы узнали от Пьера, который подразделял их на категории: (сойдёт), (хороший), (очень хороший) и (превосходный).
Пьер был коренной парижской мышью. Мы познакомились с ним возле ресторана («Три мушкетёра»). Пьер передвигался по бульвару с величайшей самоуверенностью. Он часто повторял: «Не бежать, а шагать. Люди замечают то, что быстро движется. Но если идти спокойно, они не обратят на тебя внимания».
Так что Пьер неторопливо прогуливался среди людей от ресторана к ресторану, постоянно выискивая деликатесы — ведь крошки багетов, что сыпались на каждом углу, он считал лишь гарниром. Любимыми блюдами Пьера были паштет из
