грядущей жизни будут управлять собственными звездами и планетами, точь-в-точь как теперь Бог управляет нашими. Лори, когда бросила меня, тоже стала мормонкой, начала носить длинные платья вместо коротких юбок и в конце концов вышла замуж за риэлтора, который обрюхатил ее через два месяца.
Моя связь с Уэнди не была типичной. Обычно бывает больше романтики, процесс идет медленнее. Я замечаю женщину — или она замечает меня — за столом в буфете или в зале ожидания. Потом мы оказываемся на борту одного и того же самолета, обмениваемся парой слов, бредя по проходу, и как бы вскользь упоминаем, где собираемся остановиться по прибытии. В семь, когда мы оба выходим из ванной после горячего душа и надеваем свежие махровые халаты, а наши волосы еще пахнут дармовым шампунем, у одного из нас звонит телефон. Мы встречаемся за ужином, сравниваем маршруты и выясняем, что в четверг оба окажемся в Сан-Хосе — или можем там оказаться, если захотим. На следующий вечер мы снова созваниваемся, из разных отелей. Для меня нет более опьяняющего времяпрепровождения, чем лежать одному в постели, в чужой комнате, в чужом городе, и разговаривать с женщиной, которую я почти не знаю и которая точно так же дезориентирована и одинока. Ее голос становится моей единственной реальностью; за отсутствием других вех я цепляюсь за него. Кроме друг друга, у нас ничего нет. В четверг мы оставляем взятые напрокат машины у входа в ресторан; ни один из нас там не был, но мы читали лестные отзывы о нем в бесплатном журнале «Грейт Уэст» — «Горизонт». Тогда нас настигает ощущение общности. До самого десерта.
Случай — непредсказуемый создатель связей. То и дело он сводит меня с женщиной, к которой я не посмел бы приблизиться самостоятельно. С другой стороны, порой он преподносит мне очередную Уэнди, внешне вполне подходящую, но с изъяном. А два-три раза, боюсь, судьба столкнула меня с самим совершенством.
— Когда ты будешь в Сиэтле? — спрашивает Кара.
— В среду.
— Поздно?
— Во второй половине дня. Но, возможно, вместо этого мне придется отправиться в Аризону.
— Вот тебе инструкции, слушай. Отправишься прямо в магазин на Пайк-стрит, он закрывается в шесть, и закажешь двенадцать фунтов королевского лосося, средней копчености. Вечером пришли его маме, только сначала проверь. Мясо должно быть красным и упругим.
— А по телефону заказать нельзя?
— Нужно посмотреть лично. Проверь, чтобы рыба была хорошая.
— До выходных она точно не дотянет.
— Лосось копченый, так что все в порядке. И не подведи меня на этот раз. Не нужно еще одного Санта-Фе.
Кара бьет по больному. Санта-Фе был ошибкой, причем не моей. Наша мать побывала в одной тамошней художественной галерее во время традиционной зимней поездки с нынешним супругом, по прозвищу Душка. (Его так зовут, потому что он маленького роста, почти не разговаривает и абсолютно безлик.) Мама буквально влюбилась в браслет индейского племени зуни и описала его Джулии, та рассказала Каре, а Кара велела мне во время следующей поездки в Нью-Мексико купить эту штучку как подарок от всей семьи на мамино шестидесятипятилетие. Я старался изо всех сил, но из-за многочисленных ошибок в описании мать в итоге получила браслет племени хопи, слишком маленький, непомерно дорогой и «положительно ужасный». Так она сказала Душке (а тот передал Каре, доказав тем самым, что он вовсе не такой уж душка).
— Это нечестно, — говорю я.
— Во всяком случае, вот твой шанс восстановить репутацию.
— Нечестно.
— И еще кое-что, — вспоминает Кара. — Тэмми Янсен, подружка Джулии. Она сейчас в Сент-Луисе, ее машина — в мастерской, и она собирается лететь, но не может позволить себе билет за такую цену. Тысяча двести долларов в оба конца! Ненавижу авиалинии.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Скинемся по шестьсот.
— Я уже предложила. Когда Тэмми попыталась заказать билет, выяснилось, что закончились места.
Я знаю, куда она клонит, и приказываю себе не уступать ни дюйма. Ни шагу назад. У меня есть своя цель, я часто ее озвучивал, и теперь придется повторить еще раз — на всякий случай.
— Может быть, пожертвуешь несколько миль? — спрашивает Кара.
Обожаю свою сестру. К сожалению, она невежественна. Она редко летает и потому не знает, каков размах моего замысла. В течение многих лет компания «Грейт Уэст» распоряжалась мною, она указывала, куда мне лететь — или куда
— Нужно найти другой вариант, — говорю я.
— Это глупо, Райан. Просто смешно.
— Как там мама? Ты с ней уже разговаривала?
— Звони ей хотя бы раз в году, ладно? Она думает, что ты совсем пропал.
— Да они с Душкой разъезжают больше, чем я.
— Скажи честно, ты был в Солт-Лейк-Сити на прошлой неделе? — спрашивает сестра. — Может быть, у тебя тут девушка. Я беспокоюсь. А вдруг ты ведешь постыдную двойную жизнь? Может быть, у тебя проблемы и тебе нужна помощь. Ты живешь так уединенно…
— Уединенно? Да меня постоянно окружает толпа, — возражаю я.
— Мы отклонились от темы.
— Ты сама начала.
— Хорошо, забудем о том, что сестра за тебя волнуется, и вернемся к тому, что Тэмми нужно вылететь из Миссури.
Кара вовсе не стремится решить проблему. Она отвергает целый ряд вариантов: ехать поездом (Тэмми будет тошнить), взять напрокат машину (длинная поездка ее измучит) — и продолжает испытывать мое терпение, прося поделиться тем, что ничего для меня не значит — то есть так ей кажется. Кара называет мое занятие «дурацким бзиком», и, хотя в душе я протестую, но все-таки не пускаюсь в объяснения. Правила, которые мы устанавливаем и которые определяют нашу личность, сильны исключительно за счет того, что из них не бывает исключений — а в некоторых случаях потому, что они недоказуемы. Салли не носит синтетику. Такова Салли. Билли не ест яйца. Принимайте его как есть. Извиняться за персональные абсолюты или, как их называет Сэнди Пинтер, «глубинные привязанности», — значит, извиняться за самый факт своего существования.
Разговор заканчивается так:
— Это мои мили.
Я кладу трубку. Пора на самолет.
Глава 3
Нет более приятного развлечения, чем использовать продукцию прославленного американского бренда на фоне декораций, изображенных в его рекламе. Ехать на «форде» по проселочной дороге. Пить колу на пляже в Малибу. Лететь рейсом «Грейт Уэст» над Колорадо. Это ощущение покоя и порядка, наверное, сродни тому, что чувствовали древние египтяне, когда смотрели на созвездия над вершинами пирамид. Ты в правильном месте и в правильное время, а если завтра наступит конец света — пускай.
Внизу, сквозь овальный, молочного цвета, иллюминатор, виднеются горные озера, которые отливают неестественно синим цветом, точно вода внутри атомного реактора. На юге и на западе поднимаются горы, увенчанные радиомачтами. Подо мной — Аспен, подъемы меж сосен похожи на дорожки в боулинге, на металлических крышах коттеджей и летних домиков азбукой Морзе играет утреннее солнце. Хороший день в Небе. Я включаю диктофон и несколько минут наслаждаюсь трудными словами.
Мы летим хорошо если в половину мощности — скидки, предоставляемые «Дезерт эр», только дурачат
