- Синьорино! Ты присутствовал при так называемом 'геройском прыжке лосося', которым некогда славился Кухулин, - торжественно заявил Пашка, развалившись на спине.
Грудь и живот Пашки были пятнистыми, как у ягуара, нос и щеки пестрели неровными пятнышками коричневой и розовой кожи. Весь его облик убедительно говорил о злоупотреблении солнечными ваннами.
- Кухулин - это вождь папуасов?
- О темный человек! Кухулин - герой ирландских саг. А свой знаменитый прыжок он выполнял именно так, доказано научно.
Пашка с таинственным видом подполз к Роберту, огляделся по сторонам, заглянул под скамейку.
- Один друг моего отца работает в Институте времени. - Пашка понизил голос и еще раз заглянул под скамейку. - Понимаешь? В лаборатории разработки темпоральных систем. Результаты пока не публикуются, но я кое-что знаю. - Пашка перешел на шепот. - Удалось обнаружить несколько туннелей во времени и заглянуть в прошлое. Обыкновенной телекамерой. Энергии, правда, тратится уймища, зато кое-что удалось разглядеть. Я был вместе с отцом на демонстрации первого 'тэ-фильма' - так их назвали - и вот там-то увидел...
- А где же эта лаборатория находится? - как можно безразличней спросил Роберт.
Пашка на секунду задумался.
- М-м... Под Москвой. А что?
- Ага! Поздравь друга твоего отца. Вероятно, он первый доказал, что древняя Ирландия находилась в подмосковных лесах!
Пашка беспечно отмахнулся.
- А! Спорить неохота. Пошли лучше купаться, всего три дня осталось!
Он вскочил, отряхнул прилипшие к ладоням сухие травинки. - Да я только что из воды.
- Тогда привет!
Пашка опять перепрыгнул через песочницу, с треском полез в кусты, прикрывая лицо рукой, и крикнул, уже невидимый, с той стороны:
- Совсем забыл! Туннель-то обнаружили в Ирландии и снимали там, а потом 'тэ-фильм' просто привезли в подмосковную лабораторию. Так что все в порядке, скептик!
Море. Теплая прозрачная вода, нежные медузы над усыпанным ракушками желтым дном - и на дне видна каждая песчинка. А чуть дальше от берега дно незаметно понижается и неожиданно ныряет в глубину, в темный лес водорослей, пошевеливающих разлохмаченными лапами в холодной придонной воде. Там, над этими зарослями, становится жутковато, потому что знаешь: нога больше не найдет опоры, соленые волны сомкнутся над головой и сквозь зеленую толщу пробьется лишь неяркий отсвет горячего южного солнца. А у берега - гомон малышей, шумные игры, дугообразный полет и падение больших разноцветных мячей, музыка, смех, веселые голоса...
У самого пляжа покачивались от нетерпения в ожидании пассажиров белые катера, готовые в любую секунду сорваться с места и умчаться к длинному узкому острову, который лежал за горизонтом и был похож сверху на саблю. Загореть там, как говорили знатоки, можно было в два счета.
Роберт взобрался на скамейку, поглядел поверх кустов на пляж. Весь одиннадцатый класс плескался в зеленой воде. Наперегонки плыли вдоль берега Пашка и Йозеф Бекер. Девчонки, забравшись по шею в воду, играли в волейбол. Наставница Анна в белом купальнике стояла у края вышки и медленно поднимала руки, готовясь к прыжку.
Роберт пошел вдоль кустов, разыскал проход и ступил босыми ногами на теплые плиты набережной. Навстречу шла стайка девчонок. Он хотел обойти их, но девчонки мгновенно взялись за руки и преградили ему дорогу. Роберт в смущении остановился, а яркие купальники со смехом закружились вокруг него, замелькали со всех сторон загорелые лица, зеленые, голубые, карие глаза... Кольцо разомкнулось и девчонки побежали к морю. Он стоял и смотрел им вслед, и одна, невысокая, смуглая, с каштановыми волосами приглашающе махнула рукой, чуть задержавшись на лестнице, ныряющей прямо в зеленую воду. Сверкающие брызги вспыхивали за ее спиной, и девчонка показалась Роберту сгустком солнца и моря, сплетением теплых лучей и зеленых волн. Ему захотелось догнать ее, взять за руку и прыгнуть в прозрачную воду, и плыть вместе, не ощущая своего невесомого гибкого тела, скользящего над песчаным дном. Он даже сделал шаг к лестнице, но вдруг увидел, что смуглая девчонка совсем не похожа на ту, что стояла в темном коридоре, стояла и ждала, когда же ворвутся в коридор зеленые волны и веселым воздушным шариком засияет над головой солнце. Он остановился - и девчонка исчезла в серебристом веере брызг.
