И тут с пугающей ясностью Саймон понял, что его отец вот–вот умрет. Выпрямившись, он приготовился к тому, что сейчас произойдет. Но ничего не происходило. Ничто не менялось. Двое взрослых людей возобновили беседу, затем снова замолчали, и Саймон отчаянно заскучал. Он плюхнулся в предназначенное для него кресло и начал игру. Его команда была синей, противники — фиолетовыми. Его команда начала игру в одном углу доски, питаясь, делясь и размножаясь, пока не столкнулась с фиолетовыми шариками: тогда Саймон начал сражаться за жизненное пространство и возможность получить как можно больше синих.
Когда Саймон наконец поднялся с кресла, отец уже шел по направлению к роверу. Саймон ни разу в своей жизни не видел, чтобы кто–нибудь так быстро двигался в скафандре. Лилли пропала. Куда же она подевалась? Но тут камера шлюза начала вращаться; Саймон отложил игру и снова сел в кресло, не отрывая глаз от дверцы в дальнем конце кабины.
Даже после тщательной очистки скафандр женщины все еще пах пероксидами и древней пылью. Она вошла в кабину с улыбкой, держа шлем под мышкой. Женщина была симпатичной. Кожа у нее была смуглее, чем у большинства людей, которых мальчик видел прежде. Здесь, в рубке, ее голос звучал тепло, по–доброму, необычно, а первые ее слова, обращенные к Саймону, были:
— Похоже, ты умный и славный молодой человек.
Ему нравилась эта женщина.
— Саймон. Какое чудесное имя, — сказала она.
Он кивнул и улыбнулся ей в ответ.
— Твой отец много рассказывал мне о тебе, — продолжала она. Затем выражение ее лица вдруг изменилось, и она добавила: — Знаешь, он ведет себя очень неразумно.
Камера шлюза снова пришла в движение.
— Саймон, — снова начала женщина. — Тебе кто–нибудь рассказывал о Зоопроекте?
Мальчик кивнул не задумываясь. К счастью, да, он действительно слышал об этих людях, занимавшихся всяческими букашками.
— Мама мне про них рассказывала.
Лилли промолчала.
— У них добрые, отзывчивые сердца, они неравнодушные.
— Полагаю, мы такие и есть, — медленно ответила женщина, а потом добавила: — Хотелось бы думать, что мы делаем нечто хорошее. Спасаем тех марсиан, кого можем спасти, — прежде чем их мир исчезнет навсегда.
— Марс не исчезнет, — возразил Саймон.
— Но исчезнут их места обитания. Одни раньше, другие позже.
— Но мы ведь тоже марсиане. — Мальчик повторил то, что слышат от каждого второго взрослого.
— Вот только первыми здесь были местные микробы, — напомнила она.
Саймон пожал плечами. Он не знал, действительно ли это так важно.
— Они находятся под нами, прямо здесь, — начала объяснять женщина.
В герметичном шлюзе мощные струи пара и узконаправленные пылесосы упорно чистили и без того почти стерильный защитный костюм отца.
— Под нами находится чудесная страна, Саймон. Настоящий рай, — быстро и серьезно говорила Лилли. — Тепло, проточная вода, питательные вещества, плюс трещины в породе, где преимущественно растут и размножаются тысячи местных видов. Псевдоархеи и нанобактерии, вирусные цисты и, возможно, крупнейшая популяция охотничьей плесени из всех известных. То, чем я занимаюсь, — марсианский эквивалент дождевых лесов. Это изумительное сокровище, уникальное для Вселенной. А знаешь ли ты, что с ними скоро произойдет?
Некоторые слова Лилли казались бессмысленными, но одно пробудило любопытство Саймона, а потому он спросил:
— А что такое дождевой лес?
Лилли помедлила с ответом.
— А сам ты как думаешь?
— Это там, где вода падает на деревья? — предположил он.
— Так и есть.
— Все время.
— Да, там часто идут дожди.
— Но ведь это ужасно, — сказал он.
Наконец процесс чистки завершился, и внутренняя дверь шлюза распахнулась. Отец быстро вошел в помещение; не снимая перчаток, отстегнул шлем; его глаза были расширены, губы сжаты в твердую тонкую линию.
— А мы тут говорим о дождевых лесах, — доложил Саймон. Затем обратился к своей новой подруге с вопросом: — Как деревья могут расти под льющейся водой?
— Все совсем не так, — быстро проговорила она и обернулась к отцу. — Привет, Джон. Есть ответ от адвокатов?
— Еще нет. — Отец умолк, потом медленно спросил сына: — О чем еще вы разговаривали?
— Ни о чем, — ответила Лилли.
— О Зоо, — поправил ее Саймон.
— Да, о Зоопроекте, — согласилась она. — Я лишь поинтересовалась у этого молодого человека, что ему известно о моей работе, и он сообщил мне, что, по словам его матери, я слабая, но у меня доброе сердце.
Разве он это ей говорил?.. Саймон был в этом вовсе не уверен.
Отец по очереди заглянул в лица Саймона и Лилли.
— Вот и все, — весело произнесла Лилли.
Скафандр отца сверкал чистотой. Сам отец выглядел разгоряченным, и это было непонятно. Саймону даже показалось, что он устал, хотя сегодня они еще ничего не делали.
Наконец сдавленным, еле слышным голосом отец произнес:
— Не надо.
Саймон не понял, кому из них двоих он это сказал.
Может, это «не надо» предназначалось ему самому?
— Почему это? — напряженно, почти зло спросила отца Лилли. — С чего бы мне вообще думать об этом? У меня ведь такое благородное, доброе сердце, я даже бактерии не могу пожелать зла, не говоря уж о других.
Лилли по–прежнему нравилась Саймону, но взрослые люди бывают очень странными. Неужели Лилли — одна из таких странных взрослых?
Теперь взрослые молчали, даже не глядя друг на друга. Казалось, пол — это самое интересное место в рубке; какое–то время они смотрели в пол пустыми глазами, сжав губы и учащенно дыша.
Чтобы нарушить это молчание, Саймон объявил:
— А я сегодня держал в руках Зерно. Папа мне разрешил.
Но и теперь никто так и не заговорил.
— Зерна — это механизмы, — сообщил мальчик. — Они взрываются как бомбы, очень мощные, а если внутрь заглянуть? У них там маленькие мешочки, и эти мешочки выбрасываются в яму, которую делает бомба, а в них полно хороших молодых букашек, которые умеют делать самые разные удивительные и важные вещи. Они быстро растут, и у них появляются маленькие, крошечные корни, по которым, как по проводам, передается энергия, и благодаря этим корням можно быстро разогреть поверхность и изменить скалы так, чтобы живые существа, такие как мы, были счастливы.
Внезапно Лилли произнесла одно ужасное слово.
Отец, стоявший позади Лилли, положил руку на ее закованное в скафандр плечо.
— Не трогай меня, Джон.
Тогда отец сказал:
— Оставь нас в покое, Лилли.
Всего пять негромких слов. Но Саймон никогда не слышал, чтобы кто–то говорил с такой злостью.
— Надень шлем
