Еще я помню, как прятался от кого-то, а потом вышел и дал им по голове железякой. Но гипсовая собака была, по-моему, раньше.
К ранним воспоминаниям о матери относятся и ее попытки исправить его произношение.
– Я говорил на местном наречии, как все ребята, жившие рядом. Однажды Мать стала ругать меня за то, что я неправильно говорю, а я в ответ начал передразнивать ее. Она обиделась, и от чувства вины перед ней мне стало очень неуютно.
Когда Пол пошел в начальную школу на Стоктон-Вуд-роуд, семья жила в Спике. Мать не хотела посылать его в католическую школу, потому что невзлюбила эти учреждения в свою бытность патронажной сестрой. Вслед за Полом туда же отправился и Майкл.
– Помню, директриса говорила, как хорошо обращаются с младшими детьми эти два мальчика, - вспоминает Джим, - всегда защищают их. Она говорила, что Майкл - прирожденный лидер. По-моему, она думала так, потому что он вечно спорил. Пол был гораздо спокойнее, осторожнее. Майк вечно лез на рожон. Пол же избегал неприятностей.
Когда школа оказалась переполненной, они перешли в другую начальную школу, Джозефа Уильямса, она находилась в Гейтейкре, за городом.
Становясь старше. Пол все больше и больше совершенствовал свой дар тихой дипломатии - делал все очень спокойно, как его мать, не в пример шумному Майклу.
– Однажды я за что-то лупил Майкла, - говорит Джим. - Пол стоял рядом и кричал Майклу: «Скажи ему, что ты этого не делал, и он перестанет». Майк же продолжал утверждать, что сделал это, - не помню уж что. А Пол всегда умудрялся вылезти сухим из воды.
– Я был довольно хитрым, - говорит Пол. - Если меня когда-нибудь наказывали за плохое поведение, я обязательно прокрадывался к родителям в спальню, когда там никого не было, и понемножку отрывал бахрому у занавесок: вот вам, вот вам, думал я злорадно.
Пол с легкостью сдал экзамены на одиннадцать с плюсом и поступил в ливерпульский «Институт». Это была самая известная ливерпульская средняя школа. В 1825 году в Ливерпуле основали Институт механики, отсюда она и получила свое название. В этом же здании располагался и Художественный колледж, который до 1890 года являлся частью «Института». Ливерпульский университет имеет такое же происхождение. «Институт» стал обычной средней мужской школой примерно к концу прошлого века. Среди его выпускников - Артур Аски, Джеймс Лейвер, министр юстиции Моррис и покойный Сидней Силвермен.
Майкл тоже сумел сдать экзамены в «Институт», но через некоторое время оказался в самом слабом потоке. Пол учился превосходно и всегда был среди сильнейших.
– Пол умудрялся делать уроки и одновременно смотреть телевизор, - говорит Джим. - Я протестовал, говорил ему, что невозможно совмещать и то и другое. Но однажды я попросил его сказать мне, что он видел по телевизору, и он рассказал мне все в подробностях, хотя за это же самое время написал сочинение. Безусловно, у него были достаточно большие способности, чтобы учиться в университете. - Я всегда мечтал об этом. Хотел, чтобы он получил какое-нибудь ученое звание, и тогда можно было бы не беспокоиться за его будущее. Но когда Пол узнал о моих намерениях, он стал нарочно учиться хуже. Пол всегда успевал по латыни, но когда я сказал, что латынь понадобится ему в университете, он забросил ее. Пол необычайно рано развился в сексуальном отношении. - Однажды я нарисовал непристойный рисунок для класса. Я частенько это делал. Я так сложил листок с рисунком, что видны были голова и ноги женщины, но, когда листок разгибали, она оказывалась совершенно голой, даже с волосами внизу живота, хотя я понятия не имел, как они выглядят. Типичное школьное творчество. По ошибке я оставил рисунок в верхнем кармане моей рубашки. Именно там я обычно хранил талоны на обед, и мама всегда перед стиркой проверяла, не забыл ли я их вынуть.
В один прекрасный день я пришел домой, и мама протянула мне рисунок с вопросом: «Твоя работа?» Я сказал: «Боже упаси, конечно нет, честное слово, нет». Я сказал, что это нарисовал Кении Алпин, мальчик из нашего класса. Наверное, это он засунул рисунок ко мне в карман. Я бы признался, если бы это я нарисовал. Отпирался я в течение двух дней. А потом все-таки признался. Стыдно было до невозможности.
