Посудите сами, господин комиссар. В моем бизнесе всегда нужна наличность. Да что я! Без нее просто никуда... Люди, продающие предметы старины, находятся в стесненном положении, не так ли? - Совершенно верно... - Я попросил Бальмена снять эту сумму... Поскольку я был на машине, то предложил подвезти его... Он согласился... Ожидание в банке утомило его... Когда назвали его номер, у него уже болело сердце, и я проводил его до окошка. Он рассказывает свою историю, будто канатоходец идет по стальному проводу: тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его. - И дальше что?- безжалостно настаиваю я. - Потом вернулись в мою машину, он отдал мне деньги... В этот момент я увидел, что уже почти полдень и что я пропустил важную встречу с одним клиентом из провинции... Я извинился и пошел на почту, расположенную в том же здании, что и банк, только с другой стороны. Пришлось подождать, пока меня соединят, потому что я звонил в провинцию... в пригород Руана, если говорить точнее. Я долго разговаривал, потом вернулся к моей машине... Вокруг нее стояла толпа... Дежурный ажан объяснил мне, что случилось. Он замолкает и смотрит на меня с таким видом, будто спрашивает: 'Это все, что вы хотели узнать?' - Вы можете дать мне ваш адрес? Он хлопает себя по карманам и вытаскивает бумажник. - Простите, господин комиссар, у меня нет при себе визиток. Он отрывает угол конверта и пишет на нем несколько строчек. Я читаю: 'Парьо, улица Шапталь, 20'. - Спасибо... Я кладу уголок конверта в мой бумажник. - Ну вот!- говорю я в своем самом добродушном стиле.- Теперь, дорогой месье, мне остается задать вам еще один вопросик, и все... На сегодня... Его брови резко ползут вверх. Поскольку я не тороплюсь спрашивать, он шепчет: - Слушаю вас. И можете ему поверить: он меня действительно слушает, да еще как. - Послушайте, месье Парьо, чего ради Бальмен запер свой магазин и поехал с вами, хотя мог выписать вам чек на предъявителя? Мой вопрос бьет его, как удар кулаком промеж глаз. Он наполовину открывает рот. Мозги в его котелке кипят в полном режиме... Мне кажется, что из ушей и ноздрей у него идет пар... Положи руку ему на лоб и обожжешься, честное слово! - Ну...- начинает он. Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу: - Слушаю вас. - Ну, Бальмен не знал, можно ли выдать чек на предъявителя на такую крупную сумму. Поэтому он предпочел поехать сам, потому что мне была совершенно необходима эта сумма. Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете меня ненормальным, но я обожаю такие маленькие дуэли. Особенно когда противник обладает таким хладнокровием. Я нанес удар, он его парировал... Наступает пауза, но, по правде говоря, после его ответа сказать особо нечего. - Бальмен имеет телефон? - Да, имел,- поправляет меня Парьо. Не упустил-таки возможности поддеть меня! - Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы спросить, можно ли выдать чек на нужную сумму? - Признаюсь,- говорит Парьо с гримасой,- что ни он, ни я об этом не подумали... - Однако это очень просто... - Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло быстро. Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться тем, что будет на Монпарнасе, чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна. 'Матч закончился вничью',- говорю я про себя. Джо стоит прислонившись к стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я смотрю на него, и он взмахивает ресницами, как благовоспитанная девушка, которой соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви. - Какая симпатичная вдовушка, а?- усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается. Я замечаю мои перчатки на батарее центрального отопления. - А вот и то, за чем я вернулся!- говорю. Я медленно надеваю их, поочередно глядя на двух моих собеседников. Нет, тут явно что-то не так. От кого исходит витающее в этой квартире тревожное чувство? От педика? От человека в кожаном пальто? Оттого, что мы находимся в квартире человека, лежащего в настоящий момент в холодильнике морга? Или из-за этого расследования, которое таковым не является? От незаконно проводимых допросов, из-за которых Старик устраивает свои знаменитые жуткие нахлобучки? Я вдыхаю сладкий воздух этой гостиной... Здесь стоит тяжелая и неприятная атмосфера. Бальмен вел в ней внешне спокойную жизнь между старыми вещами и молодой 'подругой' и, должно быть, был счастлив... Во всяком случае, настолько, насколько может быть счастлив человек... Особенно человек его возраста... Вчера утром что-то произошло. Что? Именно это я и хотел бы узнать... Просто так, из спортивного интереса. Из-за того, что я унюхал тайну, а я терпеть не могу нераскрытые тайны. - Счастливо оставаться, месье и мадам,- говорю я ни враждебным, ни дружеским тоном. И поднимаю паруса.
