корабль мой:Спутники ждут и наверно в душе возмущаются мною.Ты ж о себе позаботься и то, что сказал я, обдумай'.Снова тогда Телемах рассудительный гостю ответил:'Право же, гость мой, со мной говоришь ты с такою любовью,Словно отец; никогда я твоих не забуду советов.Но подожди, хоть и очень, как вижу, в дорогу спешишь ты.Вымойся раньше у нас, услади себе милое сердце.С радостным духом потом унесешь на корабль ты подарокЦенный, прекрасный, который тебе поднесу я на память,Как меж гостей и хозяев бывает, приятных друг другу'.Так отвечала ему совоокая дева Афина:'Нет, не задерживай нынче меня, тороплюсь я в дорогу.Дар же, что милое сердце тебя побуждает вручить мне,Я, возвращаясь обратно, приму и домой с ним уеду,Дар получив дорогой и таким же тебя отдаривши'.Молвила и отошла совоокая дева Афина,Как быстрокрылая птица, порхнула в окно. ОхватилаСила его и отвага. И больше еще он, чем прежде,Вспомнил отца дорогого. И, в сердце своем поразмыслив,В трепет душою пришел, познав, что беседовал с богом.Тотчас назад к женихам направился муж богоравный.Пел перед ними певец знаменитый, они же сидели,Слушая молча. Он пел о возврате печальном из ТроиРати ахейцев, ниспосланном им Палладой Афиной.В верхнем покое своем вдохновенное слышала пеньеСтарца Икария дочь, Пенелопа разумная. ТотчасСверху спустилась она высокою лестницей дома,Но не одна; с ней вместе спустились и двое служанок.В залу войдя к женихам, Пенелопа, богиня средь женщин,Стала вблизи косяка ведущей в столовую двери,Щеки закрывши себе покрывалом блестящим, а рядомС нею, с обеих сторон, усердные стали служанки.Плача, певцу вдохновенному так Пенелопа сказала:'Фемий, ты знаешь так много других восхищающих душуПесен, какими певцы восславляют богов и героев.Спой же из них, пред собранием сидя, одну. И в молчаньиГости ей будут внимать за вином. Но прерви начатуюПесню печальную; скорбью она наполняет в груди мнеМилое сердце. На долю мне выпало злейшее горе.Мужа такого лишась, не могу я забыть о погибшем,Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос'.Матери так возразил рассудительный сын Одиссеев:'Мать моя, что ты мешаешь певцу в удовольствие нашеТо воспевать, чем в душе он горит? Не певец в том виновен, —Зевс тут виновен, который трудящимся тягостно людямКаждому в душу влагает, что хочет. Нельзя раздражаться,Раз воспевать пожелал он удел злополучный данайцев.Больше всего восхищаются люди обычно такоюПеснью, которая им представляется самою новой.Дух и сердце себе укроти и заставь себя слушать.Не одному Одиссею домой не пришлось воротиться,Множество также других не вернулось домой из-под Трои.Лучше вернись-ка к себе и займися своими делами — Пряжей, тканьем; прикажи, чтоб служанки немедля за делоТакже взялись. Говорить же – не женское дело, а делоМужа, всех больше – мое; у себя я один повелитель'.Так он сказал. Изумившись, обратно пошла Пенелопа.Сына разумное слово глубоко ей в душу проникло.Наверх поднявшись к себе со служанками, плакала долгоОб Одиссее она, о супруге любимом, покудаСладостным сном не покрыла ей веки богиня Афина.А женихи в это время шумели в тенистом чертоге;Сильно им всем захотелось на ложе возлечь с Пенелопой.С речью такой Телемах рассудительный к ним обратился:'О женихи Пенелопы, надменные, гордые люди!Будем теперь пировать, наслаждаться. Шуметь перестаньте!Так ведь приятно и сладко внимать песнопеньям прекраснымМужа такого, как этот, – по пению равного богу!Завтра же утром сойдемся на площадь, откроем собранье,Там я открыто пред целым народом скажу, чтобы тотчасДом мой очистили вы. А с пирами устройтесь иначе:Средства свои проедайте на них, чередуясь домами.Если ж находите вы, что для вас и приятней и лучшеУ одного человека богатство губить безвозмездно, —Жрите! А я воззову за поддержкой к богам вечносущим.Может быть, делу возмездия даст совершиться Кронион:Все вы погибнете здесь же, и пени за это не будет!'Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,Смелым словам удивлялись, которые вдруг услыхали.