Юля преспокойно достала из ридикюля небольшой черный пистолет и клацнула затвором. Безмятежно усмехнулась:
– Слава богу, нарвались на джентльменов. Не стали лазить девушке под платье, а хитрая девушка под платье плавки натянула и вместо прокладок засунула нечто другое… Шеф, ножик не забыли?
– Специально со стола стащил, как просила… – Мокин подал ей серебряный столовый нож.
Девушка, примерившись, не без труда распорола подол платья, нижние юбки, передала нож Мокину:
– Мне самой сзади резать неудобно…
Мокин завозился, шепотом ругаясь под нос, полосуя туповатым ножом плотную ткань. Когда Кузьминкин застегнул последние пуговицы на штиблетах, Юля уже отбрасывала обрывки в угол, являя собою предосудительную картину: косо откромсанный подол едва прикрывал бедра, открывая стройные ноги в высоких женских ботинках так, что любого н а с т о я щ е г о современника государя-освободителя неминуемо хватил бы удар при виде этакого шокинга.
– Это зачем? – непонимающе уставился Кузьминкин.
– Затем, – исчерпывающе объяснил Мокин. – Да брось ты бабочку, без нее обойдешься… Пошли!
Он первым выскочил в коридор. Сторожко прислушался, махнул остальным рукой.
Лакей вывернулся из-за угла неожиданно – увидел Юлю в новом обличье и застыл, держа перед собой овальное блюдо с аппетитным жареным гусем. Девушка метнулась мимо Кузьминкина, как молния, крутанувшись в каком-то невероятном выпаде, выбросила ногу. Блюдо с гусем полетело в одну сторону, детинушка, потеряв на лету парик, – в другую. Еще в полете Юля с тем же проворством добавила ему носком ботинка под нижнюю челюсть.
Прежде чем ушибленный успел опомниться, Мокин сгреб его за шкирку и поволок в только что покинутые ими апартаменты. Юля моментально подхватила парик, гуся и блюдо – ага, чтобы не осталось никаких следов…
В коридоре было тихо – похоже, молниеносная операция захвата проведена без сучка без задоринки…
Пленник застонал, зашевелился. Юля тут же уселась ему на грудь, продемонстрировала пистолет и медленно прижала дуло к виску. Тихонько посоветовала:
– Молчать, козел, мозги вышибу!
– Видал? – гордо сказал Мокин, подтолкнув Кузьминкина локтем. – Все думают, что это молодая женушка или телка, хрен кто просечет, что это секьюрити… – Он присел на корточки: – Ты, выползок! Сколько народу в доме?
– Ну, это… – пробормотал пленный, косясь в сторону упершегося в висок дула. – Барин со студентом, Витька, напарник мой, Дуня… Филимон при конюшне… В дом ему не положено…
– Никого больше?
– Бля буду…
– Оружие есть?
Пленник попытался мотнуть головой, но наткнулся виском на дуло, замер, и, боясь лишний раз шевельнуться, прошептал:
– Да никакого…
– Ну смотри у меня… – сказал Мокин. – Если что, вернусь и кишки через рот вытяну…
Лакея тщательно связали разодранными на полосы простынями, одну скомканную полосу надежно вбили в рот и уложили хорошо упакованного пленника на кровать. Мокин поднес ему к носу кулачище:
– Лежи смирнехонько, как невеста перед брачной ночью, сучий ты потрох… Пошли!
Он забрал у Юли пистолет, сунул Кузьминкину ворох длинных лент – бренные остатки накрахмаленных простыней – и первым ринулся в коридор. Лоб в лоб столкнулся с Дуняшей – она успела по инерции пролепетать:
– Барин просят к завтраку пожаловать…
И буквально через минуту очутилась рядом с лакеем, столь же тщательно спутанная, с кляпом во рту. Мокин похлопал лакея по лбу:
– Цени мою доброту, валет, – тут тебе и постелька, тут тебе и девочка, отдыхай, как фон-барон…
…На цыпочках подойдя к двери столовой, Мокин заглянул в щелочку, удовлетворенно хмыкнул, подал знак спутникам следовать за собой – и ворвался внутрь с бесцеремонностью бульдозера, держа под прицелом сидящих за столом, дружелюбно рявкнул:
– Здорово, аферисты! Сидеть и не дергаться!
Господин статский советник в отставке замер, не донеся до рта серебряную вилку с куском чего-то вкусного. У «беспутного студента» отвисла челюсть. Багловский выглядел еще ошеломленнее.
После секундной паузы второй лакей, выронив высокую бутылку без этикетки, зачем-то пригибаясь, кинулся к боковой двери – и был молниеносно перехвачен Юлей на полдороге, подшиблен ударом пятки под щиколотку, добит ребром ладони по виску.
– Скрути-ка ему, Сергеич, резвы ноженьки, блудливы рученьки, – громко распорядился Мокин, танцующим шагом приблизился к столу и, поведя стволом для убедительности, прикрикнул: – Руки за голову, поганцы! Юль, обыщи…
– В фалдах посмотрите, – громко посоветовал Кузьминкин, сидя на корточках над обеспамятевшим лакеем, старательно вывязывая узлы. – В фалдах должны быть карманы…
