Охотник полагал, что у подножия горы Дегирмен живет один гепард. Но однажды увидел две тени, промелькнувшие в овраге мимо него.
Сейчас Ленгер-ага сидит под ивой, пьет чай и ест чурек. Он пообещал Халыку показать гепарда. Охотник вспомнил, как однажды он положил на пути гепарда мясо. Зверь, почуяв запах человеческих рук, обошел это место метров за сто. Да, не так-то просто показать этого красавца мальчику.
Все мысли Халыка занимал клад, запрятанный у Красной скалы. А для Ленгер-аги клад был делом последним. Когда он один отправлялся на охоту, охота тоже для него становилась делом не первой важности. Самым важным для него была встреча с природой. Вот и сейчас он лежит, прислушиваясь к журчанью ручья. Он говорит Халыку, которому не терпится поболтать о кладе:
— Ты закрой глаза и послушай, что говорит ручей.
Халык закрыл глаза, и через пять минут ручей усыпил его. А Ленгер-ага лежал, закрыв глаза, и слушал. На противоположной стороне ручья верещали куропатки. Их голоса приближались. Ленгер-ага открыл глаза. При виде птиц лицо его просветлело, как светлеют травы после дождя. Птицы, не замечая его, приближались, распевая. Напившись у ручья, они снова запели и пошли по дороге назад. Ленгер-ага приподнялся, задев нечаянно ветку ивы. Куропатки с шумом взлетели. Ленгер-ага снова лег. Теперь, кроме ручья, не было слышно ничего. Старик уснул. За полдень зной спал. Ленгер-ага и Халык, взяв на плечи ружья, отправились к тропе гепарда. Не приближаясь к тропе, они свернули, стали взбираться на гору. Ленгер-ага знал, что гепард спит в зарослях ежевики. Но ему хотелось показать мальчику зверя, когда тот бесшумно пойдет по своей тропе — через гору на равнину. Они стояли на вершине пологой горы.
— Вот посмотри, вся эта раскинувшаяся перед нами равнина называется Серчемен. Здесь по ночам охотится гепард, а с рассветом он возвращается через горы вот в те заросли.
С полукилометровой высоты Халык смотрел на заросли, темневшие вдоль ручья на фоне золотисто- коричневых гор. Путники начали осторожно спускаться. Посредине горы Ленгер-ага остановился и кивнул на небольшое дерево арчи. Еще на вершине старик предупредил Халыка: не говорить, не шуршать камнями. Они опустились на землю возле арчи. Ветер дул им навстречу, стало быть, гепард их не почует, но может только услышать. И они затаились.
Солнце коснулось своим подбородком горных вершин. Теперь его лучи ласкали землю. И ущелье ожило. Внезапно над головами наших путников с шумом пролетела стая куропаток. «Кто бы мог спугнуть их? Кто-то идет в нашу сторону. Уж не он ли?»
И точно. По тропе плавно движется рыжеватый зверь. Ленгер-ага почувствовал такую радость, будто встретил давнего друга. А Халык не видел ровным счетом ничего. Ленгер-ага толкнул его в бок и указал глазами на зверя. Но сколько мальчик ни всматривался, ничего не видел. Старик поднял руку к его лицу, показывая, куда надо смотреть. Халык вытягивал шею, таращил глаза до боли и ничего не видел. Мало того, он шевельнул ногой и из-за полуботинка выкатился маленький камешек и с шуршанием покатился вниз. Зверь услышал его и, наморщив нос, стал принюхиваться. Не учуяв никакого запаха, он опустился на землю и слился с камнями. Теперь уж Халык его наверняка не увидит. Солнце село, наступили сумерки, и темнота скрыла зверя. Путники решили провести ночь под ивой.
Ленгер-ага уснул тотчас же. Однако Халыку не спалось. Ему казалось, что журчание ручья стало громче. Потом его напугал крик совы. А открыв глаза, он никак не мог отделаться от впечатления, что темнеющие скалы — это фантастические живые существа, и камни вокруг похожи на головы тигров, медведей или волков. Собравшись с духом, он бросил в них камешком и тут устыдился своей трусости. Вскоре он крепко заснул. Ленгер-ага, по привычке проснувшийся на рассвете, растолкал его.
— Вставай, верблюжонок, вставай! Халык открыл глаза.
— Ты, наверное, первый раз видишь восход солнца в горах? Вставай, полюбуйся.
Чтобы согнать сон, Халык залез в ручей. Ледяная, прозрачная вода обожгла его. Камешки на дне ручья просматривались как на ладони. Самое глубокое место было ему по колено. Халык окунулся раз-другой и выскочил из ручья.
