Офицеры отряда, конечно же, документ этот в руках не держали, но в строй вернулись спешно и в полной боевой готовности. Шарипова вызвали в штаб и приказали выделить тридцать солдат в распоряжение заместителя командира батальона капитана Сахатова — для установки палаточного городка. Куда? Никаких вопросов…
Команда вылетела из Чирчика 5 декабря. В последующие дни (7, 8 и 9-го) следом ушли десанты основных сил батальона.
12 декабря (день принятия окончательного решения о вводе войск) определили задачу: быть готовыми к передислокации в Кабул для охраны дворца. Так было объявлено личному составу, а командиров повезли ориентироваться на местности. Вот тогда-то, наконец, что-то и стало проясняться.
Как рассказывал Володя Шарипов: «Нас повезли в Кабул на рекогносцировку. По дороге ввели в курс дела и предполагаемой задачи. Провезли по объектам. С каждым командиром подразделения — приданный офицер КГБ. Со мной был майор Александр Рябинин. Он до этого бывал в Афганистане. По замыслу, отряду предстояло захватить все ключевые объекты в городе и взять резиденцию Амина. Мою роту нацеливали на радиоцентр и телевидение. Прикинули с Рябининым — это же самоубийство! Я вообще удивляюсь, насколько бестолково была спланирована операция. Дошло до чего? Сержанту (!) поставили задачу: на одном БТР с отделением солдат взять… афганский комитет госбезопасности!»
17 декабря батальон передислоцировался в Кабул. Уже на следующий день он был включен в систему охраны новой резиденции Амина и вошел в подчинение командиру бригады майору Сабри Джандаду. Декабрь в тот год выдался суровым, так что учли и использовали и это обстоятельство: по ночам заводили машины, будто для прогрева, а иной раз и проводили занятия по вождению. Приучали афганцев к тому, что «боевая подготовка» идет круглые сутки. Между тем в батальоне появились новые люди. Рядом расположились бойцы «Зенита». 24-го к ним «примкнет» группа Романова «Гром». А 21 декабря доукомплектовали штат: в качестве «начальника разведки майора Сергея Ивановича Швецова» выступил Олег Ульянович Швец. Колесник Василий Васильевич предстал как «начальник штаба батальона майор Колесов». А Юрий Дроздов, генерал КГБ, — как «зампотех капитан Лебедев». Эвальда Козлова, сотрудника Первого главного управления (внешняя разведка), который прибыл с Дроздовым, тоже определили под офицера «мусбата».
20 декабря прибывшие накануне Василий Колесник и его заместитель подполковник Олег Швец представились главному военному советнику генерал-полковнику Магометову. Изучив обстановку, Колесник и Швец поехали в расположение личного состава. В этот же день президент Хафизулла Амин сменил свою резиденцию в Арге и оказался под крылышком «мусульманского» батальона в Тадж-Беке.
22-го в штабе Главного военного советника уже переходили на шепот, и началась «местечковая демонстрация высокой бдительности». Именно в этот день генерал Магометов пригласил оперативных дежурных и других офицеров в маленькую комнатушку, включил транзисторный приемник на всю громкость и шепотом дал указания. Подчиненных несколько озадачило проведенное совещание, от генерала не ускользнуло недоумение офицеров, и он поспешил объясниться: американское посольство — напротив нас. Там бдят и пасут, наверняка могут и прослушивать. Поэтому с сей минуты все ненужные разговоры отставить и ничего не разглашать. Сказанное принять к исполнению, и болтовню — пресечь.
Насчет «не разглашать» Магометов мог и не говорить — никто ничего и так толком не знал, а потому и разглашать было нечего. А вот на следующий день, 23-го, действительно было что сказать шпиону. Из состава советнического аппарата и прикомандированных из Москвы создалась оперативная группа из 21 человека, назначенная ответственной за объектами в Кабуле. У каждого была конкретная задача на период подготовки переворота. За Тадж-Беком не закрепили никого — это отдельная ипостась, и не столь почетна, сколь ответственна, к тому же абсолютно не проработана. Ну, абсолютно, там и конь не валялся…
23-го Колесника и Холбаева в срочном порядке призвали в посольство. Вместе с ними прибыл командир подгруппы госбезопасности «Зенит» майор Яков Семенов. Представитель КГБ генерал-лейтенант Борис Иванов спросил, что называется, в лоб: «Как бы вы организовали захват Тадж-Бека, если бы получили такой приказ? Вам сейчас доложат предварительное решение, выскажите, пожалуйста, свое мнение».
