«...Сохранить то немногое, что еще уцелело». Горечь и пессимизм этих слов Орландо потрясли меня. Трудно было поверить, что человек пытается смириться с неизбежным провалом дела, которому он себя посвятил, и признает, что цель, к которой он всю жизнь стремился, не только никогда не сможет быть достигнута, а, наоборот, с каждым годом отодвигается все дальше и дальше.
Но постойте! А не преувеличивают ли Орландо и Клаудио? Может быть, эта жестокая повседневная война, которую они ведут: отсутствие денег, нехватка инвентаря, имущества, равнодушие начальства — сделали их пессимистами?
Я решил не торопиться с ответами на вопросы, родившиеся там, в Шингу, в беседах с Орландо и Клаудио. Я решил по возвращении в Рио-де-Жанейро поинтересоваться мнением других специалистов и ученых. Людей, которые могут рассматривать вопрос без какой бы то ни было предвзятости.
Первой жертвой моей любознательности оказался один из крупнейших специалистов бразильской индеанистики, перечень должностей и ученых званий которого отметает всякие сомнения в компетентности и эрудиции этого человека: доктор антропологии, заведующий секцией антропологии Национального музея, преподаватель кафедры антропологии Федерального университета Рио-де-Жанейро министерства просвещения и культуры, профессор Роберто Кардозо де Оливейра.
Профессор, надо отдать ему должное, довольно долго и весьма изобретательно сопротивлялся наскокам странного русского журналиста, откладывая и перенося с одного срока на другой запрошенное по телефону интервью. Его можно было понять. Во-первых, он был обременен массой забот, связанных с выполнением множества своих служебных и научных обязанностей. Во-вторых, беседа с подозрительно любознательным журналистом не могла вызвать у него энтузиазма, потому что говорить об индейцах было тогда не так-то просто: в европейской и американской печати начали появляться статьи и интервью, посвященные тяжкому положению бразильских индейцев, расправам, стычкам, побоищам, погромам, и это вызвало серьезное беспокойство Национального фонда индейцев (ФУНАИ), который принял решение ликвидировать этот журналистский ажиотаж, наносящий ущерб национальному престижу. Первым шагом в этой кампании явилось категорическое запрещение чиновникам системы Национального фонда индейцев давать какие бы то ни было интервью журналистам. Тем более иностранным. Единственным источником тщательно профильтрованной официальной информации о жизни и положении бразильских индейцев становилась отныне канцелярия президента Национального фонда индейцев.
Профессор Кардозо, правда, не являлся сотрудником ФУНАИ, однако, учитывая сложившуюся ситуацию, беседа с иностранным журналистом вряд ли могла радовать его. И тем не менее — за это я должен выразить профессору глубочайшую признательность — он в конце концов согласился принять меня в своем кабинете на первом этаже Национального музея Рио-де-Жанейро. Музей этот размещается в роскошном дворце, принадлежавшем полтора века назад первому императору Бразилии.
Для начала я прошу профессора ответить на такой вопрос:
— Анализируя бесчисленное множество конкретных контактов и соприкосновений двух цивилизаций — индейской и белой, от специально организованных научных экспедиций до случайных стычек с индейцами солдат окраинных гарнизонов, геологов или сборщиков каучука, можно ли уловить какие-то закономерности в зарождении и развитии этих контактов? Можно ли, например, определить, как в большинстве случаев реагируют индейцы, впервые встречающие белого человека, — дружелюбно или враждебно? Наблюдаются ли какие-то различия и нюансы в отношении к нам у индейских племен в зависимости от уровня их развития? Можно ли, иными словами, определить, кто к нам относится «дружелюбнее»: более отсталые или более развитые племена?
— Мне кажется, — говорит профессор, — что характер и закономерности контактов и взаимоотношений нашей и индейской культур определяются не особенностями индейских племен, не большей или меньшей степенью их развития. Главное, что определяет отношение индейца к белому, — это историческая специфичность контактов и, в частности, первого контакта между ними. Что это такое?