Тотчас к нему Антиной обратился, рожденный Евпейтом:'Сами, наверное, боги тебя, Телемах, обучаютТак беззастенчиво хвастать и так разговаривать нагло.Зевс нас избави, чтоб стал ты в объятой волнами ИтакеНашим царем, по рожденью уж право имея на это!'И, возражая ему, Телемах рассудительный молвил:'Ты на меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что:Если бы это мне Зевс даровал, я конечно бы принял.Или, по-твоему, нет ничего уже хуже, чем это?Царствовать – дело совсем не плохое; скопляются скороВ доме царевом богатства, и сам он в чести у народа.Но между знатных ахейцев в объятой волнами ИтакеМножество есть и других, молодых или старых, которымВласть бы могла перейти, раз царя Одиссея не стало.Но у себя я один останусь хозяином дома,Как и рабов, для меня Одиссеем царем приведенных!'Начал тогда говорить Евримах, рожденный Полибом:'О Телемах, это в лоне богов всемогущих сокрыто,Кто из ахейцев царем на Итаке окажется нашей.Все же, что здесь, то твое, и в дому своем сам ты хозяин.Вряд ли найдется, пока обитаема будет Итака,Кто-нибудь, кто бы дерзнул на твое посягнуть достоянье.Но я желал бы узнать, мой милейший, о нынешнем госте:Кто этот гость и откуда? Отечеством землю какуюСлавится Какого он рода и племени? Где он родился?С вестью ль к тебе о возврате отца твоего он явилсяИли по собственной нужде приехал сюда, на Итаку?Сразу исчезнув, не ждал он, чтоб здесь познакомиться с нами.На худородного он человека лицом не походит'.И, отвечая ему, Телемах рассудительный молвил:'На возвращенье отца, Евримах, я надежд не имею.Я ни вестям уж не верю, откуда-нибудь приходящим,Ни прорицаньям внимать не желаю, к которым, сзываяРазных гадателей в дом, без конца моя мать прибегает.Путник же этот мне гость по отцу, он из Тафоса родом,Мент, называет себя Энхиала разумного сыномС гордостью, сам же владыка он веслолюбивых тафосцев'.Так говорил Телемах, хоть и знал, что беседовал с богом.Те же, занявшись опять усладительным пеньем и пляской,Тешились ими и ждали, покамест приблизится вечер.Тешились так, веселились. И вечер надвинулся черный.Встали тогда и пошли по домам, чтоб покою предаться.Сын же царя Одиссея прекрасным двором в свой высокийДвинулся спальный покой, кругом хорошо защищенный.Думая в сердце о многом, туда он для сна отправлялся.С факелом в каждой руке впереди его шла Евриклея,Дочь домовитая Опа, рожденного от Пенсенора.Куплей когда-то Лаэрт достояньем своим ее сделалЮным подросточком, двадцать быков за нее заплативши,И наравне с домовитой женой почитал ее в доме,Но, чтоб жену не гневить, постели своей не делил с ней.Шла она с факелом в каждой руке. Из невольниц любилаВсех она больше его и с детства его воспитала.Двери открыл Телемах у искусно построенной спальни,Сел на постель и, мягкий хитон через голову снявши,Этот хитон свой старухе услужливой на руки кинул.Та встряхнула хитон, по складкам искусно сложилаИ на колок близ точеной постели повесила. ПослеВышла старуха тихонько из спальни, серебряной ручкойДверь за собой притворила, засов ремнем притянувши.Ночь напролет на постели, покрывшись овчиною мягкой,Он размышлял о дороге, в которую зван был Афиной.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.Встал с постели своей возлюбленный сын Одиссея,В платье оделся, отточенный меч чрез плечо перебросил,К белым ногам привязал красивого вида подошвы,Вышел быстро из спальни, бессмертному богу подобный,И приказание отдал глашатаям звонкоголосымДлинноволосых ахейцев тотчас же созвать на собранье.Очень скоро на клич их на площади все собралися.После того как сошлись и толпа собралася большая,Вышел на площадь и он, с копьем медноострым в ладони.Шел не один он. За ним две резвых собаки бежали.Вид на него излила несказанно приятный Афина.Весь изумился народ, увидавши, каким подходил он.Сел он на месте отцовском, геронты пред ним расступились.Встал благородный Египтий и речь пред собранием начал.Был он летами согбен и опыт имел богатейший;Сын его милый, Антиф-копьеборец, отплыл с ОдиссеемНа кораблях изогнутых в конями богатую Трою.Был умерщвлен он в глубокой пещере свирепым ЦиклопомИ послужил для него последней едою на ужин.Три
