замечательная деревня расположена на самом красивом берегу самой лучшей реки Шингу. Ваши малоки — самые прочные, самые красивые, самые чистые».
— Они, значит, умеют ораторствовать?
— Ораторствовать?!. Да в этом отношении они обогнали нас на несколько столетий! Будь уверен, никто из наших лучших ораторов не может идти с ними ни в какое сравнение! Никто. Потому что умению говорить они придают очень большое значение. Любая беседа вызывает у них уважение. Прервать беседу неприлично. Участвовать в ней почетно. Бесчисленное множество способнейших в иных сферах жизни индейцев теряли надежды стать вождями потому, что не умели ораторствовать. Ведь вождь племени — это прежде всего оратор, трибун! Он должен уметь сохранять достоинство, осанку, должен быть величавым, степенным, говорить не торопясь, не глотая слов. Он не может хохотать и суетиться.
— И они могут произносить длинные речи?
— Длинные?! Да, любой вождь способен в любую минуту произнести речь на два-три часа. Экспромтом и без шпаргалок, как ты понимаешь. Ты даже не представляешь себе, какие великие ораторы имеются среди них! Лет пятнадцать назад прибыла сюда к нам солидная делегация: депутаты конгресса. Прилетели на двух самолетах прямо из столицы. Дело было вечером, мы их сразу разместили на отдых, а утром я велел сыграть подъем в шесть утра. Заметь: в шесть утра! И сразу же после кофе началась у них встреча с иолапити. И депутаты — люди, которых не удивишь длинными речами, — чуть не попадали в обморок: с шести утра до девяти вечера продолжался устроенный в их честь «митинг». С приветствием выступили два индейца. Сначала выступил один, потом брал слово, чтобы дополнить его, другой, потом снова начинал говорить первый и так далее. Эти два иолапити уморили депутатов.
— Но о чем же можно говорить столько времени?
— Как это «о чем»? Да о чем угодно! Эти двое, например, рассказывали депутатам об истории своего племени, о его славных деяниях, о великих войнах. Потом они перешли, так сказать, к анализу различных аспектов влияния белой цивилизации на жизнь иолапити, изложили депутатам свою точку зрения, свое мнение относительно всех плюсов и минусов «караиба», что у «караиба» хорошо, а что плохо, что иолапити нравится, а что не очень.
...Пока я перезаряжаю магнитофон, он подходит к окну и кричит зычным голосом:
— Эй! Кто там? Принесите воды!
Спустя полминуты слышится дробный топот босых ног: три мальчугана несутся во весь опор. В руке у каждого громадная кружка с водой.
— Черт возьми, — ухмыляется Орландо. — Видать, я крикнул слишком громко.
Забег проходит с переменным успехом, но к финишу все трое приходят одновременно: они протискиваются и дверь, ожесточенно толкая друг друга локтями, и протягивают свои кружки. Орландо берет воду у одного из них, пьет, поглядывая краем глаза на двух других сорванцов. Те понурились. Уж очень каждому хотелось, чтобы Орландо взял воду именно у него.
Орландо допивает, отдувается, протягивает руку, берет другую кружку и пьет из нее. Потом тяжко вздыхает, гладит себя по громадному животу, вздыхает еще раз и берет третью кружку. С трудом осушает и ее, снова отдувается, как бегемот, выставивший морду на поверхность пруда в зоопарке. Потом шлепает ближайшего мальчугана по попке и командует:
— А теперь марш отсюда!
Детишки с радостным визгом скачут прочь.
— Можно продолжать? — спрашиваю я.
— Ну что с тобой делать, — вздыхает он. — Давай терзай меня дальше. После этих трех кружек меня уже ничем не испугаешь.
Я снова включаю магнитофон.
— А можем ли мы чему-либо у них научиться? Может ли наша культура, наша цивилизация что-то у них позаимствовать?
— Ну, мы уже столько позаимствовали, что навечно остались их должниками. Мы взяли у них их землю. Они дали нам свою кровь: ведь индейцы стали одним из главных этнических элементов в формировании бразильской нации.
