Исаевна. Работу свою она делала вполне пристойно, но был у нее известный недуг - она крепко выпивала.
И вот я вспоминаю такую историю. Ахматова отдала ей перепечатывать свой печально известный цикл 'Слава миру'. Там есть такие строчки:
Как будто заблудившись в нежном лете,
Бродила я вдоль липовых аллей
И увидала, как плясали дети
Под легкой сеткой молодых ветвей.
Среди деревьев этот резвый танец...
Так вот, Мария Исаевна вместо 'резвый танец' напечатала - 'трезвый танец'. С учетом ее недуга и применительно к детям это было весьма забавно.
'ЧЕТКИ (продолжение)
Книга вышла 15 марта 1914 г. <...>
И потом еще много раз она выплывала из моря крови, и из полярного оледенения, и побывав на плахе, и украшая собой списки запрещенных изданий <...>, и представляя собою краденое добро (издание Ефрона, Берлин и Одесская контрфакция при белых (1919)...' (стр. 376).
Помнится, я раздобыл старую книжку - 'Четки' (Книгоиздательство С. Эфрон, Берлин). Было занятно стать обладателем сборника стихов Ахматовой, изданного мужем Цветаевой. И я попросил Анну Андреевну сделать на книге надпись, она взяла ручку и начертала на титульном листе:
'Милому Мише Ардову мое начало.
Анна Ахматова
30 ноября
1964
Москва'.
Отдавая мне книжицу, Ахматова произнесла:
- Гонорар за это издание я не получила.
'...статья К. Чуковского - 'Две России (Ахматова и Маяковский)'...' (стр. 379).
Как мне помнится, в этой статье автор писал, что Маяковский олицетворяет Россию новую, Ахматова - старую. Анна Андреевна иногда шутила по этому поводу и говорила:
- Корней сделал меня ответственной за всю русскую историю.
Ардов на это отзывался так:
- Ну, Бирона и Распутина я вам никогда не прощу.
'Пусть я и не сон, не отрада
И меньше всего благодать...' (стр. 381).
Наш приятель Михаил Мейлах замечательно расшифровал эти строки: самое имя 'Анна' на древнееврейском языке означает 'благодать'.
'НАДПИСЬ НА ПОЭМЕ
И ты ко мне вернулась знаменитой,
Темно-зеленой веточкой повитой...' (стр. 385).
Как известно, 'Поэма без героя' при жизни Ахматовой так и не была полностью опубликована. Однако в списках она распространялась довольно широко. Я запомнил такой рассказ Анны Андреевны:
- Мне позвонила чтица по имени Вера Бальмонт. Она сказала: 'У вас есть поэма без чего-то, я хочу это читать с эстрады'.
'Полночные стихи Базилевскому и М. С. Михайлову' (стр. 416).
Натан Григорьевич Базилевский был весьма вальяжный господин и преуспевающий драматург. Его перу принадлежала пьеса под названием 'Закон Ликурга', которая шла по всей стране и приносила ему огромный доход. Это была как бы инсценировка романа Т. Драйзера 'Американская трагедия', но там более сурово осуждались буржуазные порядки, и с этой целью был соответствующим образом изменен сюжет.
Мне вспоминается, как однажды Базилевский принялся расхваливать стихи Гумилева, и все бы хорошо, но он упорно называл его Николаем Семеновичем. Мы все пришли в смущение, Ахматова и бровью не повела.
В тот раз или по другому случаю Анна Андреевна рассказывала, как в Ташкенте у кого-то в гостях познакомилась с режиссером Плучеком. Он то и дело падал перед нею на колени и повторял:
- Я люблю вас, Анна Абрамовна.
'секлета Анне Гу' (стр. 430).
Надо признаться, что Ахматова иногда, очевидно по рассеянности, делала орфографические ошибки. Я хорошо помню, как поморщился старый приятель Анны Андреевны В. М. Жирмунский, когда обнаружил в одном из ее блокнотов свою фамилию, написанную с буквой 'д', - ЖирмунДский...
Ахматова рассказывала, что в те годы, когда она училась в Киеве на юридических курсах, у нее было намерение получить место секретаря у какого-нибудь нотариуса. А ее второй муж, В. К. Шилейко, по этому поводу шутил:
- Хороший это был бы секретарь. Подпись была бы такая:
'секлета Анне Гу'.
(В те годы Анна Андреевна официально носила фамилию первого мужа Гумилева.)
И еще одна шутка Владимира Казимировича в ее пересказе:
- Шилейко мне говорил: 'От вас пахнет пивом'. Я отвечала: 'Я пила только шампанское'. - 'Тогда пейте пиво, и от вас будет пахнуть шампанским...'
'Первым на корню и навсегда уничтожившим стихи Ахматовой был Буренин в 'Новом времени' весной 1911 г. (потом четыре издания его пародий)...' (стр. 453).
