Все сдержанно засмеялись. Улыбнулась уголками рта и Анна Алексеевна.
—Что ж, за этим дело не станет. Да только мужское ли это дело заниматься кройкой и шитьем? — заметила хозяйка.
—В самый раз мужское,— ответил Павел Петрович.
При других обстоятельствах он, я знаю, не стал бы заниматься этим делом, а поручил бы его кому- либо из своих подчиненных. В сложившейся же ситуации поступить иначе он не мог. И дело тут не столько в том, чтобы проявить традиционное внимание военных к женщине, сколько в том, чтобы показать свое знание жизни, умение легко ориентироваться в любой обстановке и тем самым успокоить Анну Алексеевну как мать. Она должна быть уверенной, что ее дочь будут оберегать знающие и опытные люди, что они пойдут на риск лишь в безвыходном положении.
Вскоре на столе лежали брезент, шпагат, ножницы и мел. Павел Петрович взял брезент и постелил его на пол. Встал одной ступней на край разостланной ткани и очертил мелом границы подошвы. Отступив на ширину двух пальцев от намеченной линии, прочертил мелом еще одну линию и по ней разрезал брезент. Такую же операцию политрук проделал, поставив на ткань другую ступню. Затем в нескольких местах по намеченному краю подошвы проткнул ножницами заготовку. Через эти отверстия был протянут шпагат в виде кисета. Его концы, выведенные сзади, были связаны вокруг голеностопного сустава. Когда такая же операция была закончена и на другой ноге, политрук, отряхнувшись и притопнув ногами, сказал:
—Чем не чуни? Да еще какие!— Павел Петрович прошелся по комнате, и все вынуждены были признать, что шаги его почти не слышны. Эта дополнительная экипировка остальных заняла не более двадцати минут.
—Вот теперь, кажется, все,— произнес Павел Петрович.
—В добрый час,— напутствовала нас Анна Алексеевна.
21
Мы остановились на склоне горы метрах в пяти-десяти от виноградника Хрусталевых. Нужно было обсудить план операции. Но этот вопрос нельзя было решить без предварительного ознакомления со схемой расположения пещеры. Маринка, как выяснилось, знала не все. Ею была обследована лишь часть системы карста. Но то, что она знала, оказалось главным. Система каналов, по словам Марийки, схематически представлялась в виде рогатки, рукоятка которой начиналась около вершины нашей горы. На глубине около пятидесяти метров она заканчивалась вилкой. Один ее зуб направлялся в сторону Балаклавы, к генуэзским башням, другой— на восток. Припомнился случай с перочинным ножом, который Маринка потеряла у входа в пещеру. Отверстие, расположенное на дне довольно значительной впадины на склоне горы, так прикрывалось густым кустарником, что его трудно было заметить. Собиравшаяся на дне этой впадины дождевая вода за сотни, а может, и тысячи лет постепенно растворяла горные породы и в конце концов образовала причудливой формы пещеру. Длина западной ее части около километра. Как далеко тянется восточная часть пещеры, где она кончается— Маринка не знала. Но именно через нее, судя по всем признакам, враг проник в подземелье. У меня мелькнула догадка, что история со свалившимся камнем не простая случайность. Во время прочесывания местности я оказался первым на пути вражеского лазутчика. И он, чтобы отвлечь наше внимание и вовремя спрятаться в одном из скрытых входов в пещеру, свалил на меня каменную глыбу. Но об этом теперь можно было только догадываться. Следы присутствия человека у генуэзских башен заметила бы Маринка, у вершины горы— дежурный сигнальщик.
В плане предстоявшей операции едва ли не самым лажным был вопрос: с какого конца пещеры начинать прочесывание? Вершина горы исключалась. В этой части канал был очень крутым. И если бы враг находился у развилки пещеры, то при спуске через ее «рукоятку» мы могли бы попасть прямо в его лапы. Расположения восточного канала мы не знали. Оставался только вход у генуэзских башен.
Сколько человек пойдет в подземелье? Много людей посылать нельзя. Они только мешать будут друг другу. Решено, что в прочесывании пещеры примут участие: политрук, Маринка, я и Лученок. Краснофлотцы, приехавшие из Севастополя, займут пост у генуэзских башен, Танчук и Лефер— у входа на вершине горы. Остальные будут находиться в состоянии боевой готовности номер один. Руководство операцией снаружи примет на себя командир, прибывший вместе с политруком.
