– Дело‑то совсем не в том, что Энн устала. – Он отошел от стены и так быстро повел Сэнди по огромному холлу, что она не успела возразить. – Вы храбрая, вы отлично отстаиваете интересы своей сестры, но сейчас вы ей не нужны. Она – на перепутье и должна принять самостоятельное решение. А вы не имеете права ей мешать.
Они стояли на площадке большой винтовой лестницы с резными перилами, такой же, какую Сэнди увидела, едва войдя в замок. Но когда Жак взял ее за локоть, чтобы вести наверх, она вырвалась.
– Я подожду сестру.
– Нет, не подождете. – Лицо его стало жестким. – Матап не задержит ее надолго, и Энн придет в те комнаты, которые приготовлены для вас обеих. Я именно туда вас и веду. Поймите, Сэнди, она вам сестра, а не дочь, очень скоро она родит ребенка, о котором должна будет сама заботиться. Пора уж вам перестать водить ее на помочах! Вам следует думать о собственной жизни.
Сэнди открыла рот, чтобы дерзко ответить ему, но Жак подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице.
– Я все знаю, – приговаривал он, – я вам отвратителен, вы меня не выносите. И это очень жаль, потому что мы могли бы так славно проводить вместе время.
– Поставьте меня на пол! – крикнула Сэнди, не смея вырываться из боязни, что они оба покатятся вниз. – Сейчас же поставьте!
– Через минуту. – Его голос не выражал никаких эмоций.
Ощущение его сильных объятий довольно скоро лишило Сэнди способности соображать. Прижатая к его жесткому, мускулистому телу, она вдыхала пьянящий запах, исходивший от него, и от этого запаха кружилась голова. Невероятно: ее тело отзывалось на близость человека, которого она так не любила и презирала. Даже с Айаном в самый разгар романа она не теряла самообладания до такой степени. И это пугало ее.
– Я сказала: поставьте меня сейчас же! – прошипела Сэнди. Она попыталась извернуться, но увидела пропасть под лестницей.
– А я сказал: через минуту, – ответил Жак. Она повернулась к нему лицом – и тут же поняла свою ошибку. Он моментально этим воспользовался, как будто ловил момент: его рот впился в ее рот, руки охватили ее стальными обручами – и в тот же миг Сэнди словно пронзило током. Почти тут же губы его стали мягкими и теплыми, он раздвигал ее губы, проникая внутрь, и вся эта сладкая пытка сделала ее податливой, как воск.
Сэнди чувствовала, что Жак обладает огромным опытом, что в искусстве любви он коллекционер и ценитель, но… но вопреки предостережениям разума тело ее пылко откликалось на его призыв. Сэнди не ощущала ничего, кроме его тела, прижатого к ней, и пьянящего удовольствия от его поцелуев. Когда он поставил ее на пол на верхней площадке, прислонив к стене, рассудок вернулся было к ней, но Жак снова наклонился и оперся обеими руками о стену – он предотвратил ее бегство, – и снова его губы стали искать ее рот.
– Нет… – Она пыталась его оттолкнуть, но он только прижался к ней своим длинным, крепким телом, отчего ноги ее стали ватными, а в низу живота полыхнуло огнем. Сэнди знала, что отвечает на его поцелуй, понимала и то, что это безумие, но буйное желание, завладевшее ее телом, не позволило его оттолкнуть.
Руки Жака заскользили по ее телу вниз, едва касаясь ее и одновременно обжигая лаской, так что Сэнди ощутила озноб от желания большей близости. Груди ее набухали, прижатые к его мускулистому телу, дыхание у Сэнди сбилось.
– Ма cherie… note 1 – Этот стон желания прозвучал тепло и мягко, но то, что он не произнес ее имени, что она была для него какой‑то абстрактной cherie, моментально охладило ее пыл.
– Сэнди, – протянул он к ней руку, но Сэнди так резко отскочила, что ударилась о стену.
– Не прикасайтесь. Не смейте меня трогать! – выкрикнула она злобно. – И на будущее: не распускайте руки. Вы уверены в своей неотразимости, но на меня ваши чары не действуют. Возможно, я такая одна.
Боже, заставь его в это поверить, взмолилась Сэнди, заставь – после того… как я к нему прижималась…
– Что за чушь? Что все это значит? Она яростно отмахнулась от него, видя, что он пытается приблизиться.
– Я знаю, какого вы сорта мужчина, Жак Шалье. Не пропустите ни одной женщины. Уверена, что вы даже имен всех не помните. Так вот: я вам не стану подыгрывать.
– А‑а, ясно. – Он гневно смотрел на нее. – Dans la nuit, tous les chats sont gris? Считаете, я рассуждаю так? Думаете, я из этой породы?..
– Я не поняла французской фразы.
– «Ночью все кошки серы, женщины все хороши». Вы думаете, что я сердцеед, развратник, не имеющий никаких моральных устоев?
– А что, разве не так? – Сэнди оперлась о стену: силы ее оставляли.
– Не волнуйтесь. – Внезапно он выпрямился, лицо его стало непроницаемым. – У меня нет желания продолжать эксперимент: наша интрижка примитивна, а я люблю преодолевать трудности. Вы меня поняли?
Эта жестокая откровенность лишила ее дара речи, но отвечать не пришлось: он уже шагал по коридору впереди нее, бросая ей слова через плечо:
– Вот дверь в апартаменты, предназначенные вам с сестрой. – Дверь скрывалась в стене, увешанной дорогими картинами и эстампами. – Комнаты вполне уединенные, и я надеюсь, вам будет здесь удобно. – Все было сказано ледяным тоном.
– Благодарю вас. – Сэнди задержалась на пороге, потом вошла в роскошно обставленную гостиную. – Я уверена, что нам здесь понравится.
– Вам будет прислуживать одна из горничных – либо Шарлетта, либо Клэр. Когда Энн придет сюда, горничная принесет холодный ужин. Завтрак обычно подают в восемь, но если вы захотите завтракать в постели, предупредите об этом девушку.
– Благодарю вас, – пробормотала Сэнди, занятая одной мыслью: скорее бы он ушел. Да уходи же! – захотелось ей крикнуть, глядя в это красивое лицо, ставшее холодным как лед, в эти глаза, сверкавшие будто студеный горный ключ… Она знала, что вела себя недопустимо; не нужно об этом говорить – он и так все понял. Слишком горячо откликалась она на его ласки… Чувство унижения пронзило Сэнди, ей стало жарко, но она удержалась от объяснений и сказала ровным тоном:
