Наконец он въезжает в Полутуннель, минует его, и вскоре скрывается за крутым поворотом. Теперь, переведя дыхание, можно идти следом.
Спотыкаясь, подворачивая ноги, спускаемся к Полутуннелю и входим в него. Посреди дороги разлита никогда не просыхающая зеленая лужа с одинокой лягушкой. Справа, со стороны уходящей к реке осыпи, хилое ограждение из воткнутых в землю арматурин. Я оборачиваюсь назад. Преодоленный спуск кажется зловещей, молчаливой стеной. Как-то мы взберемся сюда на обратном пути!
Под нависшими над головой карнизами вечная тень, сквозит ледяным ветром, хотя солнце уже перевалило за полдень, и на всем остальном пространстве тепло. Слишком тепло для нашего постоянно перегревающегося мотора.
Даем отдохнуть «Чебурашке» и едем дальше. То поднимаемся вверх, то спускаемся вниз почти к самому берегу, то удаляемся от него. Временами кажется, будто река бежит выше дороги. Но это кажется. Просто воде часто приходится перепрыгивать через обточенные за века валуны. Она с разгону взлетает поверх каменной преграды, рассыпает пронизанные веселым солнцем брызги, струйки и белую пену. Акбулак – белый ручей. Не зря его так зовут. А вода в нем холодная, вкусная. На первой же остановке возле берега, мы наклоняемся над ней, набираем в пригоршни этот жидкий хрусталь и пьем, пьем и не можем напиться. От жары можно отдохнуть – над нами благодатная тень прибрежных тополей, магалебки и каркаса - железного дерева. И климат уже совершенно другой, - незаметно мы поднялись довольно высоко.
Проходит два часа, если отсчитывать время от первого подъема на Пальтау, машина подъезжает к домикам егерей. Отсюда начинается заказник, как бы преддверие Чаткальского заповедника. На выгоревшей от солнца доске, прибитой к невысокому столбику, что-то в этом роде написано, но большей части слов уже не разобрать. Шлагбаум поднят, кругом тишина. Видно лесники ушли либо в Бричмуллу, либо по своим делам в горы. Посигналив, и не дождавшись ответа, уезжаем. Впереди мостик через приток Акбулака Саргардон, и еще десять минут езды. Скорость можно прибавить, горы немного разошлись, река мирно шумит внизу, под глинистым, невысоким обрывом с молоденькой арчовой елочкой на самом краю.
Это уже родные места. Здесь знаком каждый камень, известно, что будет за поворотом. Наконец, приближаемся к Большой поляне, где ждет нас густая тень тополей и орешин, где ждут друзья и долгожданный приют.
Заслышав сигнал (на подъезде полагается сигналить), нас бегут встречать загорелые, полуголые люди. Наташу увлекают куда-то подружки, Никита степенно, за руку, здоровается с Алешей Родиным (мальчишек в лагере почему-то немного, больше девочек), а нас с мужем обнимает, тискает и поздравляет с приездом взрослое население Большой поляны – великое акбулакское братство.
Кирилл в последний раз садится за руль. Включает зажигание, и «Чебурашка», совершив какой-то странный рывок, утыкается носом в кусты. На этом мотор умирает. Как-то не по-хорошему умирает, будто навсегда.
Мужчины, сшибаясь головами, тут же лезут выяснять странную немоту двигателя внутреннего сгорания, и через минуту выпрямляются с громовым хохотом:
- Кирилл, водила несчастный! Да у тебя ж маховик слетел!
Нет, каков «Чебурашка»! Ведь не на дороге, не в самых трудных местах сломался, довез до места, остановился, где надо, но не вынес еще одного включения и…
Целый месяц потом, в определенное время, бедный Кирилл Владимирович миллиметр за миллиметром высверливал вручную, коловоротом, в неподатливом, толстом железном диске новые отверстия вместо сорванных штифтов, загонял в них, какие нашлись, куски толстых гвоздей. Временно, только бы доехать обратно до Ташкента.
Но задуманное как временное часто становится постоянным. Так мы потом на этих гвоздях и ездили много лет пока не пришла пора нашему дорогому автомобилю рассыпаться на запасные части.
ЛОВИСЬ РЫБКА БОЛЬШАЯ И МАЛАЯ
Мне придется часто говорить о рыбалке. Рыба была важным подспорьем в нашем ограниченном рационе. За мясом каждый раз в Ташкент не поедешь, а тушенка, в конце концов, приедалась. В Акбулаке и Тереклисае в те годы водилась крупная рыба маринка, в Саргардоне – мелкие, но необычайно вкусные османчики, двоюродные племянники форели.
Заядлых и удачливых рыболовов на первых порах было двое – Вадим Борода и Саша Безбородько. Оба работали в одном отделе проектирования крупных гидротехнических сооружений, оба были ведущими инженерами, и с давних пор дружили семьями.
Одно их различало: Вадим носил бороду постоянно, и фамилия его была Скворцов; Саше, в связи с фамилией, бороды не полагалось, но на Акбулаке он ее неизменно отращивал. Борода его носила, так сказать, сезонный характер. Таким образом, на рыбалку ходили двое бородатых, могучих по телосложению мужиков, а вот уловы у них получались не всегда одинаковые. Бороде больше везло. Он знал особенные рыбные места, и молчал, как убитый, когда его начинали про них расспрашивать.
Однажды (в более позднее время), был такой случай. Вадиму никак не давали отпуск. Он вывез и обустроил на Большой поляне жену и дочку Таню, сам каждую неделю приезжал на отдых под вечер с пятницы на субботу, а в воскресенье засветло уезжал.
В тот год лагерь был особенно многолюдный. На поляне стояло восемь или девять палаток. Возле врытого в землю длинного, сбитого из досок стола вечно колготились институтские дамы, занятые стряпней (в их компании я была единственным гуманитарием); на песчаном, нешироком пляже возились дети. Мужчины, кто занимался заготовкой дров, ломал сушняк, кто просто сидел на бревне возле берега и смотрел на быстро текущую прозрачную воду… Словом, все были при деле.
Вадим приехал около пяти часов вечера. Разгрузился, раздал всем, кто, что заказывал привезти из Ташкента, главным образом, сигареты и хлеб, огляделся.
- А рыба где?
Рыбы не было. Обычно к пятнице Саша успевал наловить садок маринки, а в этот раз не получилось.
- Саша, - обратился к другу Вадим, - ты что, просидел весь день на этом бревне?
- Я забросил пару раз, - лениво ответил Саша, - не клевало.
- Не клевало! Обленились, черт бы вас побрал. Сидят целый день и ждут: Вадим приедет, Вадим наловит, сам почистит, сам пожарит…
Злющий, ворчливый, схватил Борода удочку, сумку, сорвал с дерева горсть дикой вишни магалебки (маринка хорошо ловилась на вишню) и ушел из лагеря. Все видели, как он отправился вверх по течению. Мужчины проводили его виноватыми глазами.
Вдруг вскочил Никита, сдернул с протянутой веревки куртку, схватил удочку, бегом вскарабкался на откос, прикрывающий поляну от посторонних глаз, и ушел вниз по течению.
Да, за рыбкой приходилось ходить. Казалось бы, что стоит забросить удочку прямо с нашего пляжа. И таскай себе маринку за маринкой. Ан, нет. Никто, никогда, ни в какие года, ничего здесь
