а брызгами из пульверизатора. Боль и холод постепенно покидали измученное тело, страх падения уступил место покою. Ветер шуршал в высокой осоке вокруг, руки заносил нежный и теплый песок, слышался легкий плеск воды неподалеку, а еще мерный, чуть слышный деревянный скрип время от времени.

Когда Маша решилась пошевелить руками, она почувствовала, что между пальцев, там, где была тесемка, еще чувствуется что-то вроде волоска. Девочка поднесла руку к глазам. От тесемки Заклинания остались лишь лохмотья, да и те быстро таяли в воздухе. Только одна нить, красная и блестящая, истончалась, становилась жесткой, как леска. Она словно прилипла к пальцам, казалось даже, что врезалась в кожу, только было совсем не больно.

Убедившись, что от красной нитки не избавиться, Маша решила осмотреться. Она села с трудом – у нее больше ничего не болело, однако по всему телу разливалась истома, больше всего на свете хотелось сладко, с хрустом потянуться, а потом лечь, свернуться клубочком, чтобы теп лый песок продолжал заносить ее с головой, словно одеялом… Но какой бы соблазнительной ни была мысль отдохнуть, глупо было спать в незнакомом месте, не изучив его. Пока девочка сидела, она видела только высокую осоку. Настолько высокую, словно Маша вновь стала белкой. В памяти всплыло последнее превращение, голова снова закружилась, и девочка поспешно встала, чтобы избавиться от этого ощущения.

Вокруг не было ничего, кроме осоки. Небольшой луг, покрытый только травой и песком. За осокой виднелась вода, а над ней поднимались клубы не то тумана, не то пара, словно Маша стояла на кусочке сахара в чашке с горячим чаем… Из-за тумана не было видно, есть ли другая земля или весь этот мир покрыт водой и туманом. Хотя девочка поворачивалась, она не могла определить источник деревянного поскрипывания. Только когда она замерла, всматриваясь в клубы пара, скрип стал громче, отчетливее, и на землю упала большущая тень. Маша обернулась. Прямо за ней выступила из тумана старая деревянная мельница, высотой с трехэтажный дом. Она выглядела неправильной – лопасти были непропорционально большими, они едва не чиркали по земле с каждым поворотом. Сразу за лопастями виднелась дверь, а к ней простая лестница – три грубо сбитых дощечки, подпертых кирпичами.

Маша еще раз огляделась по сторонам. Медленно обошла мельницу. Ничего. Только пятачок земли, поросший травой, да вода, да туман. Осока росла прямо из воды. Что-то в этом было неестественное, неправильное, как и в мельнице. Девочка дотронулась до воды, та была теплая, почти горячая, как в ванне. Маша долго всматривалась в нее, смотрела за шевелением травинок на дне, и тут до нее дошло, чего не хватает – жизни. Не суетились водомерки, не шныряли пескари, не было ракушек, не видно ни муравья, ни мошки… Не было и птиц. Остров был мертвым. Маша поднесла мокрые пальцы и осторожно лизнула их – вода была соленой, как морская. Ей показалось, что за туманом она увидела линию горизонта…

– Значит, кроме мельницы, здесь ничего нет, – догадалась девочка.

Пришлось вернуться к мельнице и осмотреть ее повнимательнее. Кроме двери, ничего занимательного в ней не было, а войти внутрь трудно – громадные лопасти грозили крупными неприятностями. Маша попыталась быстро открыть дверь между взмахами, чтобы проскочить, но та была на жесткой пружине и закрывалась до того, как лопасти мельницы достигали ее. Открыть и держать было опасно – можно потерять руку. Исхитрившись, Маша ударила ногой по грубой лестнице, оттуда выпал один кирпич. Дождавшись очередного маха, девочка открыла дверь и пнула кирпич вперед. Кирпич не дал двери захлопнуться сразу, и лопасть воткнулась в дерево, расщепив его, но остановилась. Скрип прекратился.

Маша пролезла под лопастью, потом протиснулась в приоткрытую дверь и наконец оказалась внутри. Там было темно и тепло, стоял застарелый, но очень легкий аромат сухого зерна и пыли. Лучики света протискивались в щели между грубыми досками стен. Посреди высокой комнаты был большой круглый жернов, механизм от него уходил далеко вверх. Маша задрала голову, чтобы рассмотреть детали, но у нее в глазах помутилось. Вместо жернова и механизма она увидела жирафа. Тот опустил изящную голову и посмотрел на девочку. Потом вдруг побелел и оказался лебедем. Лебедь уменьшился до естественного размера и сказал:

– Ну привет, Сквозняк Мария. Мельница стоит.

– Да, я остановила ее, – губы с трудом слушались ее, Маше казалось, что она спит и видит сон.

– Время, история, жизнь в Великой Спирали стоит вместе с Мельницей.

– Почему?

– Тебе бабушка никогда не говорила: «Перемелется, мука будет»? – лебедь раскрыл клюв, смеясь, и вдруг округлился, вытянулся и превратился в Машину бабушку. Ситцевый халат в ромашках, загорелая кожа, бело-серебряные волосы, аромат выпечки и ванили…

– Бабушка! – Маша, не задумываясь, бросилась к ней и обняла ее.

– Я могу быть бабушкой, я могу быть мамой, – бабушка постройнела, стала выше, волосы потемнели, Машу поцеловала в макушку ее родная мама, – я могу быть кем угодно, потому что я Сердце Великой Спирали, каждый из ее жителей, любой из живых существ, от мошки до разумного ветра. Я существую в Мельнице Между Мирами, отмеряющей биение Сердца, я вижу и участвую во всех событиях, слышу слова и мысли всех людей, наблюдаю за всеми Сквозняками. Я видела, как бродила по другим мирам твоя бабушка, просыпаясь потом в своей постели, думая, что все это был сон. Я видела тысячи пронзающих Великую Спираль Сквознячков. Я чувствую вечно веющий между мирами Радужный ветер, крутящий Великую Спираль и лопасти моей мельницы…

– Я точно сплю, – Маша выпустила из объятий маму, и та превратилась в Александра Нескучного.

– Нет, девочка, ты не спишь, – строго и вместе с тем устало сказал он. – Представь себе спираль, любую, хоть пружинку из проволоки.

Он взял Машу за руку и чуть дернул за красную нитку, прилипшую к ее пальцам. Кончик нитки скрутился в крохотную спираль, по форме она напоминала веретено.

– Столько колец, столько миров, параллельных друг другу и независимых друг от друга, которых держит одна нить жизни, один пульс, одно Сердце, и крутит без конца Радужный ветер, а что в середине?

– Пусто, – растерянно ответила Маша. Александр прищурился, и девочка смутилась и спросила, – Сердце?

– Конечно. Мельница, которой движет Радужный ветер. Несколько минут назад в одном из миров – родине ветров – едва не погибли все ветра. Представляешь, какие были бы последствия для Великой Спирали? Постепенно один за другим пропали бы ветра во всех мирах, затих бы Радужный ветер, остановилось бы Сердце. Любое твое путешествие имеет значение для Великой Спирали. Возвращение истории в одном мире напомнило о корнях всей Спирали. Ты думала, что вернула всего лишь белую Мя, но словно круги на воде, по всем мирам разошлось напоминание об истории каждого из

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×