Этой пародии на Ахматову я не помню, зато вспоминаю, как Анна Андреевна читала известную эпиграмму Минаева:
По Невскому бежит собака,
за ней Буренин, тих и мил...
Городовой, смотри, однако,
Чтоб он ее не укусил.
Вообще же Ахматова всегда говорила, что нельзя обижаться на пародии и эпиграммы, так как это - часть славы.
'Без десяти три звоню Суркову' (стр. 460).
Как известно, А. А. Сурков в определенном смысле был покровителем Ахматовой, неизменным редактором ее немногих книг, выходивших в те годы. А потому звонки к нему и от него происходили то и дело. Иногда Сурков сам появлялся на Ордынке, а еще реже Ахматова ездила к нему на прием в Союз писателей, на улицу Воровского.
Я помню, как сопровождал ее во время такой поездки. Когда мы поднялись на второй этаж и подошли к кабинету Суркова, секретарша сказала нам, что Алексей Александрович занят, но очень скоро освободится. Из-за двери кабинета доносились взрывы хохота и звучал чей-то мощный голос.
Мы с Анной Андреевной вышли из приемной и уселись на диванчик под лестницей в темной части коридора, так, что нам была видна дверь сурковского кабинета.
Вот дверь отворилась, и оттуда, пятясь, вышел возбужденный Ираклий Андроников. Он обворожительно улыбнулся секретарше, кивнул ей и шагнул в темноту коридора. Тут лицо его изменилось: улыбка, оживление - пропали, вместо них появились злость и усталость... Но это длилось лишь несколько мгновений его глаза быстро привыкли к темноте и разглядели сидящую на диванчике Ахматову. Лицо снова озарилось, и Ираклий рассыпался в приветствиях...
Когда он удалился, Ахматова сказала мне:
- Запомни. Мы с тобой сегодня видели настоящее лицо Андроникова.
'Надя, наконец, прописана в Москве. Пусть отдохнет' (стр. 473).
Ахматова очень желала, чтобы Н. Я. Мандельштам вернулась в Москву на постоянное жительство. Я вспоминаю многолетние хлопоты по этому делу. Помнится, А. А. Сурков предлагал даже такой проект - поселить Надежду Яковлевну и Ахматову вместе в двухкомнатной квартире.
Потом было и еще одно предложение - предоставить самой Ахматовой однокомнатную квартиру... Все это нами обсуждалось, и мне запомнилась замечательная шутка, сказанная очень бойким двенадцатилетним мальчиком Саней, сыном литературоведа И. Л. Фейнберга. Он заявил:
- Ахматову нельзя поселить в однокомнатной квартире, у нее должно быть по меньшей мере две комнаты: в одной - будуар, в другой - моленная. Чтобы было между чем и чем - метаться.
(Как известно, А. А. Жданов в своем печально знаменитом докладе объявил, что творчество Ахматовой - 'поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной'.)
Мы эту шутку пересказали Ахматовой, и она ее оценила.
'В статью
(Я никогда не была с Моди в кафе или ресторане, но он несколько раз завтракал у меня на rue de Fleurus.) Как непохоже на Хема. Они только и делают, что говорят об еде, вспоминают вкусную еду, и это как-то разоблачает его беллетристику, где все время едят и пьют. ('Мемуары повара', - сказал Миша Ардов.)' (стр. 479).
Я очень хорошо помню, что это было. Журнал 'Иностранная литература' напечатал тогда 'Праздник, который всегда с тобой' Хемингуэя. Ахматова была удивлена низменностью этой вещи, тем обстоятельством, что столь одаренный и знаменитый писатель под старость не может вспомнить о Париже времен своей молодости ничего, кроме меню - что и как он ел и пил.
- Неужели, - спрашивала она, - и мои воспоминания о Модильяни производят такое же впечатление?
Мы все, разумеется, ее разуверяли...
Я помню, как шутил по поводу хемингуэевского 'Праздника' Анатолий Найман. Он говорил:
- Там как бы целый ряд отдельных новелл. Но все они построены по одному и тому же принципу. Вот Хемингуэй и его жена сидят дома страшно голодные. И нет у них ни копейки, чтобы купить себе еду... И тут к ним приходит приятель, который просто падает от голода... И тут они все втроем как нажрутся!.. А через несколько страниц - опять такая же история.
А наш друг Александр Нилин произнес тогда такую шутку:
- 'Праздник, который всегда с тобой' - это просто-напросто деньги.
'...Снова осень - зеленая трава, даже цветы. Была Лида. Говорили об Ивинской' (стр. 501).
На Ордынке об Ивинской никогда не говорили. Иногда упоминалось имя Зинаиды Николаевны...
Но вот я вспоминаю, как еще при жизни Пастернака, в пятидесятых годах, я был на концерте в Малом зале консерватории. Кажется, исполняли Прощальную симфонию Гайдна, дирижировал Натан Рахлин...
В антракте я вышел на лестницу и увидел стоящую на площадке даму, несколько