Остается решить вопрос о личном оружии тех, кто пойдет в пещеру. Брать с собою карабины опасно. При необходимости сделать резкий маневр или развернуться они могут не только помешать, но и быть причиной обвала горных пород. Опасна и гулкая стрельба из них. Поэтому решено взять с собою кинжалы и пистолеты, которые политрук предусмотрительно захватил с собою, выезжая к нам на пост.
—Вы хоть раз держали в руках эту игрушку?— спросил Маринку Павел Петрович.
—У моего папы был такой же пистолет. Он и научил меня обращаться с ним.
—Мы, товарищ политрук,— бросил я реплику,— как-то даже опозорились перед Маринкой.
—Перед Маринкой— это еще ничего, а то перед всем классом,— уточнил Лученок.
—Как же это вас угораздило?
—Хотели помочь ребятам научить их метко стрелять из боевого оружия. Но из этого вышел только конфуз. Один паренек ответил мне: «Обучать меткой стрельбе можно. Но лучше, если это будем делать мы, а не вы».
—Так и сказал?— засмеялся политрук.
—Да еще и добавил: «Наша Хрусталева— мастер спорта и не по какому там бегу на короткие дистанции, а именно по стрельбе».
Когда все было готово, мы подошли к развалинам генуэзских башен. Чтобы не стать видимой мишенью для врага, было условлено ни при каких обстоятельствах не зажигать фонарей. Передвигаться должны по очереди, держа в руках бечевку. Первая Маринка, за ней я, потом политрук. Замыкает цепь Лученок. На участках с широким проходом договорились идти по левой стороне. При первых же сигналах опасности— делать бросок вправо. Главное условие— соблюдение тишины.
В «вестибюле» пещеры нас поразил очень неприятный запах помета летучих мышей. Их тут тысячи. Ухватившись когтистыми лапками за выступы скальных пород, они свешивались вниз головой и в таком положении оставались до наступления вечерних сумерек. Изредка какая-нибудь из мышей просыпалась, издавала скрипучий писк и, оторвавшись от скалы, перелетала на другое место. Слой помета был довольно толстым, и мы передвигались по нему, как по высохшему болоту. На этот счет хотелось высказать свое мнение. Но на все звуки было наложено табу, и нам ничего не оставалось, как только молча переносить неудобства. Метров через пятьдесят пещерный проход несколько сузился, заметно уменьшилось количество летучих мышей, а вместе с этим стала несколько тверже и почва. Еще через несколько десятков метров мы окончательно вышли за пределы царства летающих животных. Стало заметно холоднее. Ощущение холода усиливалось от дувшего нам навстречу сквозняка. Это скорее благоприятный фактор: больше слышим мы, чем кто-то там, впереди нас. Я стою вплотную к Маринке и жду условного дотрагивания до моего плеча руки Павла Петровича. Он тоже ждет, пока к нему не подойдет Лученок. Мы прошли сто пятьдесят метров. Пройденное расстояние определяется по количеству остановок. Длина расправленной бечевки между соседями пять метров. У каждого из нас было по тридцать остановок. Почувствовалось легкое прикосновение к моему плечу руки политрука. Это значит, что уже подошел Лученок. Я не прикасаюсь, а легонько сдавливаю плечо Маринки. После этого она кошачьими шагами уходит вперед. Иногда она стоит и не двигается, несмотря на поданный мною сигнал. Чаще это бывает после того, как тишину нарушит падение кусочка породы. Чтобы разобраться в том, что потревожило покой подземелья, нужно не только обладать хорошим слухом, но и умением ориентироваться в новой для нас обстановке. В этом мы полностью полагались на Маринку. Через полкилометра пещерный проход стал уже. В одном месте Маринка после поданного мною сигнала обхватила рукой мою шею и пыталась нагнуть голову. Я потянулся к ее щеке, но встретил энергичный отстраняющий жест другой рукой. Маринка ушла вперед. Я стал ждать, пока не натянется бечевка. Пошел и я. Метра через три почувствовал острый удар в голову, вслед за чем посыпались мелкие камни. До сознания дошла собственная оплошность. Маринка предупреждала меня, что потолок станет ниже и нужно нагнуть голову. Я же истолковал ее предостережение как жест порыва нежности. И поделом. Здесь не место для таких мыслей. Когда я подошел к Маринке, она положила палец на
