А второй?
А деньги, которых Букет «не отдаст, даже если пойдёт к стенке»?
Откидываясь на сиденье, Семён встретился с внимательным взглядом соседа. Подумал: не стоит горячиться. Букет и Подкленов перед лицом опасности станут действовать заодно, в этом нечего сомневаться. Стреляные воробьи. Пока Семён возится с Подклёновым, рыжий под угрозой ножа заставит шофера ехать — и ищи опять ветра в поле. С двоими не справиться, конечно. Пистолет и нож против голых рук. Нет, это не тот случай, которым следует воспользоваться!
— Никогда не надо горячиться, — точно угадывая его мысли, сказал Подклёнов. — А Паша всегда был рассудительным человеком. Паша дело знает.
— Приехали! — сказал Пашка Букет шоферу и полез из машины.
— Кто будет платить? — спросил шофер, растерянно оглядывая пустую, по-деревенски грязную улицу, застроенную деревянными домиками.
Кожаная спина Букета уже уплывала от машины. Подклёнов рванулся за ней, опуская руку в карман. И тут Семёна осеняло.
— Я заплачу! — громко, чтобы слышали уходящие, сказал он. Доставая деньги, приглушив голос почти до шепота, обратился к шоферу:
— Поезжай и позвони в угрозыск. Спешно! Скажи: Подклёнов, пахнет убийством. И этот адрес. Номер твой я запомню.
Сунув шофёру какие-то деньги, разбрызгивая грязь, побежал за ушедшими вперёд. Они уже свернули в калитку ветхого палисадника. Открывая её, Семен услышал, что шофер включает стартер.
«Позвонит, — подумал он про шофера. — Не может не позвонить. А в угрозыске должны знать. Костя и Люда наверное уже давно бьют тревогу. Всё должно быть в порядке. Должно…»
За палисадником в чахлой картофельной ботве Семён увидел согнувшуюся женскую фигуру. При появлении гостей она с трудом выпрямилась. На её иссеченном морщинами лице читались страх и злоба одновременно.
— Николай дома? — не здороваясь, спросил Букет.
— Оставили бы вы его… — начала было женщина, но Букет оборвал резким окриком:
— Ладно! Дома Никола?
— Спит он.
— Пьяный?
Не ожидая ответа, Букет шагнул на крыльцо. Подклёнов и Семён последовали за ним через заставленные кадушками тёмные сени. Пашка толкнул дверь в комнату, где было даже темнее, чем в сенях. Ничем не завешенное окно белело уже нечетким, расплывающимся пятном на бревенчатой стене. Семён вспомнил, что наступил вечер, что ему пора быть на аэродроме.
— Зажги свет, Никола! — приказал Букет.
Кто-то заскрипел рассохшейся койкой, спросил хриплым, сбивающимся голосом:
— Кто там? Чего надо?
— А ну, зажигай свет! — повелительно повторил рыжий.
— Мать! — раздалось из угла. — Включи свет. Пашка пришёл… Есть там чего-нибудь опохмелиться?
— Всё выжрал, — сказали за спиной у Семёна; и, почти неслышно прошмыгнув в комнату, давешняя женщина щёлкнула выключателем. Под низким, почерневшим от времени потолком, до которого можно было дотянуться рукой, вспыхнула засиженная мухами лампочка. В комнате стало светлее, но зато окно сразу же превратилось в отливающий металлическим блеском четырёхугольник.
Семён осмотрелся. На столе стояли порожние водочные бутылки; из тарелки с недоеденным холодцом торчали изжёванные хвосты окурков. С измятой постели, щурясь и прикрываясь ладонью от света, поднимался небритый, с опухшими глазами парень. Стена над постелью была облеплена вырезанными из заграничных журналов мод красавицами; ближе к углу висела гитара.
Парень сел, ладонью протирая глаза. Видимо, его испугала плащ-накидка Семёна. Он вдруг спросил заикаясь:
— В чём дело, Пашка?
