фигуры. Изгиб талии у сидящей девушки казался еще изящнее, торчащие соски отодвигали прозрачную марлевку от впалого живота, на шее нервно пульсировала жилка. А выше – круглый подбородок, пухлые щеки и два дурашливых хвостика по бокам. В глаза я смотреть боялся и бессильно прикрыл веки.
Сразу возникла картина. Я видел, как подпрыгивают хвостики, когда Женя взбегает по лестнице. А вот она уже осторожно спускается, и в ее руках ружье. Она крадется сквозь чащу, и хвостик задевают торчащие ветки. Ее красивая рука раздвигает листву, на веранде виден озабоченный Калинин. Она зовет его. Всего одно тихое слово, но этого достаточно. Калинин радостно спешит к темному кусту, как мотылек на свет. Приклад упирается в плечо, взгляд ловит приближающуюся фигуру сквозь прорезь мушки. Длинные волосы не мешают глазам, они заранее скреплены резинками. Палец уверенно давит на курок. Выстрел! Хвостики дергаются после отдачи.
Он падает. Что-то происходит с ней. Страх, раскаяние? Она видит его боль, бросает ружье и спешит к нему. Платок цепляется за куст. Она первая у тела, потому что была ближе всех. Потом подошли остальные.
– Ну как? – Татьяна тормошит и пристально смотрит на меня. – Я вижу, ты убедился.
– Я не делала этого, – мотает головой Женя.
Я по-прежнему боюсь смотреть ей в глаза. Карие омуты обволакивают и засасывают, я помню их власть надо мной. Колдунья, сказала Воронина.
– Ты мне не веришь? – Женя ищет мой взгляд, но я отвожу глаза.
«Колдунья, колдунья», – стучит в пустой голове. Женя беспомощно дергает меня, потом склоняется к Калинину:
– Юра, ты тоже мне не веришь? Калинин болезненно морщится.
– Не трогайте его! – окрикивает врач, заканчивая хлопоты над раной.
– Может, его отвезти в больницу? – Вадим кивает на «Волгу».
– Нет. Разминемся со «скорой». Они сейчас будут. Евгения падает на Калинина, трясет его за плечи, в голосе истеричные нотки:
– Юра! Это не я!
– Уберите ее! – вскрикивает врач. – Она убьет его!
– Это не я, Юра!
– Да что же вы медлите! Женя бросается ко мне:
– Тиша, посмотри на меня! Умоляю!
В моей груди пусто. Внутри огромный стадион без единого зрителя! Нет, там взлетное поле аэродрома, где нет самолетов! Там океан, из которого выкачали воду! Там вселенная без звезд!
Я встаю. Моя пустая оболочка шатается из стороны в сторону. Сзади цепляется рука Евгении. Она что- то объясняет, оправдывается. Мне все уже объяснил Отто Францевич. Он уверял, что любовница не может быть честной. Адюльтер приучает ко лжи, к игре, где обман – одно из главных правил. Я отталкиваю девушку. Толчок сильный. Она падает. И плачет. Впервые за этот вечер.
– Тиша! Юра! – отчаянно зовет Женя. – Тиша-а!
Я не хочу говорить, Юрий Борисович не может. Нам больше не о чем разговаривать! Взгляды и прикосновения ни к чему! Все закончилось, я умер. Если удастся воскреснуть, то это будет совсем другой человек.
Женя вскакивает и убегает. Камешки хрустят под носками ее легких ног.
– Убежала, – растерялась Ирина.
– Не уйдет. Ей некуда деваться, – спокойный голос Ворониной проводил беглянку. Потом следователь нахмурилась: – Лучше догнать, чем после искать всю ночь по лесу. Догоню чертовку!
Воронина устремилась за Женей.
Около лежащего Калинина остались врач, чета Евтимовых, Ирина и я. Снова громыхнуло, излом молнии разрезал небосвод над рекой. Отдельные крупные капли бестолково дубасили по лбу, застревали в волосах.
