Наконец-то это случилось. Но вместо восторженного изумления и счастья, которые она так долго мечтала увидеть на его лице, Джейн встретили лишь растерянность и безмерный страх. Все ясно: Рон не хочет ребенка.
Она медленно встала, отвела в сторону протянутую для помощи руку и пошла в кухню, чтобы взять дочь. Наверху сменила Габи подгузник, перепеленала ее, спокойно удалилась в свою комнату и закрыла дверь.
Только после этого Джейн разрыдалась.
Когда около четырех часов дня дождь утих, Рон отправился на ранчо, Джейн и Габи спали.
Он убедил себя, что едет из-за лошади, которой нужна тренировка, но по дороге понял, что похож на раненого зверя, уползающего в свою берлогу.
Джеймс, чистящий стойла, когда Рон пересек порог, поднял глаза от лопаты и улыбнулся.
— Привет, выглядишь так, будто похоронил любимую кошку!
— У меня выходной. Решил приехать посмотреть. Убедиться, что ты все делаешь, как надо.
Джеймс хмыкнул.
— А как ты это узнаешь? Ты теперь один из белых воротничков. Для тебя не существует ни сено, ни лопата для навоза.
— Мы, интеллектуалы, оставляем это для сельских ребят, вроде тебя.
— Вы, интеллектуалы, сделаны из того самого, что я сгребаю вот этой лопатой.
Джеймс сдвинул шляпу на затылок, вытер влажный лоб тыльной стороной руки и снова водрузил стетсон на лоб.
Пользуясь передышкой, он наполнил чашку из термоса и вопросительно поднял брови.
— Кофе?
Рон покачал головой.
— Я стараюсь сократить потребление кофе.
Джеймс ополовинил чашку одним глотком, а потом стал пить медленно и с удовольствием.
— Ты слышал? Мадонна принесла жеребенка. Лиз гуляет с ним во дворе.
— Я думал, девочки в ее возрасте склонны интересоваться больше мальчиками, чем лошадьми.
— Это произойдет рано или поздно. А пока я рад, что она так же сходит с ума по лошадям, как когда- то ее мать. — Его лицо исказила гримаса боли, но вскоре он снова улыбнулся. — Ну а как моя любимая невестка?
Рон приехал на ранчо именно потому, что знал: рано или поздно брат заговорит о Джейн. Видит Бог, он нуждался в дружеском совете, но был слишком горд, чтобы попросить его.
— Она ждет ребенка.
Джеймс замер, а потом оставил кружку с кофе и от души хлопнул брата по спине.
— Поздравляю, парень! Я горжусь тобой!
Рон с трудом сдержался. При одной мысли о том, что Джейн носит его ребенка, у Рона внутри все похолодело. Не потому, что он этого не хотел. Просто не очень верил, что может быть мужем, тем более отцом двух детей.
— Нечем гордиться, брат. Мне повезет, если она позволит дождаться срока, чтобы помочь ей при родах.
— Вы что, поругались?
— Да, и крупно.
Не нарушая молчания, они вышли на широкий двор. Распрямив широкие плечи, Джеймс смотрел на серое низкое небо, а Рон — на знакомые с детства горы.
— Может, расскажешь? — спросил Джеймс, не глядя на брата.
— Да тут и рассказывать нечего. Она жалуется, что я веду себя, как эгоистичный ребенок, и настолько погружен в собственные проблемы, что не отличаю подлинного сочувствия от жалости.
— Это когда ты снимаешь рубашку?
Рону никогда не удавалось провести брата. Наверное, поэтому они росли, постоянно споря друг с другом по любому поводу.
— Да. Думаю, я потерял над собой контроль и вел себя, как последний идиот.
Джеймс покачал головой.
— Отец всегда говорил, что ты упрямый мул и гордец. Похоже, он был прав.
Рон, сунув руку в карман, направился в угол загона.
— Известный адвокат с репутацией опасного противника легко сдался только потому, что женщина, которую он любит больше всего на свете, отнеслась к его увечью не так, как он того ожидал.
— Оставь, Рон. Старая история. — Джеймс говорил неожиданно серьезно.
— Не такая уж старая, Джеймс. Когда я уезжал из дома, моя жена рыдала. Я хотел успокоить ее и на коленях просить дать мне еще один шанс, но не смог.
— Почему, черт побери?
Рон посмотрел на Джеймса и в его глазах, печальных и полных боли, увидел самого себя.
— Потому что она заперлась от меня в своей спальне.
17
Джейн работала у себя в спальне за маленьким столиком, чтобы быть поближе к Габи, если та проснется. Было уже поздно, Джейн в это время обычно ложилась спать и поэтому, засидевшись, чувствовала себя утомленной.
Зевнув, она наконец сунула ноги в домашние туфли и встала.
Неожиданно зазвонивший телефон испугал ее.
— Алло, — подняла она трубку.
— Мне надо поговорить с Бартоном, — послышался холодный мужской голос.
— Кто его просит?
В трубке раздалось не то ворчание, не то хриплый хохоток, который встревожил Джейн.
— Слышал, вы двое поженились. И забрали девочку.
Только теперь Джейн узнала, чей это голос, и у нее перехватило дыхание.
— Вам что-то нужно, мистер Джекобс? Говорите конкретно.
— Куда уж конкретней, леди. Бартон просто осел, которому не помог хлыст. Лезет не в свое дело.
— Благополучие и безопасность детей Марии — это его прямое дело, мистер Джекобс. И мое тоже.
Джейн бросила трубку, но продолжала сидеть, уставившись на телефон и чувствуя, как все в ней кипит от негодования. Рон! Надо немедленно ему сообщить. Но куда? Возможно, Алан знает.
Она протянула руку к телефону, но он снова зазвонил. Джейн быстро сняла трубку.
— Послушайте, вы… — возмущенно воскликнула она, но ей не дали договорить.
— Это вы послушайте моего совета, леди. Никогда не бросайте трубку, когда вам звонит человек, еще не решивший — убить ли вас или заставить мучиться всю жизнь.
На этот раз первым положил трубку он.
Было уже около десяти вечера, когда Рон свернул с главной магистрали на улицу, ведущую к дому Джейн. Рон помог Джеймсу чинить стойла в конюшне и чувствовал теперь, как ноет натруженная спина.
Обычно тяжелая физическая работа снимала напряжение, однако сегодня этого не произошло. Скорее, наоборот.
Большой старый дом был погружен в темноту. Свет горел лишь в одном окне верхнего этажа в спальне Джейн.
Рон открыл дверь и стал осторожно подниматься по лестнице, но слишком поздно вспомнил о
