это спокойно.
«Может быть, я заболела? — подумала она. — Нет, такого со мной никогда не бывало, я такая крепкая…»
Ее мысли были прерваны звучанием голоса, который она никогда не могла забыть. Хриплый, гортанный голос…
— Наконец-то! Наконец-то я нашел тебя, Ванья! Здесь и был этот проход!
Она мигом обернулась, словно кто-то ударил ее по спине.
Рядом с ней, на круглой каменной плите, сидел Тамлин.
13
Лицо ее просияло в несказанной радости.
— Тамлин! Нет, этого не может быть, я не могу поверить в это!
— Рано ты радуешься, — мрачно заметил он. — Ты помнишь, что я сказал тебе в последний раз?
— Что ты убьешь меня? Я хорошо помню это. Ты можешь сделать это, потому что никто на земле не жил такой бессмысленной жизнью, как я все эти годы. Но ты должен немного подождать…
Он неотступно смотрел на нее. Внешность демона мало меняется с годами; если они ужасны на вид, такими они и остаются навечно, если они красивы, красота не уходит от них. Но Тамлин изменился. Все его существо кричало об одиночестве. В глазах и уголках рта отпечатались усталость и отчаяние, даже кожа его не была такой гладкой, как прежде, все его цвета потускнели.
— Чего же я должен ждать?
Следует ли ей рассказывать ему о Франке? О ребенке, которого она должна родить от него? Не будет ли это иметь дурные последствия для Франка?
— Не знаю, следует ли мне говорить об этом, Тамлин. Но я должна защитить от тебя одно земное существо.
Губы его искривились в горькой усмешке.
— Если ты думаешь, что я имею право находиться в мире людей, ты ошибаешься. Я могу поймать тебя только здесь — именно на этом месте. И ни в каком ином.
— Хорошо, тогда я скажу тебе об этом.
Франку и ее будущему ребенку следовало просто держаться подальше от этого заколдованного места. Да, теперь Ванья поняла, где она находится, несмотря на то, что попала она сюда совершенно случайно. Если бы она раньше знала об этом! Она зря потеряла столько лет!
Она рассказала Тамлину о ребенке, которого ждут от нее Люди Льда, родить которого — ее долг. Она заметила, что это ему не понравилось.
— Я обещаю, Тамлин! Обещаю снова вернуться сюда, когда ребенок родится. И ты сможешь убить меня, если захочешь.
У Ваньи еще не было никаких чувств к этому нерожденному ребенку. Она знала, что ему будет хорошо на Липовой аллее. За ним сможет присмотреть Бенедикта, Марит или Кристоффер. Ванья понятия не имела о материнских чувствах, о том, как мать привязывается к своему ребенку, однажды увидев его.
Тамлин сидел, обняв руками колени. На нее он больше не смотрел, уставившись на каменную плиту между ног.
— Думаю, ты не представляешь себе, как я одинок, Ванья, — сказал он своим нечеловечески хриплым голосом.
— Летать год за годом в совершенно пустом пространстве? Конечно, я не могу в точности представить себе это, но одна мысль об этом сводит меня с ума.
Он посмотрел на нее, и в глазах его была скорбь, которой раньше она в нем не замечала.
— Поэтому зачем же мне убивать тебя? Ты — единственное существо, которое у меня есть!
— Я не буду жить вечно, Тамлин. Человеческая жизнь коротка.
— Я буду любить тебя до тех пор, пока существует великое ничто. Она задрожала.
— Что ты сказал? Любить? Ты…
— Да, ты слышала когда-нибудь подобную глупость? Демон, который любит!
— Мне не кажется это глупым, — с нежностью произнесла она, чувствуя, что сердце ее вырывается из груди. Тамлин любит ее! Это просто непостижимо! — Кстати, ты уже больше не демон. Ты уже не можешь быть демоном.
Он отвернулся.
— Да, я это знаю. Я — ничто. Я просто часть великого ничто.
Она придвинулась к нему и взяла его за руку. Он никак на это не реагировал, продолжая сидеть, отвернувшись.
— Но на этой поляне могут быть и другие люди, — сказала она. — И они могут тоже случайно сесть на эту плиту!
— Да, но они меня не интересуют. Есть только ты и я…
Только ты и я! Это было именно так, это было с того самого момента, когда она впервые увидела его, такого крошечного, размером с палец.
— Тамлин… — с чувством произнесла она.
Он повернулся и снова посмотрел на нее. Ванья погладила его по зеленоватой щеке. Раньше ему это не нравилось. Теперь же он взял ее ладонь и медленно, с какой-то тоской перецеловал кончики всех ее пальцев. Он стал другим, грубость и презрение были ему уже несвойственны. Ванья прислонилась лбом к его лбу, и он провел пальцами по ее лицу, по ее шее и плечам, чего он раньше никогда не делал.
— Я так одинок, — шептал он. — Так одинок… И в его шепоте Ванья слышала отзвук вечности, в которой он теперь пребывал. Ее не беспокоило то, что она не могла себе представить этого, потому что теперь она была просто счастлива, она ощущала каждым своим нервом его присутствие.
Ее губы коснулись его губ, теперь инициативу взяла на себя она. Раньше Тамлин в таких случаях фыркал, не желая ее сентиментальных ласк и предпочитая прямо приступить к делу.
Теперь же все было не так. Все-таки время его чему-то научило, так же как и ее предыдущие «лизания». Сначала его поцелуй был очень сдержанным, словно он стыдился своих чувств — и эта сдержанность только украсила поцелуй. Но это длилось недолго. Вскоре Ванья заметила, что ему явно нужны другие доказательства любви.
Она не противилась, потому что сама этого хотела. День был теплым и солнечным, возле каменной плиты скромно цвели фиалки и хохлатки, и Ванья сняла с себя всю одежду. С величайшим наслаждением он заключил ее в свои объятия — и на лице ее было написано жгучее желание. Они снова были вместе, теперь уже в совершенно иной ситуации. Ведь теперь Тамлин тоже понимал, что такое нежность и ласка по отношению к другому.
И, глядя на его — такое любимое ею — лицо, она поняла, что никогда не смогла бы отдаться кому-то другому, кроме этого устрашающего на вид и в то же время изысканно прекрасного демона.
Но ей предстояло это сделать.
Теперь они лежали неподвижно, и она вдруг слегка отодвинулась от него.
— Что с тобой? — спросил он.
— Я не смогу пойти на это, — сказала она.
— На что?
— Я не смогу выйти замуж за Франка и иметь от него детей. Я хочу быть только с тобой.
