Инстинкт взял свое: пока я бежала те мили, мой разум был спокоен, потому что, хоть я и сомневалась во многом в своей жизни, бег туда не входил. Я была хороша в этом. И мне это нравилось. Я чувствовала себя сильной, когда бежала, и безмятежной те несколько минут после тяжёлой пробежки. Во время тех немногих или многих миль мой мир был нормальным.
После пробежки было уже 6:45, когда я вылетела из ванной, одетая, с мокрой головой после душа и обутая. Сновать в трясущейся и старой хижине, никого при этом не разбудив, было очень трудно. Поэтому вместо того, чтобы рыскать по ящикам, я схватила банан с буфета и вылетела за дверь.
Мне нужно продержаться до обеда еще пять часов и шесть миль с одним только бананом. Прекрасное начало первого дня.
Воздух был теплее, чем во время моей пробежки, но холодок остался, из–за чего я захотела накинуть толстовку поверх моей футболки для лёгкой атлетики из школы. Нужно не забыть об этом завтра утром, когда наступит моя вторая смена в эти ужасные часы.
На большой поляне не было ни души, когда я пришла туда. Ни одного живого существа, кроме шумных птичек, не было видно.
Роса на лужайке испарялась от света солнца, создавая при этом покров из тумана, нависший над травой. Я будто шла по облакам.
Я подошла к месту, где вчера сидели Кэллам и команда по рафтингу. Это, казалось, была точка сбора, но она была пуста. И даже моего самого лучшего тренера тут не было. Было уже 6:50. Бен сказал мне прийти в 7:00.
Когда я увидела на экране 6:55, я начала волноваться. Немного.
Прошла ещё минута, и тревога поселилась у меня в животе. И где же Чудо–Мальчик? Я не ожидала, что лучший вожатый в лагере опоздает на свою смену. Даже когда у меня не было ещё ни одной.
В этот момент я заметила, как кто–то неуклюже идет ко мне с другой стороны лагеря.
Кэллам выглядел уставшим, разбитым, будто спал минуты три. Даже отсюда я могла видеть его опухшие глаза и беспорядок на голове. Словно он запустил руку в волосы и максимально быстро взъерошил их.
Пройдя несколько шагов, он вынул из кармана бейсболку и надел на голову. Это скрыло его прическу, но не опухшие глаза и усталый вид.
– Ты, – сказал он. И далее ничего не последовало.
Это звучало как обвинение.
– Ты, – повторила я. Это звучало больше, как подтверждение.
– Вчера тебе следовало упомянуть, что ты – новый вожатый.
Он подходил все ближе, заправляя футболку в штаны.
– Кто–то был слишком занят разговором и прочим.
Он продолжал смотреть на меня, будто ждал чего–то. Я не знала, чего.
– Раньше работала вожатой?
– Нет.
– А вообще работала когда–либо?
Я покачала головой, пытаясь узнать, как смотреть на него, не пялясь при этом.
Он выглядел чертовски хорошо, если не считать причёски.
На нем были холщовые брюки карго, футболка, а поверх нее фланелевая рубашка, выцветшая от многоразовых стирок. Покрытые пятнами ботинки довершали образ Кэллама.
– Тебе 17, так? Идёшь в выпускной класс? – его голос звучал ниже этим утром, наверное, из–за того, что он только проснулся.
– Да и да. К чему ты клонишь?
– Лишь к тому, что я не знаю людей нашего возраста, которые бы никогда не работали.
Если бы его голос был чуть выше, а на лице – ухмылка, я бы восприняла это как оскорбление.
– Ну, я знаю достаточно.
– Держу пари, что да, Санта–Моника.
Кровь внутри закипела. Тот факт, что я никогда не работала, не означал, что я не старалась в других областях.
– Что за намеки, Инглвуд?
Он пожал плечами и двинулся в сторону большого ангара в стороне от столовой.
– О том, что нам нужно над многим работать следующие три недели. Надеюсь, ты быстро учишься.
– Да, – выпалила я, шагая за ним. – Надеюсь, ты достойный учитель.
– Да. Но Бен же уже сказал тебе об этом, да? – он оглянулся через плечо, ухмыльнувшись. – Что я лучший?
– Думаю, он использовал слово беспощадный. Или агрессивный. Не помню.
Он продолжал идти.
– Если ты думаешь, что не сможешь со мной поладить, то Бен будет готов предоставить тебе кого–то милее. Если это то, чего ты искала.
На этот раз я вышла из себя, все ещё следуя за ним.
– Я сумела поладить с людьми и похуже тебя. А вот ты уверен, что поладишь со мной? Или Бену нанять кого–то более покорного?
– Я тоже сумел. И, кроме того, я привык к сильным женщинам.
Он остановился у амбара и вытащил ключи из кармана.
Что я вообще увидела в этом парне?
– Дай угадаю. К твоим надзирателям?
Его взгляд устремился по направлению ко мне.
– К моей маме.
– Оу, – этого я не ожидала.
– Она вырастила меня, что автоматически даёт ей статус сильной женщины. И моего брата, что делает ее также и святой.
Первый ключ, который он вставил в скважину подошёл. А там висело около дюжины ключей без пометок.
– Старший брат или младший?– спросила я, когда он толкнул скрипучую металлическую дверь.
– Старший.
Я стояла снаружи, когда он вошёл в ангар. Там было темно и пахло сыростью.
– По возрасту, может быть. Но ты старше психологически, не так ли?
Огромный рюкзак приземлился около моей ноги с глухим стуком.
– С чего ты это взяла? – его голос будто отразился эхом.
Я отступила в сторону, на случай, если полетит что–нибудь еще, например, острый снаряд.
– Личный опыт.
– У тебя тоже есть старший брат?
Он кинул другую сумку.
– Нет. У меня младший брат. Я просто узнала этот покровительственный взгляд. Я живу с ним.
Я отошла в сторону, когда он выходил из ангара. Казалось, он не знал (или ему было все равно) про личное пространство.
– Твой брат все ещё живёт дома?
– Нет. Он переехал.
Кэллам закрыл дверь и запер ее на ключ.
– Вы все ещё видитесь?
– Да, конечно.
Его плечо поднялось, когда он клал в карман ключи.
– Каждую субботу во время часов посещения исправительных учреждений.
Он ещё раз пожал плечами, но по его голосу я могла сказать, что ему было далеко не так все равно, как он хотел бы показать.
– Надеюсь, ты лучше оберегаешь своего брата, чем я.
Я переминалась, не зная, что сказать. Я никогда не была в ситуации, когда человек сообщал, что его брат в тюрьме.
– Мы все делаем свой выбор,
