Когда речь идёт о поражении, список бесконечен.
– А что значит твое имя, Кэллам? – крикнул муж Мэри Джо.
Я покачала головой и отошла на три шага, чтобы прочистить мозги. Все, что мне надо было сделать, это найти пароль от Wi–Fi и что–нибудь перекусить, вместо того, что бы заниматься чем–то другим.
Кэллам сжал губы и молчал.
–Ты выдал значение ее имени и заставил ее подтвердить его правильность. Перед группой незнакомцев, – мужчина в оранжевом костюме распростер руки. – Справедливо, если ты сделаешь то же самое.
Кэллам продолжал вертеть веслом.
– Я провожу инструктаж.
– Спасательный жилет ты уже показал, а управление веслом и хитрость «плыть по течению» мы уже запомнили, – он указал пальцем на всех людей. – Мы ждём.
Мужчина в оранжевом сдвинул косматые седые брови и продемонстрировал свою готовность.
Несколько криков поддержки послышалось среди сидевших, но Кэллам не собирался сдаваться. По крайней мере, пока не взглянул на меня, я скрестила руки поверх жилета. Скорее всего, я выглядела как сбежавшая душевнобольная в смирительном оранжевом жилете.
Он покачал головой, улыбаясь все это время, и прокричал в толпу:
– Голубь!
– Я их тут не видел, – прокричала один турист среднего возраста с огромным количеством биноклей на шее. Он кивнул на небо.
– В этой части страны нет голубей, – добавил другой турист, у которого было гораздо меньше биноклей на шее.
Кэллам упёр руки в бока и уставился на них так, будто не верил своим ушам.
– Мое имя, – медленно сказал он, – значит «голубь». И вы ошибаетесь, говоря, что их здесь нет. Голуби выносливые и плодовитые. Они могут успешно водиться в любой части страны.
– Голубь? – я сморщила лоб. «Кэллам» не вызывало у меня ассоциации с голубем.
Выражение его лица было очень серьезным.
– Голубь, – пожал он плечами. – Знаешь, распространенный вид птиц, относящихся к голубиным, известный всем своей несносностью и зловредностью.
Кэллам показал руками на себя, словно приводя доказательство.
– Так что, это то, кем я вырос.
В этот раз я засмеялась вместе с остальными.
Смех застал меня врасплох. До этого момента я думала, что летние каникулы я проведу уж точно без смеха. И всего лишь день спустя я уже разрушила эту теорию.
Могу сказать, что он пытался не смеяться, но ничего не вышло. Это было красиво. Один из самых красивых звуков, что я слышала за долгое время. Это был не притворный смех, а настоящий.
– Полагаю, мы – пара птиц, – улыбнулась я ему, задумавшись, оставлю ли я это место в конце лета лишь с деньгами на подержанную машину. Может, я покину его вместе с новым другом. Кэллам идеально подходил: не воспринимал себя серьезно, его юмор не был пошлым, он смеялся больше, чем вздыхал, знал, что такое честность и откровенность. Друг. Никаких сложностей, никакой драмы, никакой все портящей романтики… прямо то, что мне нужно. Друг, который сделает это лето более сносным.
Может, мне не надо было концентрироваться на его плохих сторонах, а искать хорошие. Да, он был привлекателен и, конечно, интересен. И, боже, мне нравился его смех, но это не значило, что я должна была начать с ним встречаться или притворяться, что его не существует. Друг. Думаю, с этим я могу справиться.
Улыбнувшись в ответ, он расстегнул мой жилет:
– Да, но ты – феникс, а я – голубь с вычурным именем.
ЧЕТЫРЕ
Я не чувствовала себя фениксом. По крайней мере, точно не мифической птицей. Восставшая из пепла? Ага, еще в себя не пришла после падения. Но родители не помогут, и шанса воскреснуть у меня не будет.
Если в падении был виноват кто–то другой, разве не он должен был знать обратный путь?
Но я отвлеклась. Люди пялились на меня, а Гарри наблюдал за мной. Он ещё не притронулся к обеду, а остальные туристы уже почти закончили. Некоторые уже даже выбрасывали остатки пищи со своих подносов в мусорное ведро, прежде чем разделить столовые приборы и кружки по соответствующим отсекам.
– Если ты надеешься, что холодным будет вкуснее, то ты глубоко ошибаешься, – я указала вилкой на поднос Гарри и опустила ее на свой поднос. Я попробовала немного пюре, но не была голодна.
– Я жду маму и папу, – он выпрямился на своей скамье. Его взгляд метнулся в сторону двери.
– Они не придут, Гарри. Ешь, – я мяла салфетку на коленях. Я устала говорить брату о жестокой реальности, чтобы у него не возникало ложных надежд. Я устала играть роль родителя, помимо роли старшей сестры, с которой справлялась на отлично.
– Ясно, – проворчал он, отправляя в рот большой кусок. – Ммм, – почти застонал он, – Вкусно.
Гарри никогда особо не любил есть. Даже самую малость. Он был ребенком, которого надо было уговаривать, заставлять или задаривать подарками, чтобы он съел хоть пару кусочков. Когда он только начал ходить, этот процесс был похож на переговоры насчет заложников. Три часа, а попытки увенчиваются крохотной горошиной.
А сегодня? Он мог сравниться с футболистами, вернувшимися домой после двух удачных игр, жадно поедающими все на своём пути.
– Хоть это пюре, ты все еще можешь подавиться им, – стукнула я своей вилкой об его.
– Я умираю от голода, Финикс, – пробормотал Гарри. Он не мог отчётливо произнести эти слова, так как рот его был полон.
– Это ясно.
Я попробовала немного и поняла, что он был прав – было вкусно. Я ожидала, что это будет на вкус как порошок из школьной столовой, но все было хорошо. Напоминало стряпню бабушки на День Благодарения – в желтой лужице масла и густо покрытое сметаной. Я взяла чуть больше.
– Видишь?
Он взялся за ребрышко на тарелке. Оно было темным, явно приготовленным на гриле, и в капельках густого соуса барбекю.
– Неплохо, – признала я, пытаясь не улыбаться, пока он ел ребрышко. Мы не готовили дома пишу, которую принято есть «нецивилизованно». Когда, у вас липкие пальцы, грязные лица и куча костей, оставленных на фарфоровом блюдце. Мама предпочитала употреблять
