очень скоро присоединится к Священной Римской Империи. И если бы не произошла Французская революция, вполне можно представить себе, что Габсбург-Лотарингский дом около 1800 г. господствовал бы над всей Европой.
Революция нанесла жестокий удар мечте Меровингов, которые увидели, как внезапно все их проекты и надежды, заботливо поддерживаемые более пятисот пятидесяти лет, рухнули… (От себя добавим, что если авторы правы и Сионская Община, стоящая за спиной Меровингов, действительно не имеет отношения к Французской революции, то удар этот был для Общины вдвойне тяжелым, ибо революцию подготовили и осуществили франкмасоны, являющиеся духовными наследниками ордена Храма. А ведь и орден Храма, и масонский орден, созданы Сионской Общиной, которая всегда контролировала их. Тогда получается, что авторы „Священной загадки“ или намеренно искажают истину, отметая от Сионской Общины подозрения в осуществлении Французской революции, или в конце XVIII века Сатана взбесился и сам разрушил воздвигнутый им проект создания всеевропейского еврейского царства — авт.).
Может ли гипотеза о потомстве Иисуса, дошедшая до нас, считаться точной до малейших деталей? Да, отказываясь занять в этом деле категорическую позицию и допуская даже, что некоторые пункты могут показаться спорными, мы абсолютно уверены, что в общих чертах она соответствует истине».{303}
7
Если читатель заинтересовался всей этой глобальной коллизией, вращающейся вокруг темной истории с потомками Иисуса Христа (мир ему), мы отсылаем его к «Священной загадке», а сами выделим из процитированного обобщения несколько аспектов, важных для решения наших узких проблем.
Прежде всего нас заинтересовал цикл средневековых романов о Святом Граале. В разгромленном Грозном, где целенаправленно сожжены и уничтожены все культурные центры, библиотеки и архивы, трудно найти эти романы, если наш читатель решит обратиться к первоисточникам. Поэтому ему придется поискать их в другом месте, или вместе с нами обратиться опять все к той же «Священной загадке», в которой изложена основная канва этих романов.
Итак, о чем все эти романы?
Первый роман из этого цикла датируется временем около 1188 года и написан знаменитым средневековым автором Кретьеном де Труа, назвавшим свое произведение «Персеваль или сказка о Граале». Персеваль, имя главного героя, означает буквально «сын вдовы» — словосочетание, которое у вайнахов вызовет мгновенные ассоциации с многочисленными сказками и преданиями о Жеро Канте («сыне вдовы»), наиболее распространенном персонаже чечено-ингушского фольклора и эпоса.
Эта распространенность, впрочем, не мешает заметить странность этого героя, его несовместимость с чеченским менталитетом, не только насквозь пропитанным, но и построенным на родовой преемственности, на культе предков. Что говорить о древности, если даже сегодня, в конце века ХХ-го, любой чеченец обретает полноценность в общественном мнении, если называет свой род (тайп) и имена по крайней мере семи своих предков по отцовской линии.
Жеро Кант («сын вдовы») в чеченских сказках и эпических поэмах после смерти отца остается на руках овдовевшей матери. Филолог и литературовед И. Б. Мунаев, разбирая сюжеты о Жеро Канте, видит его несоответствие с глубоко укоренившимися чеченскими традициями, которые никогда не признавали и не могли признать в качестве героя человека неизвестного происхождения, без роду-племени. Сам факт, что после смерти отца Жеро Кант остался на воспитании у матери-вдовы, делает его чужаком для чеченцев. Имей погибший сильный род, то его сын был бы усыновлен ближайшими родственниками, а вдова отправлена к своим родителям. Этот обычай существует и по сей день. «Если же род погибшего был слабым, то вдове разрешали самой воспитывать детей», — пишет И. Б. Мунаев.{304} Для чеченца этим сказано все, ибо коренной чеченский род (тайп) не может быть слабым или небрежным к традициям и обычаям. Слабыми или небрежными в соблюдении традиции бывали и могли быть только новообразовавшиеся тайпы, сложившиеся из пришельцев, принятых чеченцами в свою, этническую среду. Но произошло странное — Жеро Кант, герой без роду и племени, занял центральное место в эпосе и фольклоре чеченцев. Почему?
Самый типичный сюжет, описывающий подвиги Жеро Канта, развертывается по следующей схеме. Жеро Кант с детства наделен огромной физической силой и в играх с ровесниками невольно калечит кого-то из своих товарищей. За это его обзывают бастардом («къут») — смертельным для чеченца оскорблением. Жеро Кант добивается у матери сведений о своем погибшем отце, узнает о тайном месте, где хранятся его чудесные доспехи и оружие, усмиряет отцовского коня, который после этого становится для него верным и преданным другом, и отправляется в рыцарское странствие, итогом которого становятся месть убийцам отца, прекрасная невеста, добытая в трудной схватке и, самое главное, возвращенное имя.
Ни одна сказка, ни одна эпическая поэма не говорит об этом возвращенном имени ничего. И лишь легенда об Иисусе Христе, с которой мы начали эту главу, открывает подлинное имя Жеро Канта, «сына вдовы».
Не будем забывать, что «Сын Вдовы» — устойчивое обозначение Иисуса Христа в иудейской и эзотерической традициях, в частности, в масонской.{305} Впрочем, на заседаниях лож масоны и себя называют «детьми (или сыновьями) Вдовы»,{306} а Редьярд Киплинг, один из самых знаменитых масонов, даже отразил это обозначение в стихотворной форме:
Итак, «Сын Вдовы», который не знает ничего о своем отце, покидает вдовую мать и отправляется странствовать. Итогом этих странствований является то, что Персеваль узнает о своем происхождении от семейства Грааль.{308} Но прежде с Персевалем происходит следующее: однажды, во время своих странствований, он попадает в замок некоего короля-рыбака (о символическом значении «рыбака» см. главу IV «Мертвая голова»), в котором он проводит ночь с некоей «очень красивой, стройной и нарядной девушкой». На другое утро Персеваль покидает замок, но ночь, проведенная в замке с девушкой, имеет итог — у Персеваля появляется сын, которого зовут Лоэнгрин и который также растет, ничего не зная о своем отце… Таким образом Лоэнгрин становится следующим в поколении семейства Грааля «Сыном Вдовы». Самое для нас интересное следует далее. Этот Лоэнгрин в легендах оказывается отцом Годфруа Бульонского, знаменитого предводителя крестоносцев, потомка Меровингов и первого христианского монарха Иерусалима.{309} и Лоэнгрина в романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» («Персеваль»), написанном между 1195 и 1216 годами, называют то Гелиосом («солнце»), то Эли.{310}
Не напоминает ли этот Эли, отец «потомка Иисуса» Годфруа, нашего турпала (витязя) Элу, «отца» самого Иисуса? Эта связь Эли и Иисуса упрочается, если вспомнить о постоянно присутствующем в обе их легендах мотиве «Сына Вдовы». Ведь и сам герцог Годфруа в восприятии тех, кто посвятил его в тайну Грааля, являлся, как носитель «крови Христовой», в какой-то мере самим Иисусом, сыном Эли.
Мы вплотную приблизимся к разгадке таинственного вайнахского апокрифа об Иисусе, сыне «турпала Эли», если вспомним, как четыре канонических евангелия передают предсмертные слова Христа, распятого на кресте. В Евангелии от Иоанна Христос перед смертью произносит лишь одно слово: «совершилось!» (Иоанн 19,30). В Евангелии от Луки Христос умирает со словами: «Отче! В руки Твои передаю дух Мой» (Лука