– Закурить есть? – спросила распрямившаяся врач.
– Вот, – Вадим выхватил пачку из нагрудного кармана.
– Что с ним? – осторожно спросила Светлана.
– Ничего хорошего. Большая потеря крови. Потребуется переливание. Какая у него группа крови? Лучше знать заранее.
– Группа? У Юрия Борисовича в паспорте есть отметка.
– Узнайте.
– Я сейчас. – Светлана убежала в дом.
Врач посмотрела в хмурую ночную мглу. Капли падали чаще и слаженнее.
– Нужно перенести под навес, – вздохнула она. Мы с Вадимом подошли к Калинину, примерились, как поудобнее поднять. – Только осторожнее, ребятки.
Я приподнял Калинина за плечи. Он открыл глаза, скривился от боли.
– Потерпите, – с обезоруживающей непосредственностью попросила Ира. Калинин попытался улыбнуться.
Где-то рядом за деревьями застрекотал двигатель.
– Моторная лодка, – удивился Вадим. – Здесь на берегу есть причал.
Калинин скосил тревожный взгляд в сторону звука. Вадим понял его и пообещал:
– Я сейчас сбегаю. Вас перенесем, и я мигом! И ворота надо открыть для «скорой».
Двигатель моторки набрал обороты, забурлила встревоженная вода, очередной раскат грома заглушил хлопающие по волнам шлепки корпуса лодки. А скорость приличная, вяло констатировал я.
Мы внесли Калинина в гостиную, положили на диван. Сверху по деревянным ступеням зашлепали твердые подошвы Светланы:
– Четвертая, – кричала она, тряся раскрытым паспортом. – У Юрия Борисовича четвертая группа крови!
– Это хорошо. В крайнем случае, любая подойдет, – облегченно вздохнула врач. – Где же «скорая»? Позвоню узнаю.
Слова проходят сквозь меня, как ветерок через листву. Но неожиданно зацепилось: «Четвертая… Любая подойдет… Четвертая». Где-то я уже слышал про группу крови.
В гостиную осторожно вошла Шавка, на полу оставались мокрые следы крупных лап. Она ткнулась умной мордой мне в колени, я почесал жесткую шерсть за ухом. Яркая молния блеснула за окном, задрожали стекла. «Четвертая, четвертая…» Во мне что-то щелкнуло. После природной вспышки электрический свет показался тусклым. Пустота внутри стремительно сжималась в крепкое ядрышко уверенности. Мышцы напряглись, я встал, решительно скомандовал:
– Шавка, за мной!
Ноги вынесли на поляну. Дождь набирал силу. Еще несколько минут, и вода смоет все следы. Предстояло действовать быстро. Я подбежал к ружью.
– Шавка, милая, нюхай, – указывал я на брошенное оружие. – Бери след. Мне нужен след. Шавка, след!
Большие собачьи глаза внимательно следили за мной. Она все поняла. Подвижный влажный нос заметался над ружьем, лапы осторожно обступали приклад то с одной стороны, то с другой. Потом Шавка подняла морду вверх и замерла.
Куда она двинется, напряженно ждал я. Через кусты, на которых зацепился Женин платок, к месту, где лежал Калинин? Или окружным путем в дом? Шавка повернулась к поляне, тело подалось вперед, передняя лапа приподнялась…
Значит, все-таки Женя.
Но Шавка круто развернула морду и устремилась в другую сторону. Она углубилась в лес, я еле поспевал за ней, боясь потерять из виду. Потом ее путь стал забирать влево. Она вышла на тропинку, ведущую в санаторий, и помчалась в сторону основного корпуса. Я догнал ее около калитки в глухом заборе между территориями, Шавка нетерпеливо совала нос сквозь вертикальные прутья.
– Сейчас открою, – пообещал я.
Рука приподняла скобу защелки, створка отъехала под собственным весом, собака ринулась по узкой
