— Тогда зачем звонишь?
— Хотя бы затем, чтобы сказать, как мне было хорошо с тобой.
— Гм. — Кизия не хотела, чтобы он догадался по голосу о ее улыбке. Незачем давать мужчине лишний повод для зазнайства.
Шабаз с воплями носилась кругами у ее ног.
— Что ж, — продолжил Шкаф. — Мне интересно, как такая независимая женщина, как ты, воспримет предложение встретиться послезавтра, а не через два дня, как договаривались.
Кизия растерянно моргнула.
— Ты имеешь в виду… среду?
— Ага.
— Но разве ты не будешь работать?
— Нет. Мне на автоответчик скинули сообщение, что на время расписание изменилось. Там какие-то проблемы с персоналом.
Кизия вертела в руках телефонный провод. Ее пальцы слегка дрожали.
— То есть… ты будешь работать в третьей смене?
— Ага.
— Со мной.
— Вот именно.
— И без всяких сверхурочных?
— Ага. Я распрощался с первой сменой на целый месяц.
— И ты хочешь, чтобы мы встретились в среду вместо четверга.
Наступила долгая пауза. Затем Шкаф решительно произнес:
— В четверг тоже можно, киска.
— Ясно.
— Я подумал, что ты могла бы придти ко мне, и я угостил бы тебя ребрышками по папиному рецепту.
Она рассмеялась.
— Ты мне уже обещал это.
— Я всегда выполняю свои обещания.
Его ответ был похож на шутку, но Кизия знала, что это чистая правда.
Ты можешь доверять ему, — прошептал ее внутренний голос. Нечто похожее она уже слышала шесть недель назад.
Знаю, — подумала она. — Знаю… и доверяю.
— Кизия?
Она выпрямилась. Пьянящее чувство возбуждения сменилось искренней радостью. Голова перестала кружиться. Но зато впервые за долгое, долгое время на сердце у нее полегчало.
— Можно, я принесу с собой сладости? — спросила она.
В трубке раздался смех. Этот звук пробуждал в Кизии приятное чувство предвкушения. Она поднесла руку к груди. Ее соски затвердели. Сердце билось, как сумасшедшее.
— Можешь приносить все, что хочешь, Кизия Лоррейн.
Пятая глава
Дзынь!
Шкаф проснулся, как от толчка, почти моментально перейдя от глубокого сна к полному пробуждению. И сразу же понял две вещи.
Во-первых, он лежал дома на собственной кровати, а вовсе не в койке на пожарной станции.
Во-вторых, ему снился сон.
Яркий.
Эротический.
Со всеми вытекающими последствиями.
Дзынь!
Шкаф перевернулся на бок и снял трубку. На электронных часах, стоящих рядом с телефоном, было без двух минут одиннадцать.
— Алло? — сказал он, решив не обнадеживаться раньше времени.
Ответа не было.
Он откашлялся и попробовал снова.
— Алло?
— Ральф?
Его надежды рухнули, как биржа в 1929 году.
— Доброе утро, мама, — произнес он, сев в кровати. Одеяло скользнуло вниз, сбившись на бедрах. Он почесал грудь.
— Ральф Букер Рэндалл, что ты делаешь дома?
Шкаф напомнил себе, что он взрослый мужчина. Он уже вышел из того возраста, когда рассерженный мамин голос наводил на него такой же ужас, как голос ангела в Судный День.
— Разговариваю с тобой, а что? — ответил он, сдержав зевок. Теперь, когда он понял, что на пожар спешить не надо, его снова начало клонить в сон.
— Разве ты не должен быть на работе?
Разве он не должен быть…?
О Господи. Конечно!
— Я работал вчера, мама, — торопливо пояснил Шкаф, мысленно выругав себя за то, что не предупредил ее об изменениях в расписании. Хотя мама всегда любила совать нос в его жизнь, ее стремление быть в курсе всех его дел стало еще сильнее после того, как четыре года назад отец умер от рака. Хотя иногда это раздражало, все же Шкаф старался удовлетворять ее любопытство. Он знал, какое страшное чувство пустоты оставила в ее жизни смерть Вилли Лероя Рэндалла.
— Как это?
— Расписание временно изменилось. Я месяц буду работать в третьей смене вместо первой.
— А. — Наступила тишина. Затем, — Значит поэтому тебя не было, когда я звонила вчера.
Шкаф подавил очередной зевок, вспомнив несколько звонков, обнаруженных на автоответчике после возвращения домой в полвосьмого утра.
— А сообщение ты оставить не могла? — поинтересовался он. Если честно, он тоже недолюбливал автоответчики, но по крайней мере пользовался ими.
— Разве у тебя нет других занятий кроме как валяться в постели?
Внезапно Шкаф вспомнил, каким чувственным было лицо Кизии на автостоянке у ресторана. Его захлестнуло желание при мысли о страстном блеске ее топазовых глаз, о ее податливых губках.
Его тело напряглось. Пальцы свободной руки сжались, сминая простыни. Сладости, — вспомнил он. — Она спросила, можно ли принести…
Звук материнского голоса, окликающего его по имени, вернул Шкафа к действительности. Он поерзал в кровати, раздраженный собственной впечатлительностью.
— Я что-то могу сделать для тебя, мама? — спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Тишина в трубке.
— Мама? — повторил Шкаф.
— Я звонила насчет завтрашнего дня, — прозвучал загадочный ответ. — Но раз уж ты не на работе, может, сегодня вечером будет лучше.
— Лучше? — переспросил Шкаф, одним махом растеряв все свое чувство сыновней почтительности.
