— Но Урмаранды получили регентство и могли претендовать на трон не просто так, а именно на основании родства с королями, — развил свою мысль шестой.
— Беда в том, что в Пророчестве не оговаривается степень родства, — констатировал пятый. — Конечно, идеальным вариантом был бы сам король или наследный принц, но где ж их взять…
— Если с Редрихом просто ничего не выйдет, это нам ничем не грозит, — сказал третий. — Интерес представляют другие варианты.
— Тургунайцам, конечно, выгоднее было бы иметь дело с Редрихом, — произнес седьмой. — В политическом смысле он — ничто. В отличие от Артена, за которым стоит Тирлонд и с которым приходится считаться.
— А нам больше подходит Артен, — сказал восьмой. — Его ничего не интересует, кроме науки. А Редрих непредсказуем и ухватится за власть при первой возможности.
— Напротив, Редрих очень предсказуем, — возразил шестой. — Человек, обуреваемый страстями — готовая марионетка для любого, кто возьмется за ниточки.
— По-моему, мы совсем не то обсуждаем, — сказал девятый. — Вероятность, что Отпирающий успеет чем-то воспользоваться, ничтожна. Наверняка мы сможем устранить его, как только он сделает свое дело. Куда более важно, чтобы с ним ничего не случилось по дороге. И в этом плане умелый боец Редрих надежнее неспособного постоять за себя Артена.
— Не кажется ли вам, братья, что это пустой спор? — вмешался десятый.
— Ведь мы пока что не знаем, где находится Редрих.
— Узнаем, — решительно заявил второй.
— Да, сейчас это наша главная задача, — подтвердил первый. Найти и не спускать с него глаз. Не хватало еще, чтобы он погиб на дуэли или спутался с какой-нибудь девкой.
Разумеется, ночное происшествие с Элиной наделало немало шуму в столице. Официальная версия, базировавшаяся на рассказе самой Элины капитану стражи, состояла в том, что юная графиня Айзендорг, идя ночью по улице, услышала шум схватки и крик о помощи. Поспешив на эти звуки, она увидела, что несколько человек разбойного вида с оружием атакуют одного, и встала на его сторону. В бою один из нападавших был убит самой Элиной, другой ранен незнакомцем; затем появился патруль, и злодеи бежали — а следом за ними скрылся и тот, кто был жертвой нападения. Причины для этого у него могли быть разные: он мог оказаться высокопоставленным гостем Роллендаля, не желающим, чтобы его имя фигурировало в подобной истории, или неверным супругом, застигнутым грабителями во время тайного ночного похождения, или даже таким же вором, что-то не поделившим с товарищами. Все это было вполне правдоподобно, но не объясняло одного обстоятельства — а именно, что делала Элина ночью одна в не самой респектабельной части города. Посему почти одновременно с официальной версией родилась неофициальная (вызвавшая у графини Айзендорг бурю возмущения), утверждавшая, что скрывшийся с места происшествия вовсе не был незнакомцем — а, напротив, у Элины было с ним любовное свидание, и бежал он, дабы не компрометировать честь девушки. Впрочем, даже сторонники этой версии сходились на том, что свидание носило вполне невинный характер, и бегство было обусловленно только строгостью тарвилонских нравов. Данная гипотеза, правда, тоже не объясняла столь странного выбора места для свидания, но ее сторонники отвечали, что молодые люди могли гулять по ночному городу, не особо следя, куда несут их ноги. Близко знавшие Элину, однако, не сомневались, что все это чепуха.
Попытка расследования по горячим следам ничего не дала. Стражники, устремившиеся было в погоню, нашли одного из злоумышленников — кровавый след привел их к тому, что лишился руки; потеря крови и болевой шок не дали ему убежать далеко. Однако нашли его уже мертвым — кто-то из своих же добил его, дабы раненый не попал в руки закона и не выдал остальных.
Правду, помимо самой Элины, знал только граф Айзендорг, применивший свое влияние для распространения официальной версии. У отца с дочерью состоялся достаточно тяжелый разговор, в конце которого, однако, Айзендорг сменил гнев на милость и поздравил Элину с боевым крещением.
— Я был на год старше, когда убил своего первого врага, — сказал он.
— Этак ты перещеголяешь отца. Только всегда помни, что меч — оружие обоюдоострое: он не только решает проблемы, но и создает их.
