адвокат. Пока что я был занят своими хлопотами: сидел в процессе, судил трех рэкетиров, защитников одного из них был я.
Обычно я приходил минут за тридцать-сорок до начала судебного заседания. В этом старом высоком доме мне были знакомы каждая выемка на белых мраморных ступенях, каждая вмятина на медных трубчатых перилах, я знал, с каким звуком и на каком этаже останавливается скрипучая деревянная кабина лифта. На трех этажах размещалась областная прокуратура, на последнем - областной суд. Более четверти века я входил в это здание ежедневно, ступив на его порог рядовым следователем, а покинул прокурором следственного управления... Внизу из холла вела дверь в зал судебных заседаний.
Стоя у входа в это грустное здание, я докуривал сигарету, когда из-за угла вывернул Миня Щерба - Михаил Михайлович Щерба, прокурор следственного управления и зональный, мой ровесник, с которым я проработал буквально рядом много лет; наши кабинеты разделяла стена. Нас связывали добрые отношения в давние времена, сохранились они и в нынешние, хотя виделись мы теперь очень редко. Пока он приближался, я разглядывал его. Стал еще грузнее, оттого и косолапость заметней, все так же - в курточке из перкаля, сорочка без галстука, лысина.
- Здравствуй, адвокат, - протянул он пухлую короткопалую руку. - К нам пришел?
- Нет, в процессе сижу.
- Кого будешь спасать?
- Рэкетиры.
- Модная нынче профессия... Смотришь на мою лысину? Увы, волос не прибавилось.
- А ты чем занят? - спросил я, хотя отлично знал по собственному опыту, сколько дел у него может быть в производстве.
- Всем понемногу, - ответил Миня. - Здоровье-то как? Сто граммов еще принимаешь?
- По большим праздникам коньячка еще могу. Символически.
- И то слава Богу...
В это время подъехал автобусик криминалистической лаборатории. Из него вышли двое: новый прокурор-криминалист Адам Генрихович Войцеховский, я с ним был мало знаком, и следователь Виктор Скорик, недавно перешедший в областную прокуратуру из городской, которого я знал получше. Скорик неплохой следователь, но несколько тороплив, может вскружило голову, что молод, а уже в прокуратуре области. Он хорошо и модно одевался, от него пахло приятными импортными духами или лосьоном, всегда гладко выбрит и хорошо причесан. Но сейчас он выглядел помятым, глаза воспалены, темная щетинка обметала лицо. Я понял: была бессонная ночь, работа, видимо, выезжали на происшествие. Как все это знакомо!..
Прибывшие поздоровались и тут же попрощались со мною; уходя, Щерба бросил мне для приличия:
- Заходи...
Минут через пять подкатил 'воронок', выскочили солдаты, распахнули дверь, выпуская подсудимых: серые лица, неопрятная казенная одежда, грязные руки - за спиной. Один из них, низенький крепыш с шишковатой обстриженной головой - мой подзащитный. Ему двадцать семь лет, первая судимость, неглуп, со мной очень вежлив, избегает жаргонных словечек, учился в лесотехническом, но бросил. Рэкетом занимается три года. Все банально: он и два его подельника плотно присосались к кооператорам и 'доили' их постоянно. Те безропотно платили. Это спокойно могло продолжаться и год, и два, и пять лет. Погорели же на азербайджанцах. Любопытным был разговор с ним в следственном изоляторе незадолго до суда.
'Вы постоянно взимали с одних и тех же кооперативов - 'У самовара', 'Микротрон', 'Детский сапожок' и 'Элегант'. Больше вы никого не трогали. Так?' - спросил я.
'Никого. Нам было достаточно'.
'Но последний год вы оставили их в покое. В чем дело? Почему вдруг переключились на этих трех азербайджанцев, торговавших фруктами и овощами?'
'Мы поняли, что вместе с государством можем кооперативы разорить. Государство налогами, ну а мы... С кого же тогда будем получать, если они рухнут? И приняли решение: год не трогать. Пусть встанут на ноги'.
'Но вы же могли переключиться на другие кооперативы?'
