Голые после бритья щеки заставляли чувствовать себя беззащитно.
— Добрый вечер, — увидев его, обольстительно улыбнулась горгона, — вы приехали с визитом, господин?..
— Трапп, — сообщил он, падая на один из стульев, — генерал Трапп. Эухения, — рявкнул он, — чтобы тебя черти слопали! Подай мне приборы!
— Не может быть, — изумилась гангрена, схватила со стола подсвечник и подошла ближе. Он уже было решил — поджигать будет, чтобы наверняка извести подчистую всю замковую заразу, но она лишь поднесла свечу ближе к его лицу.
— Ну надо же, — сказала весело, — а я думала, вам лет сто, не меньше.
— Двести, — мрачно отозвался Трапп, пытаясь отодвинуться. — Перестаньте меня разглядывать как кобылу на базаре. Вы тоже, между прочим, не девочка. Вам наверняка уже целых двадцать лет исполнилось! Вторая свежесть!
— Ну знаете ли! — охнула она, отчего мушки на её выбеленном лице пришли в движение, а грудь в бескрайнем декольте всколыхнулась. Скосив глаза вниз, Трапп с интересом следил за этим волнением. Еще немного — и из черного бархата выпрыгнут соски.
— Король вас поэтому выставил? Из-за того, что не любит престарелых любовниц?
— Престарелых?! Мне двадцать один!
— Никому больше не сообщайте таких постыдных сведений о себе.
Она так резко выпрямилась, что едва не задела его своим пышным бюстом по носу. Ноздри Траппа дернулись, ощутив цветочный аромат, исходивший от этой женщины. Колье блеснуло на свету, на секунду ослепив генерала.
Через несколько недель гангрена перестанет надевать так много драгоценностей, спускаясь к ужину, а через несколько лет перестанет к нему переодеваться.
Она распродаст все свои кольца, расплачиваясь с крестьянами за еду и услуги, а потом найдет свое утешение в выпивке.
Откинувшись на спинку стула, Трапп смотрел на оскорбленную, возмущенную красавицу в своей столовой.
— Еще раз, — сказал он, — как вас там зовут?
— Гиацинта Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч.
— Да вы присаживайтесь, госпожа гарпия.
— Просто Гиацинта, пожалуйста.
— Как скажете. Сколько раз вы были замужем, если у вас так много фамилий?
— Дважды, — ответила она, вернулась на свое место и позвонила в колокольчик.
Колокольчик!
Господи, каким магическим образом вокруг подобных женщин материализуются такие вещицы? Они словно зарождаются сами собой, появляясь прямо из туалетной воды и воздуха.
Вошла одна из горничных и подала Траппу приборы. Другая внесла поднос с супницей.
Суп?
Как давно он ел суп?
— Моим первым мужем был маршал Стетфилд. Он погиб на охоте спустя год после нашей свадьбы, — светским голосом сообщила Гиацинта. — Вторым — канцлер Крауч, он упал с лестницы.
— Вы их убили? — с наслаждением втягивая в себя аромат изысканной еды, доброжелательно спросил Трапп.
— Просто повезло, — улыбнулась почтенная вдова.
— И вы нашли утешение в обьятитях короля?
— Я прибыла в столицу, чтобы сменить обстановку, — беззаботно пожала плечами Гиацинта. — Вела жизнь затворницы, почти не появляясь в обществе.
— И тем самым ужасно заинтриговали щенка.
— Я была его возлюбленной полтора года.
— Ого! Вы долго продержались.
— Его Величество обожал меня. Выполнял все мои прихоти. Осыпал драгоценностями. Устраивал роскошные балы в мою честь.
Суп был превосходным.
Что ж, у этой гарпии были некоторые плюсы.
Увлеченный едой, Трапп слушал свою собеседницу не слишком внимательно, машинально отмечая некоторую театральность её манер и вычурность жестикуляции.
Он ненавидел восторженность и драматичность, а в этой дамочке этого добра было навалом.
— Нормальные короли своих бывших любовниц… — начал генерал.
— Я была его возлюбленной, — пылко поправила она.
— Ага. В общем, они выдают своих бывших замуж, осыпают деньгами и одаряют какими-нибудь живописными угодьями подальше от столицы. Как вы умудрились схлопотать ссылку?
