мальчик со следами предсмертной муки на лице.
— Дохлятина, схватили жмура за копыта и прописались в дубовозы.
Черт, как мне захотелось кого-то убить! Перехватить дубинку и вбить поганый язык мрази в горло вместе с зубами!
— Че рогом целишь, тварь? Ща у меня схватишь!
— Остынь, Шило. Уроешь — троих тащить придется. Это же Зомбак с Полудурком, мля, два тупаря стертых. Он не въехал, вот и зырит. Слышь, дохлятина, берете жмура за ноги и тащите, понятно?
Рассудок боролся с ненавистью. Нет, шансов мало. Двое, с дубинками. Окончательное решение помог принять Солдат — шагнул к телу и затоптался рядом. Без его поддержки я понял, насколько еще слаб.
За ноги тянуть не стали — взяли за плечи. Паренек совсем легкий, бандюки идут сзади и покрикивают. Душа болит. Мой покинутый мир не самый гуманный, но этот… По лицу — русак, светлые волосы, курносенький, еще нет щетины — подросток, моложе Солдата. Друг тоже идет непривычно серьезный, выражение лица… а ведь он пытается вспомнить. Ну да, по логике — рубаха такая же, наверное, попал сюда с нами, но не выжил. Точнее, выжил Солдат — я-то занял чужое тело.
Боров заметил наши взгляды, или ему наскучил озлобленный напарник:
— Э, Зомбак, что, вспомнил его?
— Нет, не помню. А что, нас вместе привезли?
— Ну, дохлятина. Кажись, пятеро стертых, тебя вон Полудурок сразу схватил и утащил, а этот последний зажмурился.
— А Сол… моего кореша что, не с нами привезли?
— Не, Полудурок тут уже две сортировки кантуется.
— Харэ с тухлогонами рамсы тереть, Боров. А ну, резче, уроды!
Злобная тварь больно ткнула дубинкой. Пришлось замолчать и прибавить шаг.
Мы углублялись в старую часть свалки — точно на юг. Все меньше становилось свежего мусора, пропали вороны, все мешки выпотрошены, под ногами шуршит вечный пластик и разложившаяся от времени бумага. Сначала считал шаги, отмечая каждый километр, но на третьей тысяче силы кончились. Шило подталкивает дубинкой, сознание фрагментами выдергивает приметные места — пятна бывших пожаров, остатки бетонной конструкции, куча здоровенных автомобильных покрышек. По-моему, Солдат тянет нас обоих — мертвого побратима-партизана и меня, случайно не мертвого в этом мире.
— Харэ, дохлятина, присохни!
Я отпустил тело и рухнул рядом. Запаленное дыхание шевелит песчинки у носа. Песок? Бандиты уже не гонят, они стоят и что-то обсуждают. Слабая, но настойчивая рука потянула вверх. Тихий шепот:
— Сеант.
Нет, Солдат, не могу.
— Сеант, нао, Сеант…
Надо. Я понял, надо. Голова кружится, земля рывками убегает из-под ног. Но удалось. Обнявшись и покачиваясь, мы стоим метрах в трех от обрыва песчаного карьера. Удушающе тянет сладковато-тошнотной вонью. Внизу уже лежит плотная тень, но я все равно вижу полузасыпанные песком тела. Их очень много. Ставших костями, разложившихся и относительно свежих. Урки выбрали место, взяли труп парнишки за руки — за ноги, раскачали и скинули вниз. Глухой звук удара, взметнувшиеся с недовольным карканьем жирные вороны.
— Присыпем?
— Забей, Боров, так поваляется. Канаем.
Проходя мимо нас, Шило злобно оскалился и махнул дубинкой:
— Слышь, мож, и дохлятину туда, чтоб потом не канать? Чо, Зомбак, зарядишь жмурам компанию?
Резкий толчок, мы шатнулись к обрыву.