Белая палуба качнулась под ногами. Ушел назад берег - пляж и зеленые факелы пирамидальных тополей, - медленно начали расплываться в синеве туманные очертания далеких зданий. Удалились и стихли голоса и смех. Он остался один на один с морем. Бесшумно всплывали, покачивались у поверхности воды и уходили в изумрудную толщу медузы, дул свежий ветер, текла над головой небесная синева, беззвучно смеялось солнце.
Остров надвинулся, желто-зеленый и плоский, окружил берегами, словно мягко обхватил добродушными великаньими лапами. Узкая полоса пляжа, желтоватая степная трава, а дальше, в дымке - зеленые облака невысоких деревьев. Остров казался пустынным и Роберт почувствовал себя первопроходцем, который внимательно и настороженно всматривается с борта каравеллы в шагнувшую с горизонта терра инкогнита. Он, конечно, знал, что в действительности все не так, что противоположный берег усыпан домиками детских лагерей, но чувство первопроходца не исчезало.
Катер покорно застыл, ткнувшись носом в толстый ковер сухих водорослей, и Роберт спрыгнул на песок. Рубашку он, поколебавшись, набросил на плечи, потому что обзавестись пятнистой спиной, как у Пашки, ему совсем не хотелось.
И все-таки он первопроходец! Нужно пересечь остров под палящим солнцем, без воды, выйти к неизвестному океану и указать дорогу людям. Он будет первым на другом берегу, глядящем на океан, он обязательно достигнет его и - кто знает! - может быть, потомки назовут тот неведомый пока берег берегом капитана Гриссома...
Неширокая дорога, извиваясь, тянулась через степь. Земля на дороге была утоптанной, растрескавшейся от жары, и идти по ней было легко. Препятствие возникло за первым же поворотом. Дорога ныряла под воду и выныривала с другой стороны только метров через пятьдесят. Роберт снял тапочки и осторожно вступил в подернутое мелкой рябью теплое озерцо. Он шел, с шумом раздвигая воду, доходившую до колен, и был готов к тому, что из окрестных зарослей в любой момент может вылететь стремительная стрела аборигенов, предназначенная ему, капитану Гриссому, прошедшему два океана и пять сотен островов и растерявшему всех спутников на этом долгом пути.
Но заросли были спокойны. С негромким гудением сновали над водой жуки, врассыпную мчались от ног капитана Гриссома рыбешки. Лишь один раз в дальней протоке он увидел двух мальчуганов с удочками, но сказал себе, что это просто пришедшие на водопой антилопы. Потом ему попалась белая детская панамка, занесенная ветром в колючую жесткую траву. Панамка сошла за выбеленный солнцем череп сайгака, погибшего от зубов голодного льва.
Море скрылось из глаз и степь разлеглась перед ним, обессилев от зноя. Если бы не чайки, белыми черточками мелькающие вдали, можно было поверить, что степь так же безгранична, каким до этого казалось море. Вскоре потянулись вдоль дороги невысокие корявые деревья, почти не дававшие тени, степь стала холмистой. Роберт снял рубашку с плеч и пошел быстрее.
И вот за последним холмом - снова море. Роберт, ослепленный, стоял на вершине холма, порывы ветра приятно холодили кожу, а впереди белел совершенно пустой длинный пляж. Тяжелые зеленые волны накатывались на берег, темно-синее небо так резко контрастировало с белизной песка, что казалось черным, раскаленное солнце насквозь прожигало густую синеву. Зеленые, белые, синие краски были настолько яркими, что у Роберта заболели глаза. Он сел на песок и зажмурился.
Он не знал, сколько просидел так, без движения, потому что у него вдруг закружилась голова. Он с беспокойством огляделся и увидел рядом отца, стоявшего, широко расставив ноги, в обычном полетном комбинезоне. Неподалеку, в ложбине между холмами, сверкал на солнце 'апельсин'.
- Вот и встретились! - вкрадчиво сказал отец и шагнул вперед, нависая над головой Роберта. - Поговорим?
