— На что он тебе?
— Смотреть.
Антон с воплем поджал ноги и заглянул под стол.
На потолке Тема отыскал изъян: углубление размером с ноготь, однако видимое. Он смотрел на это углубление до тех пор, пока со дна его не отделилась частичка побелки и не спланировала прямо ему в глаз. Антон все это время кричал, бегал на кухню за водой и разбрасывал по полу горящие остатки своего состояния.
Тема заморгал. По виску у него потекла слеза. Он хлюпнул носом.
— Я помню, мы с ней как-то гулять пошли, — сказал он негромко. — Мусор выносить, если мне память не изменяет. Много мусору накопилось, ей одной не унести было. Я тоже пошел…
Тема снова энергично поморгал, потом старательно зажмурился и потер глаз кулаком. Кулак моментально намок. Тема вытер кулак о простыню и попытался посмотреть на потолок. Он открыл глаз. Что-то дрожало наверху, переливалось, клубилось — какая-то прозрачная субстанция. Он снова зажмурился.
— Вышли мы с ней из дома, а до помойки еще пилить метров пятьдесят. Если не все восемьдесят. И вдруг у меня мешок порвался, полиэтиленовый. В котором я мусор выносил. Очень много мусору накопилось.
Он достал из кармана носовой платок и высморкался. Он посмотрел на платок. Платок уже неделю, как надо было постирать, но Тема использовал другую тактику: он оставлял платок сохнуть на простыне или на полу — на ночь.
Он огляделся. Вокруг него валялись обгоревшие купюры и лежала неподалеку в луже грязной воды мокрая распластанная тряпка. Тема вздохнул и продолжил:
— И все это высыпалось. Все эти коробочки из-под йогурта, баночки, банки. Тампоны использованные, шнурки какие-то… Шкурки банановые, огрызки, упаковки из-под мармелада… Палочки, которыми в ушах ковыряют… Ватные шарики… Чайные пакетики… Лезвия, конечно… Использованные. Что еще? Тюбики из- под пасты, бутылки… Какие-то колечки… Кружочки… Квадратики…
Глаз прошел. Тема заново пригляделся к окружающей действительности. Белый потолок, белые стены, антикварный книжный шкаф, набитый нераспакованными книгами, дверной проем с темнотой внутри, записка на непонятном языке, приклеенная скотчем к стене: '<A HREF=www.turbosoft.com/Mail>'. Электрические провода на полу, неубранные упаковки из-под гамбургеров, пустые пластиковые бутылки. Ночь за нейлоновой занавеской, если сильно голову запрокинуть. Он застонал негромким абстрактным стоном невовремя проснувшегося человека. Надо было заканчивать рассказ.
— Я стою. Все это лежит вокруг. Все эти бумажки разноцветные, обертки, этикетки… Красные, синие… А Маринка мне говорит… Ты, говорит, настоящий… Как же она сказала? Настоящий, говорит…
— Хочешь, я ей позвоню? — негромко спросил Антон из-за стола.
— Знаешь… Я, наверное, гомосексуалистом стану, — ответил Тема после некоторого размышления.
— На косметику много тратить придется, — сказал Антон, хлопнул по клавише и вышел из-за стола. — Хочешь пиццу?
— А есть? — оживился Тема.
— Можно заказать, — Антон повертел в воздухе телефонной трубкой. — Хочешь, можно проститутку вызвать?
Тема брезгливо поморщился.
— Я, наверное, вообще больше никогда не буду сексом заниматься.
Антон недоверчиво посмотрел на Тему.
— Смотри, — сказал он, подумав, — как хочешь.
Он вернулся за стол, пошуршал газетой и набрал номер.
Прошло два часа.
Полураздетая (фигура речи, — раздетая на 99 процентов) проститутка по имени Надька-Электричка стояла на коленях под столом. Под колени она подложила дохлую темину подушку.
Час тому назад, незадолго до приезда Надьки, Тема вдруг лихорадочно начал сочинять стихотворение. Для начала он уворовал у Антона флюоресцентный маркер и Антон потом несколько раз долго и задумчиво шарил ищущей рукой по кровати и по столу, а один раз даже оторвался от экрана и безнадежно глядя в пустоту, поворошил скопившиеся в пределах досягаемости бумаги. Тема, тем временем, написал несколько строчек и остановился.
Теперь он сидел неподвижно, глядя в упор на надькин зад, находившийся примерно в полуметре от его лица. Кружевные красные трусики восклицательным знаком делили этот аэростатический зад на две зеркальные загорелые половины. Через пять минут Тема заметил на правой половине крохотный бело- розовый шрам. Надькина спина уходила под стол, как река под мост. Из-под стола доносилось что-то похожее на плеск.
Антон со спущенными шортами по-прежнему сидел за столом. Лицо у него было сдержанно- одухотворенное, как у знаменитого пианиста, берущего финальные аккорды на благотворительном концерте в психиатрической лечебнице.
На полу лежала открытая коробка с куском пиццы и тремя сотнями крошек.
Неожиданно плеск прекратился. Антон открыл глаза, нахмурился и вопросительно заглянул под стол. По пути он молниеносно пометил курсором кусок письма на экране, в рамочке электронной почты. Текст был такой:
'in KOI8
<
<Яачтчекьх Ъеожех!
<З номбTй пеиъп, импмоьх Ъмимйма ноеномамдуй кле.
<АъT ыпм мбелщ пчйчлпйуам, зоим, ъаетм ам клмжус депчйзс. Ле кмжйу юь Аь ноуъйчпщ пенеощ пеиъпч нмюмйщэе, уц очцльс бчъпех омкчлч у уцймтупщ мюшяв ичлая у ъяпщ. Очъъичтупе, нмтчйяхъпч бяпщ нмдомдюлее м ъеюе у ъамTк йупеочпяолмк юьпуу.
<Ньпчйуъщ йу мюочшчпщъз а Чодуъ уйу а Ыокупчт и Ерукмая?
<Пеиъп дмсмдуп смомэм а пеиъпе нуъщкч. Пчи бпм Word 7 ле лятел.
<Ъ лчуйябэуку нмтейчлузку
<Кусчуй Чокчйулъиух'
Из-под стола послышался звонкий надькин голос:
— Эй! Ты чего там делаешь?
— Я?! — удивился Антон покорно, — ничего. — Он быстро исправил помеченные строчки. — Кодировку меняю.
Текст на экране стал другим:
'in KOI8
<
<сБЮФЮЕЛШИ яЕПЦЕИ!
<ъ ОПНВTК РЕЙЯР, ЙНРНПШИ яНЙНКНБ ОПЕОПНБНДХК ЛМЕ.
<бЯT ЩРН НВЕМЭ РЮКЮМРКХБН, ЪПЙН, ЯБЕФН БН ЛМНЦХУ ДЕРЮКЪУ. мЕ ЛНЦКХ АШ бШ ОПХЯКЮРЭ РЕОЕПЭ РЕЙЯРЮ ОНАНКЭЬЕ, ХГ ПЮГМШУ ВЮЯРЕИ ПНЛЮМЮ Х ХГКНФХРЭ НАЫСЧ ЙЮМБС Х ЯСРЭ.
