достижениях в области науки, медицины и производства, очерки, рассказывающие о том, как выглядит рабочий день на фабрике и в конторе. Там лежат послания Альберта Эйнштейна, Томаса Манна и Роберта А. Милликана; американская конституция, Библия и словник, который содержит тысячу самых употребительных слов английского языка — на случай, если в 6939 году английский язык будет забыт.
— В капсулу положили много разных вещей и закопали в землю, — говорю я Сандеру.
— Каких вещей? — спрашивает Сандер.
— Самых разных. Ты их наверняка знаешь. Такие же вещи были дома у Рикарда и Юне в Бруклине. Будильник, консервный нож, пара очков, авторучка, электрическая лампа, фотоаппарат, пилочка для ногтей, английская булавка, зубная щетка, наручные часы, кружка с Микки-Маусом, пачка сигарет, электрическая бритва, бейсбольный мяч, колода карт, долларовая купюра, женская шляпка.
Люди, закопавшие капсулу времени Купалой в 1939 году, написали приветственное послание археологам, которые откопают ее в 6939-м.
Послание звучит так:
«Каждая эпоха полагает свой триумф над всеми предшествующими историческими периодами окончательным и бесповоротным. Так, в наши дни многие считают, что человечество уже достигло своего апогея в материальном и социальном развитии. Согласно другой точке зрения, мы победным маршем движемся к новым и новым свершениям, которые по своему великолепию и размаху превысят все, на что сегодня способна наша фантазия, к новым мирам, где будут царить мощь, богатство и счастливая жизнь. Мы согласны с теми, кто думает так, мы верим, что человечество разрешит мировые проблемы, преодолеет преграды и победит противоречия, мы верим, что нас ждет великое будущее».
1939 год. Это было в мае или в июне. Рикард Блум купил новый фотоаппарат фирмы «Кодак». В отличие от своих друзей, он мог позволить себе такую роскошь. В магазине маскарадных костюмов дела тогда шли отлично, как, собственно, и всегда. Может быть, потому, что Рикард, подобно сказочному Веслефрику, никогда ни в чем не знал отказа. Хотя он не просил о многом. Во всяком случае, в тот раз. В тот день. Он попросил незнакомую девушку — наверно, туристку, приехавшую издалека на Всемирную выставку, — сфотографировать его вместе с семьей перед капсулой времени Купалой. «Постарайтесь, чтобы мы все поместились в кадр. Моя жена Юне, мой добрый друг Сельма, мои дочки Анни и Элсе. Мы из Норвегии», — сказал он и, сам не зная почему, расправил плечи. Девушка, разумеется, согласилась. Она говорила о том, как здорово иметь фотоаппарат и как ей хотелось бы получить такой в подарок на день рождения.
Все встали перед камерой. Посередине — Рикард, он обнимал Юне и Сельму, дети стояли впереди, прижавшись к маме.
«Улыбнитесь!» — сказала девушка, приготовившись нажать на кнопку.
«Улыбаемся!» — прокричал Рикард.
Время близится к шести. За окном стемнело. Сейчас мы с Сандером пойдем на улицу, чтобы зарыть в землю клад. Мы собираемся зарыть его недалеко от дома, в маленьком парке. Я нашла коробку из-под обуви. Мы положим туда вещи, которые нам нравятся.
— Не хочу, чтобы наш клад пролежал в земле пять тысяч лет, — говорит Сандер.
— Да уж. Это совсем ни к чему.
— А сколько он там пролежит? Когда мы его снова откопаем?
— Ну, можно через год, за несколько дней до следующего Нового года.
— Давай.
Мы кладем в коробку фотографии Жюли с Александром, Сандера и мою.
Я добавляю туда старый снимок, на котором Рикард, Юне, Сельма и Элсе с Анни стоят перед капсулой Купалой. Вообще-то, мне не хочется с ним расставаться, даже всего на один год. Красивая фотография. На ней все такие веселые. Но Сандер сказал, что для того, чтобы клад был настоящим, в нем обязательно должны быть ценные вещи.
Мы кладем в картонку сто крон. Сандер расстается со своей пробкой, которую носил в ранце. Из кухонного шкафа Сандер достает открывалку, ложку и зеленую салфетку. Все это он тоже кладет в коробку. Я спрашиваю, стоит ли положить туда его рисунок, тот, на котором «Манчестер юнайтед» играет с «Ювентусом». Сандер считает, что стоит. Потом мы находим книжку, которая нравится нам обоим, — «Шляпа волшебника» Туве Янссон — и тоже отправляем ее в коробку. Я кладу туда же диск Этты Джонс (старые записи), папино письмо, локон Анни, который храню с самого детства. Я говорю Сандеру, что он должен выбрать один из своих футбольных стикерсов. Самый хороший. Тот, что с Деннисом Бергкампом.
Сандер отказывается.
— Тогда это будет не настоящее сокровище, надо класть только то, что тебе и вправду очень дорого, — говорю я.
— Может, вообще не будем ничего зарывать? — тихо спрашивает Сандер, держа в руках свой самый любимый стикерс.
— Почему же не будем? Мы ведь через год снова все откопаем.
— А вдруг кто-то найдет наш клад раньше, чем мы его откопаем?
— Придется рискнуть.
Сандер бережно опускает стикерс в коробку.
Мы одеваемся потеплее. На улице идет снег. Он больше не тает, он так и остается лежать на земле. Я надеваю теплую куртку, шарф и сапоги. На Сандере стеганые штаны, пуховик и сапоги на меху. В руках у меня лопата. Сандер несет коробку. Мы спускаемся по лестнице и выходим во двор. Кошка так и сидит у подъезда. Увидев нас, она фыркает. Затем встает и направляется вслед за нами по тротуару.
На улицах почти никого.
Мы входим в парк. Вокруг темно, фонари не горят. На мгновение мы останавливаемся. Кошка проходит мимо и оборачиватся; увидев, что мы стоим, она садится на землю и начинает облизывать лапки.
— Ой, как здесь темно, — говорит Сандер.
— Боишься темноты?
— Нет, — отвечает он. — Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
Сандер нащупывает мою руку, и мы идем дальше. Кошка следует за нами. Мы заходим в глубь парка, из-за снега все вокруг кажется немного светлее. Мы идем и идем, все дальше и дальше, и наконец видим перед собой ель, большую красивую ель, почти рождественскую.
— Здесь! — говорю я. — Здесь и зароем.
— Нет, — возражает Сандер. — Здесь не будем. Давай зайдем подальше.
— Хорошо.
Мы проходим еще немного. Находим новую елку.
— Здесь! — говорит Сандер. — Зароем их здесь.
— Нет, — отвечаю я. — Давай еще немножко пройдем.
Мы углубляемся в парк, темнота окружает нас, но мы идем все дальше и дальше.
— Может, возле этого дерева? — спрашивает Сандер.
Кошка уже уселась на землю.
— Хорошо, — говорю я, еще раз обматывая шарф вокруг шеи. Начинаю копать.