'Нет. Это нельзя. У нас есть свои законы. Это государство подтирается своими же законами... Но бабки были нужны, тут и подвернулись эти трое бакинцев. Мы их заприметили давно, они уже несколько лет возили на привокзальный рынок весной раннюю капусту, помидоры, летом виноград, баклажаны, осенью и зимой гранаты, лимоны. Договорились: мы им гарантируем через директора рынка одно и то же постоянное выгодное место, а они за это - определенный процент с выручки. Последний раз вышло недоразумение: они почему-то заупрямились. Все заварил четвертый, их дружок, только что прибывший по каким-то делам. До этого мы его никогда не видели. Потом он вдруг слинял. Ну и пошла катавасия... Шуму было много... Когда мы ушли, администратор вызвал полицию. А дальше вы знаете...'
'При обыске у вас нашли чемоданчик, а в нем коробка от конфет полная чистых, незаполненных бирок к ювелирным изделиям и пломбочки. Трое азербайджанцев заявили, что это не их чемоданчик. Чей же он? Только правду, чтоб в судебном заседании, если он всплывет, мы с вами не оказались в дурацком положении'.
'Артем Григорьевич, с вашей помощью я хочу получить только тот срок, который заслужил, но не больше. Врать мне невыгодно. Честное слово, это не мой чемоданчик. Скорее всего он того четвертого бакинца, что сбежал. Я просто прихватил чемоданчик в последний момент, думал, там бабки... Артем Григорьевич, а куда меня могут отправить отбывать срок? Хорошо бы в 'пятидесятку'.
'Какая вам разница?'
'Ближе к дому', - ответил он, но я понял, что это не вся правда.
'Что собираетесь делать после выхода из заключения?' поинтересовался я.
'Как вы сами понимаете, я не все отдал государству, оставил себе хороший загашник. Выйду - вложу в дело, может в какой-нибудь кооператив'.
'Но вас станут грабить, как вы грабили других'.
'Ну и что? Буду откупаться! А вдруг к этому времени власть поумнеет, поймет, что кооперативы - хорошая молочная сиська и начнет их защищать по-настоящему, а не будет душить, как сейчас, с нашей помощью?..'
Вот такого вымогателя-прагматика подкинула мне судьба в качестве подзащитного. Посмотрев на часы, я выбросил окурок, пора было идти в зал заседания, а не хотелось - он без окон, там духота...
- Ну что, Виктор Борисович? - спросил Щерба. - Спать охота?
- Есть немножко, - ответил Скорик, вспомнив бессонную колготную ночь, которую они провели вместе с Войцеховским. - До шести утра работали.
- Ну и что наработали? - Щерба подпер тяжелый подбородок ладонью. Они сидели в его кабинете. Солнца здесь почти не бывало, окно выходило в дворцовый колодец, поэтому всегда горел белый свет в трубчатой лампе вдоль стены. - Что утонувшая? - спросил Щерба.
- Или утопленная, - Скорик посмотрел на Войцеховского, сидевшего на стуле напротив.
- Вот как! - Щерба почесал толстым пальцем в ухе, где росли рыжие волосинки. - Вы уверены? - его несколько покоробила категоричность Скорика. - А вы что думаете, Адам Генрихович? - обратился он к Войцеховскому.
- Возможно, - прокурор-криминалист пожал плечами.
- Кому же это понадобилось? - Щерба посмотрел сперва на одного, потом на другого. - Вы виделись с прокурором района?
- Ну а как же! И со следователем, и с милицейскими. Они уже сколотили группу, - ответил Скорик.
- Теперь подробней, - попросил Щерба.
- Труп обнаружили мальчишки утром в воскресенье, зацепился за корягу. Принесло его течение, видимо, ночью или на рассвете, те же мальчишки на том же месте купались накануне, в субботу, допоздна, часов до пяти вечера, тогда коряги еще не было.
- С какого берега она попала в воду - с правого или с левого? Это тоже существенно, - заметил Щерба.
- С левого вряд ли, - покачал головой Скорик. - Там на протяжении нескольких километров впритык идут