Глава 4
На полчаса я забыл про воскресенье и его давящую меланхолию... (Согласитесь, что я изъясняюсь, как академик... да еще талантливый!) Но, открыв дверь дома, я встречаюсь с этим серым, типично парижским воскресеньем. Я вздыхаю и закрываю дверь, так и не выйдя в нее. В моих серых клеточках появилась одна идея. Подхожу к комнате консьержки, коротко стучу в стекло и захожу. Она раскладывает пасьянс - обрюзгшая, старая, весьма отдаленно напоминающая женщину. В ее жилище пахнет грязью, едой и вином. Она поднимает на меня желатиновый взгляд. - Приветствую вас, добрая дама,- говорю я, садясь. - Чего вы хотите?- рыгает она. - Я бы хотел, чтобы вы положили эту десятку треф под валета,- говорю,- а червонную даму под ее бородатого мужа, а потом открыли бы пошире ваши уши и послушали меня... Она смешивает карты, выражая тем самым протест против моего вторжения. - Зря вы это,- говорю я.- Удача, она как бы знак судьбы, а с судьбой нельзя обращаться презрительно. Но интеллектуальная болтовня выше ее понимания. Она издает ворчание, которое в переводе на нормальный язык должно означать нечто неприятное. - Послушайте, мамаша,- заявляю я,- в жизни нужны разные люди. Вы консьержка, я полицейский... История учит, что мы созданы, чтобы договориться. Старуха готова лопнуть... На ее усах остались капли вина, глаза мутные. ~ Я не люблю легавых,- сообщает она. -А я не влюбляюсь в консьержек,- отвечаю,- но работа требует общения с ними. Я бы хотел, чтобы вы мне немного рассказали о Бальмене. Давно он живет с маленьким гомиком? - Да... - Какую жизнь они вели вдвоем? Она смотрит на меня, не понимая. - Они хорошо ладили? - Конечно, черт возьми, раз вместе спали! - Это ничего не доказывает. Они никогда не ссорились? - Не знаю. - К ним ходило много народу? - Домой нет, только в магазин... - Вы знаете человека в кожаном пальто? - Месье Жанно? - Вот именно, месье Жанно. - Да, знаю. - Он друг Бальмена? - Да, друг... Они, кажется, вместе работали... - Верно. - Он сейчас здесь. - Знаю. Я с ним только что разговаривал. Она показывает пальцем, похожим на 'хотдог', на стоящую на буфете бутылку красного. - Дайте мне ее!- приказывает она. Я протягиваю ей пузырек. Она зубами снимает пробку и наливает в свою кружку огромную порцию. - Хотите? - Нет, спасибо. - Недостаточно изысканное для вашей глотки? - Не в этом дело. Я как животное: пью только тогда, когда испытываю жажду... Испытываю я ее часто, но не сейчас. Следите за моей мыслью? Нет, не следит. Она не могла бы проследить и за похоронной процессией улиток. - Скажите, мамаша, ведь Бальмен был болен? - Грудинкина лягушка. - Грудная жаба? - Да... - У него часто случались приступы? - Изредка. - Кто его лечил? - Его врач. - Ну да, конечно. Было бы странно, если сапожник... А вы знаете фамилию врача Бальмена? - - Доктор Бужон. - Он живет поблизости? - На площади Терн. - Спасибо за информацию. Это все, что вы имели мне сказать? - Все! Она приставляет к губам свой литр красного и присасывается к кружке. Мне остается только вернуться на свежий воздух, что, учитывая атмосферку в ее комнате, я делаю как можно быстрее и с большой охотой. 'Доктор Этьен Бужон, бывший заведующий клиникой Лаеннек...' Какой-то шутник дописал под медной табличкой: 'Бывший потребитель газа...' Я поднимаюсь на нужный мне этаж зажиточного дома с красным ковром на полу и медными лестничными перилами. Замечаю двустворчатую дверь с медной табличкой, в точности повторяющей надпись на той, что внизу. Звоню. Где-то в квартире начинает брехать собака. Дверь открывается, хотя других звуков я не слышал, и передо мной оказывается невысокий мужчина лет пятидесяти с всклокоченными волосами, одетый в домашнюю куртку. Между его ног просовывается сплющенная морда боксера. Оба смотрят на меня с осуждением. - Доктор Бужон? - Это я. Голос у него сухой, как треск чиркающей спички, глаза черные и холодные. На бледном лице написана скука. Настоящая морда для воскресного дня! - Я пришел по поводу месье Бальмена, вашего пациента... - Ему плохо? - Уже нет,- говорю. - Вы хотите сказать, что... - Да, он умер. Вы не читаете газеты? - Очень редко... Он не кажется удивленным сверх меры. Правда, врачи никогда не удивляются смерти одного из своих пациентов. Их скорее поражает обратное! - Могу я переговорить с вами?- спрашиваю я, предъявляя мое удостоверение. Он бросает на документ быстрый взгляд, и выражение скуки на его лице усиливается. - Входите!- говорит он. Мы располагаемся в маленькой гостиной. - Людовик Бальмен умер вчера незадолго до полудня... и обстоятельства его смерти не совсем ясны, хотя судмедэксперт вынес заключение: естественная смерть... - Ну так что же? Для врача есть всего одна истина. Он не понимает причины моего прихода, коль скоро его коллега считает смерть естественной. - Чем конкретно болел Бальмен? - У него была грудная жаба с осложнениями. Полагаю, его смерть была мгновенной? - Именно так... Он довольно усмехается. - Черт побери!.. Я же категорически запретил ему любые усилия, какого бы рода они ни были. Но он вел сумасшедшую жизнь со своим красавчиком... - С Джо? - Да... - Могу я вас спросить, что вы подразумеваете под сумасшедшей жизнью, доктор? - Именно