И пальцы его беспокойно забегали по лоскутному одеялу, словно искали чего-то.
— Окно бы завесила, Петровна, — хмуро сказал Букет. Дождавшись, когда женщина повесила на вбитые над окном гвозди рыжее байковое одеяло, кривя рот, объяснил:
— Гостей привёл. Не узнаешь… «друга»?
Тот скользнул все еще сонным взглядом по капюшону Семёна, перевел взгляд на Подклёнова.
— Чистодел? Т-ты?
Видимо, визит Подклёнова был довольно неприятной неожиданностью для этого Николы-Чернушника. Букет опять усмехнулся, потом повернулся к матери хозяина.
— Держи красненькую, Петровна. Принеси пару банок. Можешь не торопиться, — нам потолковать надо.
Женщина безропотно взяла деньги. Скрипнула затворяемая ею дверь, потом брякнула щеколда калитки.
— Будем разговаривать? — прищурив глаза, спросил Подклёнов.
Вопрос явно относился к Букету. Но тот молчал. Кусая губы, сверлил Подклёнова ненавидящим взглядом исподлобья. Семёну показалось, что в присутствии ещё не совсем протрезвившегося приятеля Букет стал чувствовать себя увереннее. Но на Подклёнова это не производило впечатления. В его тоне сквозило откровенное издевательство:
— Чего уши прижал, Паша? Может, прыгнуть хочешь? Попробуй!
Тот сплюнул, ногой подтащил табуретку, сел. Теперь он смотрел на Чернушника тоже в упор, не мигая.
— Пришли спрашивать долю, Никола. Может, ты помнишь, что они ходили с нами на дело? Или мы работали по их наколке? Или мы им должны?
— Какую… долю? — хмуро спросил Чернушник, и снова его ладони заползали по одеялу.
— Спрашивай у них, — движением головы показал на Подклёнова Букет.
— Какую долю?
— Сам знаешь, — коротко бросил Подклёнов.
Чернушник переглянулся с приятелем, задергал углом рта.
— Тебя звали тогда. Говорили, что есть наколка. — Он вдруг подался вперед, бегающие пальцы закостенели, цепляясь за одеяло. — Пасть порву, гад!
Букет демонстративно закинул ногу за ногу, сказал в сторону:
— Он собирается заложить нас, Никола, если мы не поделимся. Меня интересует…
Закуривавший Подклёнов тряхнул спичечным коробком. Не вынимая изо рта папиросы, оборвал:
— Меня интересуют гроши. Где они? — и вычиркнул спичку.
В то же мгновение рука Чернушника скользнула под подушку и, прежде чем Подклёнов успел прикурить, а Семен понять, что происходит, щелкнул предохранитель пистолета. С грохотом уронив табуретку, вскочил Пашка Букет, вырывая из ножен финку.
Никто не сказал ни слова, но сжатые в кулаки руки Подклёнова, не выпуская раздавленного коробка и горящей спички, медленно поползли вверх. То же сделал и Семён, чувствуя, как сопротивляется этому, виснет на сгибах локтей плащ-накидка.
— Ну? — торжествующе звонко спросил Чернушник. Он медлил, наслаждаясь своим могуществом.
Семен, как загипнотизированный, смотрел на пистолет в его волосатом кулаке. Маузер калибра 7,65, как у Фёдора Фёдоровича, директора зверосовхоза.
Сейчас палец придавит спусковой крючок, позволяя спрятаться выступающему шпеньку бойка, и… и… Но ведь курок еще не нажат, а затыльный обрез пистолета совершенно гладок! Шпенёк не выступает!.. Не выступает… Не выступает…
Ещё не осознав, какая сила толкает его, Семён выбросил вперёд руки, прыгая на Чернушника, прямо на пистолет, уже на прыжке рассчитывая движения. Мелькнуло чёрное отверстие ствола, нажимающий на
