Уже ясно видел Ярэй тот самый борок, в котором садился на хора. Еще несколько минут — будет виден чум отца.
Но хор вдруг сбавил ход. Потом как-то странно зашатался и через несколько шагов остановился совсем.
Ярэй — сын кочевника — знал, конечно, повадку оленей: при скачке во весь опор останавливаться на одну-две минуты для передышки. Пропышется олень, то есть перестанет шумно дышать, глотнет снега — и снова помчится вскачь.
Но у оленя вдруг подогнулись ноги, и он упал. Ярэй понял: дальше олень не пойдет.
Оставив оленя лежать, Ярэй побежал к борку.
Вот и тот пенек, с которого садился он на оленя... Вот и чум...
У чума — никого. [- 56 -]
«А вдруг искали меня?» — подумал Ярэй. Стало холодно от этой мысли.
Но он тут же и успокоил себя:
— Искали бы, так сейчас тоже искали бы. Отец, наверно, кричал бы, чтобы Ивашку обмануть, а Ивашкины люди искали бы следы мои...
Осторожно подошел Ярэй к входу в чум. Прислушался...
Говорили отец и Лучка Макароз. Лучка спрашивал:
— Каково промышлял в эту зиму? Отец отвечал:
— Сколько ли промышлял.
— Песцов много ныне?
— Сколько ли есть.
— А ты сколько изловил?
— Не считал.
— Десятка два будет?
— Не считал.
— А лисиц ловил?
— Сколько ли тоже ловил.
— Одну-то хоть лису поймал?
— Одну поймал...
— Может, две?
— Может, и две. Не помню.
— У всех у вас, самоядцев, память дырявая, когда до мягкой рухляди коснется! — с ехидной улыбкой сказал Лучка-толмач.
Ярэй не мог, впрочем, видеть этой улыбки. Но из подслушанного разговора понял, что за время его отлучки ничего страшного не случилось, и зашел в чум...
Увидев сына, Хулейко на секунду потерял способность слышать что бы то ни было, кроме ударов собственного сердца. Однако не выдал своей радости. У него хватило даже силы грубо спросить сына:
— Зачем пришел без зова?
Ярэй заплакал, и на этот раз непритворно. Но не от страха, а от волнения, от радости, что сумел выполнить поручение отца.
— Иди вон! Жди, когда позовут. — Хулейко все еще изображал грозного отца.
Но тут уж вступился за ребенка сам Лучка: [- 57 -]
— Пожалей парня-то. Промышленником скоро будет — тебе же польза.
— Не буду больше! — выкрикнул Ярэй. — Я пришел — есть захотел. На улице мороз. В мороз олени больше едят, а я ничего не ел сегодня.
Лучка опять вступился:
— Перемени гнев на милость: покорми парня. Весь этот разговор вышел случайно только потому,
что Ярэй расплакался от волнения. Хулейко думал:
«Выгоню Ярэя еще раз из чума. Потом выйду сам в скором времени, будто позвать его. На улице узнаю от него совет Сундея».
Вышло не так. Это смущало Хулейку.
Как же теперь узнать результат поездки сына? Нашел ли он Сундея? Что сказал старый Сундей?
Не спросишь же при Лучке, который знает язык!..
Оставалось одно: покормить сына, как советовал Лучка. И Хулейко приказал жене:
— Дай ему мяса кусок!
Ярэй был действительно голоден и с жадностью начал глотать сырое мясо, забыв на минуту обо всем. Лишь возобновившийся между Лучкой-толмачом и отцом разговор вернул его к самому важному.
Тогда Ярэй поступил очень смело и просто: не выпуская из правой руки ножа, а из левой недоеденного куска мяса, он обнял отца за шею и зашептал ему на ухо приказ старого Тайбарея.
Хулейко не мог на этот раз сдержать радостной улыбки.
— О чем лопочет парнишко? — спросил Лучка, обеспокоенный выражением лица Хулейки.
Хулейко объяснил:
— Говорит — не буду больше делать так, как сегодня сделал. Буду, как собака, слушать тебя. Куда пошлешь — везде пойду. Что прикажешь — все сделаю. Вот мне и радость: хороший сын растет!
Объяснение было похоже на