Лучи солнца упали на вершину Дегирмена. А в ущелье висит едкий туман, он как будто зацепился за скалы. Мальчик наломал сухих сучьев. Старик развел костер. Они вскипятили чайник и принялись завтракать. Пили чай и ели чурек с жареной бараниной. Дыню решили разрезать, когда начнется жара. Потом они медленно ехали по неровной каменистой горной дороге. Чем дальше они ехали, тем скалы становились выше. Они совершенно поражали Халыка. Все вокруг казалось ему сказочным: и камни с двухэтажный дом, нависшие над дорогой, и горные клены на вершинах, казавшиеся отсюда с ладонь, и гулкий рокот ручья, и цветущие, перепутавшиеся кусты ежевики. И среди этой сказки едет Халык. И эта живая сказка не написана кем-то для Халыка, а он сам герой этой сказки. Он живет в ней, и кажется ему, что предстоит ему совершить что-то необычайное.
У отвесной скалы, уходящей вверх, дорога оборвалась. Из-под скалы выбивается ручей. На небольшой поляне, поросшей жухлой травой, стоит палатка. У самой скалы притулилась машина «газик». На огромном валуне сидит человек и курит. Услышав шум мотоцикла, он бросил папиросу и тщательно затушил ее сапогом. Потом с сияющим лицом, с распростертыми объятиями кинулся навстречу леснику.
— Как поживаешь, Ибрагим? — спросил Ленгер-ага, высвобождаясь из его объятий.
— Хорошо живу, ага. Как поживаете вы? Ваш сын стал на заводе начальником цеха. Бог даст, и директором будет. А этот — мальчик кто? — Ибрагим повернулся к Халыку и погладил его по голове.
— Как тебя зовут?
— Халык.
— Кем же ты доводишься Ленгеру-аге, Халык-джан?
— Что это у тебя за палатка? — спросил лесник у Ибрагима.
— Не знаю, ей-богу, — шепотом ответил Ибрагим. — Вчера, в это время, я ушел в горы прополоть картошку, а когда вернулся, была уже ночь. Смотрю, стоит под луной эта палатка. Что за чудо, думаю. Из палатки — ни звука. Машина моя на месте. Сидят там мои ежи, я их сажаю в машину, чтоб уберечься от зимы. Ну, я выпил чайку и лег спать в своей машине. Так никто и не появился. Я подумал: может, там никого нет? Заглянул, а там лежит парень. Да вот он, просыпается.
Человек, вылезший из палатки, растерялся сначала, а потом направился к людям и поздоровался. Ленгер-ага спросил:
— Звери узнают друг друга по запаху. Люди рассказывают о себе. Кто ты такой, парень хороший? Как оказался в этих краях?
— Ты не стесняйся нас, — вмешался Ибрагим. — Этот человек — лесник. Каждое дерево, каждые зверь и птица — под его охраной. А я — представитель рабочего класса. А этот мальчик — Халык... А ты кто?
— Я Ораз. Ораз Манлиев... студент.
— Что делаешь здесь?
— Я приехал сюда искать у подножия Дегирмена древнее поселение или крепость... вернее, остатки крепости...
Ибрагим развеселился:
— Везде есть необыкновенные люди, Ленгер-ага. Для чего тебе крепость? На что тебе развалины? Что, в горах мало камней?
Ораз промолчал. Он писал курсовую работу на тему: «Древние поселения у подножия горы Дегирмен». Некоторые историки утверждали, что в этих местах нет ничего, достойного внимания историка. Но Ораз был другого мнения, и переубедить его было нельзя. На горе Дегирмен сохранилось основание какой-то стены. Когда она была построена, кем и когда разрушена — никто не знал. Мало того, вблизи этой стены был найден кувшин с пшеницей и ячменем. Вот после этого и начались разговоры о древнем поселении на этом месте. Ораз поехал сюда, чтобы на месте все обследовать. Все его снаряжение привезли сюда на машине, выгрузили и уехали. Студент остался один. Человеку, уставшему от городской суеты, понравилась тишина горного ущелья.
Ветер стих, не шевельнет ни листика на тальнике, что растет у источника. Высоко в небе распластал свои крылья орел. И шумные воробьи примолкли. Когда орел улетает, птицы снова начинают щебетать. Но нельзя сказать, что голоса птиц нарушают тишину ущелья. Наоборот, звонкие голоса их усиливают ощущение величия устремленных в голубизну неба синевато-красных скал. Ораз вчера весь день до сумерек просидел на камне, не в силах привыкнуть к этой красоте. Поздно вечером он почувствовал голод и открыл