А их вклад в нашу духовную жизнь? В литературу! Искусство! Лучшие произведения бразильской литературы построены на индейском фольклоре, на их эпосе. А язык! Сколько индейских слов впитал в себя португальский язык, сколько названий на карте осталось от старых имен, например, тупи!
Но оставим в стороне эти абстракции. Возьмем, скажем, сельское хозяйство. Сколько тебе известно типов ореха «амендоима»? Лучшие агрономы в штате Сан-Пауло знают шесть типов. А индейцы высевают шестнадцать! Возьми картофель: на этой же земле, где какой-нибудь батрак в Шавантине собирает этакие шарики для пинг-понга, у индейцев картофелина иногда получается размером с футбольный мяч. Их маниока ни в какие сравнения не идет с нашей: она вкуснее, питательнее и лучше.
Пойдем дальше. Необычно поучительна их медицина! Я говорю не о колдовстве, а об их изумительных травах, об их умении определять свойства растений, их полезность в хозяйстве и в той же медицине. До сих пор врачи бьются и не могут разгадать загадку их противозачаточных средств: когда женщина решает воздержаться от деторождения, она выпивает какую-то настойку из травы и перестает рожать. Может пройти несколько лет, и, если она вновь захочет ребенка, она разыскивает другую траву, которая снимает эффект первой.
А их искусство? А их ремесло? Эти потрясающие бусы и маски, украшения и утварь. Кто из нас способен украсить резьбой ручку лопаты с такой же любовью, с какой индеец украшает орнаментом свой лук? А их украшения из перьев? А легенды, которые они рассказывают, тысячелетиями передавая их из поколения в поколение. Разве мы, «цивилизованные люди», смогли бы без помощи письменности, литературы, библиотек и архивов сохранить столь же бережно, как они, наше духовное наследие, нашу историю? А ведь у них нет никакого способа сохранить или развить свою духовную культуру, кроме устной передачи друг другу.
— Одним словом, я вижу, что их мир куда более сложен и интересен, чем это представляется всем нам?
— Разумеется!
— Но как же все-таки трудно перекинуть мост между этими двумя мирами: нашим и их!
— Трудно? — Орландо задумался. — Нет, я бы сказал, невозможно!
— Не слишком ли пессимистично это утверждение? Позволю себе напомнить, что в нашей стране сходные проблемы — например, с малыми народностями Севера — решились весьма успешно.
— Когда я говорю «невозможно», я имею в виду наши условия. Ваш, советский, опыт действительно интересен и, как мне кажется, является пока единственным в истории примером успешного приобщения малых народностей к «белой цивилизации». Но здесь, в НАШИХ условиях, в рамках капитализма, разговоры об «интеграции» индейцев, о включении их в нашу жизнь и «приобщении» к нашейкультуре — это чушь! Если такая «интеграция» и может быть достигнута, то только на протяжении очень долгого времени. Может быть, целых веков. Мы не понимаем, что индеец может выжить, может сохраниться как сын своего народа только в рамках своей культуры. Своей собственной! Если бы мы научились уважать его культуру, перестали бы смотреть на него свысока... — Орландо раздраженно махнул рукой. — Если бы смогли понять, что эта культура, на которую мы так безжалостно посягаем, которую мы насильственно подавляем нашей «цивилизацией», не принадлежит нам, не является нашей собственностью, что она достояние всего человечества!
— Ну а где же, по-вашему, выход?
— Выход? — Орландо нервно хрустнул пальцами. — Никто не знает, где выход. Я его не вижу. Индейца нужно было бы оставить в покое. Оградить от контактов с нами, создать как можно больше Парков вроде нашего, где с индейцами будут общаться только специально подготовленные люди. Сейчас, сегодня нужно принимать срочные меры, чтобы сохранить то немногое, что еще уцелело. А потом сесть и подумать, что делать дальше.
А ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