Гиацинта несколько раз взмахнула пышными ресницами.
— Возможно, — произнесла она чарующим голоском, — кому-то могло показаться, что я пыталась отравить невесту Его Величества.
Трапп поперхнулся.
— А вы почему не едите этот суп? — сиплым голосом спросил он.
Гиацинта улыбнулась, отчего за побелкой на её щеках появились ямочки.
И демонстративно съела несколько ложек супа.
Скрестив руки на груди, Трапп уставился на Гиацинту.
— Итак, — сказал он, — вы угробили двух мужей и пытались отравить будущую королеву?
— Это всё наветы завистников, — твердо ответила горгона. — Да вы ешьте, ешьте.
Она меланхолично играла сережкой в ухе, не проявляя особого интереса к ужину.
И выглядела при этом столь безмятежно, будто находилась не в ссылке, а во дворце.
— Что же, — кашлянул Трапп, — было очень познавательно. Но я, пожалуй, отправлюсь к себе.
— Берегите себя, — мелодично посоветовала Гиацинта Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч.
4
Тощего тюфяка, на котором Трапп проводил свои ночи последние пять лет, на своем месте не оказалось.
— Эухения! — завопил опальный, но все еще великий генерал.
Тощая старуха заглянула в комнатку очень быстро — уже через двенадцать минут.
Сухое, строгое лицо её не выражало ничего, но чистый чепец на волосах явно нервировал вдову, и она то и дело непроизвольно дергала головой, словно пытаясь избавиться от напасти. Её живот вздувался, словно она была на последнем месяце беременности.
— Где? — коротко и скорбно спросил Трапп, хотя в общем-то догадывался. Но не в его правилах было обвинять людей без веских причин.
Эухения молча и равнодушно смотрела на него, даже не думая отвечать.
— Спасибо, — с чувством ответил Трапп и потрепал её по плечу. Потом похлопал по круглому твердому животу. — Тыква? — озадачился он.
Старуха накрыла руками передник, после чего развернулась и побрела в сторону кухни.
Трапп помотал головой, стараясь не думать о том, куда делись все тыквы из холла и почему Эухения их теперь носит под подолом, а потом направился туда, где не был уже несколько лет.
На второй этаж.
Дверь в одну из спален была открыта, и оттуда падал яркий свет.
Горгона стояла посреди комнаты, а две её горничные избавляли её от пышных юбок.
— Бенедикт! — с кокетливым возмущением воскликнула гангрена. — Ваша спальня в другом конце коридора!
Не отвечая, Трапп прошел мимо трех женщин, следящих за ним с озорным любопытством, откинул в сторону все еще влажный после стирки полог кровати, сграбастал своими длинными огромными руками нежное одеяло и воздушную перину, и также молча зашагал к выходу.
Одна из горничных, рыжеволосая, полная веснушек и кудряшек, преградила ему дорогу.
— Но, сэр! — укоризненно сказала она и потянула перину на себя.
— Уйдите с дороги, Мэри.
— Я Пегги!
— Это, милая, просто чудесно.
Поскольку руки у него были заняты, Трапп широко улыбнулся ей. На секунду показалось, что в его челюсти что-то сломается, так давно он этого не делал, а потом он сообщил воркующим, мягким голосом:
— Вы потрясающе красивы, Пегги, — и, перегнувшись через пышный ворох пуха и шелка, легко чмокнул горничную в щеку.
Она слабо покачнулась, и Трапп обошел её.
Другая горничная, пышнотелая брюнетка, выставила вперед руки, будто играла в прятки.
— Отдайте перину, — сурово потребовала она.
— Но-но, Маргарет, полегче.
— Аврора.
— Как вам идет это имя! — вскричал Трапп восторженно, сделал движение влево, нырнул вправо и победно вышел в коридор.
Гангрена, в панталонах и корсете, выскочила следом.
— Верните мою перину!
— А вы отдайте мой тюфяк.
Он остановился, давая себе удовольствие полюбоваться этой тонкой фигуркой с рассыпавшимися по обнаженным плечам волосами. Горгона все еще была в пудре