Василий Колесник высказался таким образом: «В соответствии с планом, отряд должен направить по одному взводу на аэродром, к Генеральному штабу, ХАД, „Царандою“ и к другим объектам. При таком раскладе для штурма дворца Тадж-Бек — основной мишени — остается рота и один взвод. Этими кургузыми силами они должны нейтрализовать роту личной охраны и бригаду, состоящую из трех пехотных батальонов, одного танкового, усиленной танковой роты из состава 5-й танковой бригады и зенитного дивизиона. Соотношение сил и средств явно не в нашу пользу. И настолько, что не надо быть выдающимся стратегом, чтобы ясно понимать: если надо образцово-показательно погибнуть — тогда вперед, в атаку!..»
Популярное объяснение Колесника побудило генералов серьезно призадуматься, и совещание перенесли на следующий день. При этом предупредив всех «хорошенько подумать и завтра доложить».
Утро 24 декабря. Заслушали полковника Пупшева — советника командира и начальника штаба бригады народной гвардии. Его доклад свелся к названиям улиц и объектов, по которым должен разойтись, расползтись, растащиться батальон. Следующим пригласили Колесника: «Я бы отказался выполнять приказ теми силами, которые имеются в наличии. Надо опуститься на землю и решить: или провалить операцию, или вообще не начинать ее».
Иванов и Магометов покинули высокое собрание и пошли советоваться с Москвой. Конечный результат был таков: «Шторм» не отменяется, но переносится. Шаг следующий: определить, кто тот дважды отважный офицер, который будет руководить операцией. Иванов предложил генерал-полковника Магометова. Услышав свою фамилию, тот некоторое время соображал, потом поднял вверх палец: «Борис Семенович, погодите. Я — главный военный советник, меня в любую минуту может вызвать к себе Амин и дать какое-то задание, услать в любой район. Давайте подумаем о другом варианте, чтобы избежать накладок». Автоматически отпала и кандидатура Пупшева — он тоже советник, которого, как сказал впопыхах генерал-полковник, могут в любую минуту вызвать, услать, пригласить, озадачить… и так далее.
Вопрос решался болезненный, принципиальный и щекотливый. Кто будет руководить операцией, тот и возложит на себя в полной мере ответственность за ее исход. Обсуждение затянулось — охотников возглавлять кампанию что-то не намечалось. Тертые собрались калачи, матерые, искусившиеся, не из одной печи хлеб едали, воробьи стреляные. Они прекрасно понимали: если провал — официальные лица родной страны повинятся перед афганцами, заявят, что у офицеров что-то с головой случилось, и руководство Советского Союза, дескать, здесь совершенно ни при чем. И неудачника — полководца хренового — в кутузку, и надолго — для острастки. Наконец каждый понимал: с такими малыми силами идти в бой — это смерти подобно, это очевидное самоубийство. Так что выбирали скорее крайнего, «мальчика- генерала для битья».
После долгих дебатов жребий пал на Колесника: не именит, не знаменит, не отягчен маршальской звездой, был в свое время комбригом — ему и карты в руки. Кроме того, соображения Василия Васильевича по плану штурма пришлись весьма по душе руководителям, и они тут же, без промедления, официально оформили «снятие со своих плеч тяжкого груза ответственности» и представили Колесника по правительственной связи кому надо, охарактеризовав его как достойного человека и волевого командира. У полковника состоялся разговор по телефону с министром обороны и генералом армии Ахромеевым.
— Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые силы и приказал к утру шифром доложить решение. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал мне: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».
Рано утром пришел ответ: с батальона Холбаева снимаются все объекты в городе, задача теперь одна — обеспечить захват резиденции президента Афганистана. Операция получила кодовое название «Шторм». (Приставка «333» появится позже, как подтверждение об уничтожении непосредственно Хафизуллы Амина.) Руководил штурмом полковник ГРУ Колесник, его заместителем назначался генерал КГБ Дроздов. Именно так, и никак не иначе, и не надо чекистам при этих словах взвиваться — это непридуманный факт.
Маховик по вводу войск был запущен, и в ночь с 24 на 25 декабря командующий 40-й армией генерал-лейтенант Юрий Тухаринов получил приказ: границу войскам перейти 25 декабря 1979 года в 15 часов московского времени.