Во-первых, характер этого контакта: мирный или конфликтный. Обычно индеец, если он никогда ранее не был атакован белыми, тяготеет к мирной форме контакта с нами. Конечно, он почти в любом случае остается недоверчивым, подозрительным. Это неизбежно. Он стремится избегать нас, поскольку инстинктивно опасается подвоха, угрозы, опасности. Но все равно и при этой подозрительности, нервности, недоверчивости он более расположен к мирному контакту. Именно так произошла, например, первая встреча Штейнена с индейцами Шингу: они его побаивались, избегали поначалу, потом все окончилось миром. И это потому, что до Штейнена там никто не был и, следовательно, никто с ними не конфликтовал, не вызывал их раздражения.
Увы, так бывает далеко не всегда. В большинстве случаев встреча двух культур, первый контакт индейца и белого протекает в обстановке агрессивности, конфликта, столкновения. И, главным образом, не по вине индейцев! Я вообще не склонен считать, что было бы справедливо классифицировать индейские племена по их отношению к нам на более или менее воинственные. Наоборот, нужно говорить о большей или меньшей агрессивности белых по отношению к индейцам.
История взаимоотношений наших культур показывает, что с момента установления первых контактов аборигенов и белых установилось несколько определенных фронтов нашего наступления на индейцев. Из них можно выделить три главных: «экстрактивный», скотоводческий и земледельческий. Все они агрессивны по отношению к индейцу, хотя и в разной степени. Возьмем, например, первый — «экстрактивный» фронт. Он представляет собой громадную массу сборщиков каучука, плодов, орехов, охотников, рыбаков, уходящих все дальше в сельву, рабочих всевозможных предприятий и фирм, занимающихся добыванием природных богатств: рубкой леса, разведкой полезных ископаемых, охотой, рыбной ловлей. Этот фронт в какой-то мере заинтересован в использовании индейцев в роли сборщиков плодов, например, или лесорубов и не заинтересован в их физическом уничтожении. Поэтому я считаю его несколько менее агрессивным[5] по отношению к ним, чем два остальных: скотоводческий и земледельческий. Самым агрессивным из трех фронтов является, по-моему, скотоводческий: индейцы кажутся представителям этого фронта помехой на пути его расширения. Они могут уничтожать скот, рассматривая его как свою законную добычу, когда он забредает на их территории. Да и эти «законные» индейские территории, земли, на которых индейцы живут, разводят свои плантации и охотятся, являются помехой для расширения пастбищ. Поэтому-то скотоводческий фронт весьма воинственно настроен по отношению к индейцам: для любого владельца скотоводческой фермы индейцы являются заклятыми врагами, которых он стремится устранять со своего пути любыми методами, вплоть до физического уничтожения.
Ну а третий — земледельческий фронт — тоже рассматривает индейцев как помеху: он заинтересован в использовании индейских земель под посевы и плантации сельскохозяйственных культур.
Одним словом, — заключает профессор, — я отнюдь не склонен подразделять индейские племена на более или менее «агрессивные» по отношению к нам. Повторяю: гораздо более логичным является противоположный подход, при котором рассматривается большая или меньшая агрессивность различных фронтов нашей цивилизации по отношению к индейскому обществу.
Ну а к чему привело совокупное воздействие всех фронтов нашей цивилизации на индейское общество, лучше всего свидетельствует исследование, проведенное крупнейшим специалистом по вопросу вазимоотношений нашего общества с индейцами, — с этими словами профессор достает с книжной полки пухлый том под названием «Индейцы и цивилизация», на титульном листе которого значатся имя и фамилия автора: Дарси Рибейро. — С этим человеком я советовал бы вам побеседовать, — говорит профессор, — если, конечно, вы найдете какой-то способ сделать это...
К сожалению, мне не удалось познакомиться и побеседовать с профессором Дарси Рибейро: после свержения в 1964 году правительства Гуларта, в котором Дарси Рибейро занимал один из видных постов, он вынужден был уехать в эмиграцию и с тех пор живет за границей. Однако, следуя совету Кардозо де Оливейра, и постарался внимательно изучить его основные труды, и это помогло мне привести в относительный порядок впечатления и мысли, накопившиеся во время пребывания в Шингу.
Книга «Индейцы и цивилизация» является итогом многолетней кропотливой исследовательской работы и обобщает выводы и наблюдения, к которым пришел Дарси Рибейро в результате нескольких десятилетий своей научной деятельности. Кардозо де Оливейра обратил мое внимание на ту главу книги, где