Проучившись год и получив по латыни 90 баллов, Пол остыл к учебе.
– В течение первого года все шло просто и легко. Я был аккуратен, горел жаждой знаний, - мне казалось, что иначе и быть не может. А потом все пошло вкривь и вкось. За все школьные годы не нашлось человека, который объяснил бы мне, в чем смысл моего учения, зачем я учусь. Отец, конечно, все время говорил, что необходимо получить диплом и все прочее, но я никогда не прислушивался к этому. Слишком часто это повторяли. У нас были учителя, которые либо били нас линейками, либо засоряли нам мозги рассказами о том, как они провели отпуск в Уэльсе или что делали в армии.
От домашних заданий можно было сдохнуть. Я просто не мог усидеть дома в летний вечер, когда все другие ребята играли на улице. Напротив нашего дома, в Ардвике, было поле, и из окна я наблюдал, как все веселятся.
В нашем районе мало кто учился в «Институте», и меня дразнили «институтским пудингом» или еще «хреновым институтским пудингом».
Я же мечтал только о женщинах, деньгах и одежде. Я немного подворовывал, ну, например, курево. Мы заходили в пустые магазины и, выждав, когда хозяин отлучится в жилую часть помещения, хватали все, что попадется.
В течение многих лет мечтой моей жизни было заполучить 100 фунтов. Мне казалось, что с такими деньгами дом, гитара и машина мне обеспечены. Так что, если бы у меня оказались деньги, я, наверное, покатился бы по наклонной.
Впрочем, Пол все же не был закоренелым бездельником. В 1953 году он получил премию за сочинение - специальную Премию Коронации, книгу под названием «Семь королев Англии» Джеффри Триза, изданную Хайнеманом, которая до сих пор стоит у него на полке. За все сочинения он всегда получал отличные оценки.
– Помню, однажды школьный инспектор спросил, как мне удалось написать сочинение на такую чисто техническую тему, как горное дело. А я узнал обо всем из радиопередачи. Эти наушники просто чудо - лежишь себе в кровати и слушаешь радио. Здорово развивает.
Джим своими руками провел к кровати каждого из сыновей по паре наушников, чтобы заставить их раньше ложиться спать и чтобы они поменьше дрались друг с другом. Они действительно много дрались, но не больше, чем любые другие братья. Майкл, например, злил Пола тем, что обзывал его «Жирнягой».
– Ребенком Пол был очень красив, с огромными глазами и длинными ресницами, - говорит Джим. - Люди говорили: «Ох, он разобьет не одно девичье сердце». Но в раннем отрочестве был период, когда он вдруг располнел.
Маккартни уехали из Ардвика, когда Полу было около тринадцати. Его мать перестала работать акушеркой на дому, а позже вновь стала патронажной сестрой.
Семья поселилась в муниципальном доме по адресу: Аллертон, Фортлин-роуд,20. Дом стоял в низине, неказистый, старенький, но чистый и аккуратный. Менлов-авеню находилась теперь всего лишь в двух милях.
Они недолго пробыли на Фортлин-роуд - Полу должно было вот-вот исполниться четырнадцать, когда его мать вдруг стала ощущать боли в грудных железах. Эти боли продолжались три или четыре недели, то усиливаясь, то утихая: она объясняла их менопаузой. Ей было тогда сорок пять.
– Это, наверное, связано с возрастными изменениями, - говорила она Джиму. Она советовалась с разными врачами, но они соглашались с ней и рекомендовали поменьше думать об этом. Однако боли не проходили, а становились все сильнее и сильнее.
Однажды Майкл, неожиданно вернувшись домой, застал мать плачущей. Он подумал, что она плачет из-за того, что они с Полом натворили что-нибудь. «Ведь мы были порядочными подонками». Он не стал спрашивать ее, в чем дело. Она ничего не сказала. Но теперь она решила обратиться к специалисту. Диагноз был - рак. Ее оперировали, и она умерла. С того момента, когда она впервые почувствовала острую боль, не прошло и месяца.
– Я был убит, - говорит Джим. - Не верил, не понимал, что произошло. Это было ужасно и для мальчишек. Особенно для Майкла, ведь ему сравнялось всего двенадцать и он был очень близок с матерью. Не то чтобы они сломались, нет. Горе доходило до них постепенно.