Еще толчок. Собрав силы, ощущая, как сжался под рукой Солдат, я хрипло ответил:
— Можно. Тогда для нас все закончится сейчас. А ты подумай, кто пойдет на сортировку, если закончатся все такие, как мы.
— Ты че провякал, тварь?
Урод, замахиваясь, шагнул ближе.
— Шило!
Резкий оклик остановил занесенную руку. Боров с нехорошим прищуром смотрит на напарника:
— Зомбак по закону сказал. А ты, Шило, против закона идешь.
— А ты кто такой, Боров, мне указывать?
— Кто?
Змеиная ухмылочка неузнаваемо изменила круглое лицо Борова. В руке блеснул нож:
— Я при пере, по закону.
— Слышь, Боров, ты, типа, это, не ныряй в обманку…
— Не ссы, Шило, я все понял правильно. Канай вперед и думай, что будешь петь на правке.
Растерянно оглядываясь, Шило пошел к ангарам. Боров покосился на нас:
— Твое счастье, Зомбак. Ну ладно, я позырю еще, как ты на сортировке будешь.
Бандиты ушли. Земля неудержимо тянет вниз, но я напрягся и сделал первый трудный шаг.
— Пойдем, Солдат, домой.
— Пои, Сеант.
Пусть тяжело и медленно, но шагаем. Вот уже пропал страшный запах карьера, потянулось рыхлое поле старой свалки. Сколько же мы отмотали? Километров пять? Наверное. Солнце уже заходит, рельефно высвечивая натоптанную дорогу. Дорогу жертв. Да, свалка, где заканчиваются человеческие жизни. Пятеро. Стандартная цифра — боевая пятерка. А Солдат? Хлопчик был совсем молоденький. Может, связной?
— Солдат, ты его вспомнил?
Друг, гримасничая, морщится.
— Узнал, но не можешь вспомнить?
— А, Сеант, а, — закивал напарник.
Это значит: «Да». Мы вдвоем — все, что осталось от ячейки сопротивления.
Черным пятном вдали замаячила куча покрышек. А ведь солнце сейчас зайдет. Точнее, уже зашло. Ночь упала быстро. Луна и звезды чуть подсвечивают путь, выдерживаю курс по Полярной звезде. Бедняга Солдат не видит ничего. Он поддерживает меня, я веду его. Иногда уходит ощущение реальности — снова иду от технической территории полярной ночью, по заснеженной дороге в теплую квартиру к жене и маленькому сыну. Встряхиваюсь — и вижу грязно-молочное поле с неряшливыми кучами проклятого пластика. Миновали зловеще и необычно выглядевшие в свете луны остатки бетонного строения. Снова поле, снова под звездным ковром уходит реальность. Друг ведет меня? Тогда почему его рука на моем плече и я поддерживаю его за талию? Не бойся, Солдат, я веду, темнота не страшна. Под рукой исчезают пятна страха, сияют вера и преданность, лучится улыбка на лице. Идем, друг, идем. Запах застарелой гари — две трети пути позади, вон они, там, наши строительные кучи, шалаш, ставший домом в этом проклятом мире. Кто идет за нами? Кто протягивает бесплотные руки и смотрит с раздирающей душу мольбой? Вздрогнув всем телом, я остановился. Жалобно всхлипывая, плачет Солдат на плече. Я видел. Я точно их видел.
— Солдат, ты видел?
— А, Сеант, а.
Вот так, я стал видеть призраков. И не один. Обернулся — никого. Вон, похоже, наши кучи. Где-то рядом шалаш.
— Отставить слезы, братишка. Ты же Солдат. Пойдем полегоньку, дом искать.
Искать не пришлось — чутье привело куда надо. Остатка сил хватило только на то, чтобы снять кроссовки.
Разбудил Солдат и звук колокола:
— Ета, Сеант, ета.
Еле встал — все тело онемело. Но по дороге разошелся и почувствовал себя бодрее. Ничего себе поспали. Да и немудрено — после такого похода. Километров десять отмотали, что для нашего здоровья —
