Я останавливаюсь на пороге. Потому что в этот момент парень поворачивает голову ко мне и выглядит это жутко. Потому что радужка затоплена черным цветом зрачка. Потому что он под диким кайфом. На макушке волосы встают дыбом. Кажется, будто на тебя смотрят не глаза, а две зияющих дыры.
Понимаю, что это игра моего воображения, но ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.
— Жутко смотрится, да? — тихо произносит Томас, и я с трудом узнаю его голос. Слишком хриплый. Пробирающий до костей своей жутью.
Парень встает. Я вижу, что на его руках появляются огромные черные когти, покрытые чем-то… да не чем-то, а кровью! И то, что встает с кровати — это не Томас. Это порождение дьявола. Потому что у Томаса нет выпирающих наружу ребер, блестящих своей белизной сквозь почерневшую кожу.
— Это я, твой Томми, Ньют, — произносит чудовище. — Не узнаешь?
— Ньют! Очнись, мудень ты! Ньют, ебаный в рот!
Кто-то кричит мне на ухо, потом мне на лицо выливается не просто холодная, а до ужаса ледяная вода. Даже после такого сфокусировать взгляд очень сложно, всё как в тумане, в какой-то дымке.
Чьи-то руки меня обнимают. Поднимают. Кто-то помогает сесть. Дает мне холодную минералку.
И этот кто-то — Томас.
— Ахринеть у тебя приходы, — говорит парень, поддерживая меня, чтобы я не упал со стула. Мы на кухне. Последнее, что я помню, как зашел сюда. А дальше пустота. Видимо, мой мозг опять решил заблокировать данный отрывок времени.
— Что произошло? — спрашиваю у Томаса, который одной рукой держит меня, а другой гоняет по столу мою банковскую карту.
— Тебя накрыло. С кокаина. Вроде нормальная доза, небольшая, но видимо у тебя совсем крыша поехала. Я даже знать не хочу, что тебе казалось.
Недолго думая, я выдаю:
— Ты. Я видел тебя.
— Все настолько плохо? — грустно усмехается Томас.
— Просто отвратительно, — говорю я с ухмылкой.
Парень тихо смеется, а потом в одну секунду становится серьезным.
— Знаешь, я за эту неделю кое-что осознал.
Я вопросительно изгибаю бровь.
— Я не вернусь к Минхо, — тихо и как-то грустно произносит кареглазый. Смотрит на меня, будто ожидая одобрения.
— Дело твое, — я пожимаю плечами и хочу встать, но ноги не держат. Падаю обратно на стул, тут же руки Томаса подхватывают меня. Ну, видимо, теперь его очередь таскать меня на руках как принцессу. От такого сравнения хочется смеяться. Да, совсем принцесса, ростом всего в 180 сантиметров.
— Даже ты умеешь быть слабым, — произносит Томас, кладя меня на кровать в моей комнате.
— Дам в зубы, — тихо шиплю я, укрываясь одеялом с головой. — И не смей ложиться со мной рядом.
Но кто ж меня слушал? Уже во второй раз меня обвивают сзади руки, и теперь мне совсем не хочется отпираться. И не только потому что нет сил.
«Вот так и теряют свою натуральность, да?» — мелькает у меня в голове прежде, чем я засыпаю, чтобы спустя два часа проснуться от ругани, криков и грохота.
========== Часть 9 ==========
Это проверка. Чертова проверка, посреди ночи, когда я лежу в одной кровати с Томасом Флетчером, когда я отхожу от принятого наркотика и меня бьет болезненный озноб. Мне холодно настолько, что зубы стучат друг об друга, но сейчас не до этого. Меня шатает, но Томас ловит меня, когда я начинаю оседать на пол.
— Давай, не время раскисать, у нас по кухне рассыпан кокаин, а проверка в двух шагах от нас.
Эти слова на удивление приводят меня в относительно нормальное состояние. Почему-то я, практически ничего не зная о проверке, одним местом, называемым пятом точкой, чувствую, что ничего хорошего она не сулит. В коридоре слышен шум, все бегут в сторону туалета, в котором я побывал в первый же день. И ведь не удивил же меня тот факт, что в каждой комнате есть сан. узел, но зачем-то еще один сделали в коридоре. Конечно, совершенно ясно, что он нужен явно не для справления нужды, а для того, что сейчас делают несколько сотен учеников на этом этаже. Прячут травку, крэк, ЛСД, кокаин, мет, героин и прочие смеси, приносящие радость.
Мы стремительно заходим на кухню, и Томас тут же начинает сметать все со стола в один пакет. В любой другой день я бы наехал на него за разбазаривание наркотика, который мне еле удалось достать. Такого чистого кокаина нигде почти не найдешь, а тут его варварски сметают со стола. Но, действительно, не время об этом думать. Я бегу в комнату и достаю всё, что лежит в ящике. Вовремя я вспомнил. Представляю лица тех, кто открыл бы ящик и увидел бы его содержимое. Меня либо сразу заперли бы у психолога, либо поместили в мед.корпус, в какую-нибудь изолированную палату для буйных. От таких мыслей у меня вырывается смешок. Правда вряд ли мне будет так же весело, если я попадусь. Вот будет красота: стою я, не до конца отошедший от наркотика, со шприцами и всякими запрещенными веществами в руках, и нервно так хихикаю. Картина маслом. Кто бы там не был в составе проверки, уверен, мой юмор они не оценят.
Томас шутку тоже не понимает, когда заходит в комнату. Он лишь шокировано смотрит на всё, что я держу в руках, и тихо произносит:
— Выкинь это. Утром. Пожалуйста.
В карих глазах явно заметен страх. Даже не так. Ужас. Дикий. Будто я стою с бензопилой в руках, а не с наркотиками.
— Томми, не говори ерунды. Лучше помоги спрятать.
— Я тебя прошу. Сейчас мы это спрячем. А утром ты выкинешь, — Томас забирает у меня всё находящееся в моих руках и идет к себе в комнату. Там он один отточенным, явно выработанным до автоматизма движением бьет по столу, и выпрыгивает тот самый ящичек, который мы с Терезой опустошили.
— Почему ты просишь меня об этом? — я хочу разозлиться на него, но не могу. То ли сил не хватает, то ли эти жалобные глаза так действуют на меня.
Взгляд Томаса правда жалкий. Хочется за такое его ударить. Но такое чувство, что в этот момент я просто буду бить ребенка. С учетом, что этот «ребенок» практически каждый день находится в кровати с парнем в довольно-таки компрометирующих позах…
Ненавижу те моменты, когда сам не знаю, что делать. Когда сам не знаю, что чувствовать.
— Я просто не могу видеть это в твоих руках, — говорит Томас, смотря мне в глаза. А