Позже в этот же день заглянул принц Артен. Граф к тому времени уже ушел; Элина сидела дома одна и, вопреки обыкновению, не хотела выходить.
— Вы меня обяжете, принц, если не станете требовать пересказа истории, уже известной всем в десяти вариантах, — с порога заявила она.
— Н-да? Вообще-то я хотел поговорить как раз об этом.
— С чего это вдруг в вас проснулся интерес к дракам на презренных железках?
— Не к дракам, собственно. Я хотел спросить, как вы себя чувствуете после… всего этого.
— Говорите уж прямо — вам любопытно, что чувствуешь, когда убиваешь своего первого человека. Так?
— Ну… — смутился Артен.
— Почему бы вам не распросить кого-нибудь еще — разве их мало? Разве население Роллендаля, за исключением меня, состоит из небесных созданий, падающих в обморок от вида крови?
— Кузина, если вы не в духе…
— Не обращайте внимания, принц, — смягчилась вдруг Элина. — Вы не виноваты. Просто я действительно не слишком хорошо себя чувствую. Никаких сентиментальных глупостей. Тот тип, которого я заколола, напал на меня с оружием в руках и в полной мере заслуживал смерти. Я ни капли не жалею о нем и предпочла бы увидеть на виселице остальных его дружков. То, что я чувствую
— это совсем не жалость… это брезгливость. Словно я голой рукой раздавила большое гадкое насекомое. Словно я в чем-то испачкалась и теперь уже не смогу отмыться. Это не значит, что отныне я намерена провести остаток жизни за вышиванием. Если мне снова потребуется убивать, защищая себя или других, я буду убивать без колебаний. Но в первый раз… это неприятно. И еще… вы понимаете, я привыкла воспринимать Роллендаль как свой дом. Где все меня знают… и неплохо ко мне относятся. Конечно, я знала, что здесь есть кварталы с сомнительной репутацией, что встречаются воры и грабители, что бывают убийства. Но… это было теоретическое знание. А теперь я чувствую себя так, словно мой город меня предал. Да еще всякие идиоты повторяют дурацкие сплетни… Что ж вы не задаете второй вопрос, принц? — Элина вновь с вызовом уставилась на Артена. — Неужели вам не интересно, с кем это я гуляла ночью по улицам?
— Не вижу смысла задавать вопрос во второй раз, — спокойно сказал принц. — Вы ведь отвечали на него стражникам. И граф Айзендорг говорит то же самое.
— Я солгала, — отрезала Элина. — И мой отец тоже солгал, чтобы выгородить меня. Этот человек не был незнакомцем. Его имя известно даже вам. Хотите, чтобы я назвала его? Ну? Хотите?
— Как вам будет угодно, кузина, — пожал плечами Артен.
— Редрих Урмаранд.
Элина ждала, что это имя произведет эффект удара молнии, но принц лишь усмехнулся.
— Так вы говорите, ваш отец знает об этом?
— Я никогда не лгу своему отцу.
— В таком случае, раз с этим может примириться граф Айзендорг, почему это должно волновать меня? Меня вообще мало заботят все эти внутритарвилонские счеты. Да, наверное, отец Редриха был плохим правителем, а мой троюродный дядя Анрих — хороший король, во всяком случае, не худший. А граф Айзендорг вообще благороднейший человек. Но это не значит, что в роду Урмарандов никогда не было достойных людей, а в роду Кандерлиндов — негодяев. И не значит, что не будет впредь. Может быть, через сотню лет в Тарвилоне сбросят тирана Кандерлинда, чтобы возвести на трон благородного Урмаранда. Через 300 лет наши потомки, изучая историю, вообще не увидят разницы между этими двумя династиями, воспринимая их противостояние исключительно как борьбу за власть, каковой оно и является на самом деле, а не как борьбу добра со злом, как это пытаются представить сейчас. Можно испытывать враждебность к конкретной личности за конкретные дела, но к роду в целом — это просто глупо.
— Спасибо, кузен. Наконец-то я слышу разумные слова. Но знаете, что меня еще смущает? Вы ведь понимаете, почему мне пришлось врать — не все же рассуждают, как вы. Но… получилось так, что я выставила себя в более героическом свете, чем на самом деле. Будто бы я бескорыстно пришла на помощь
