Тот оказался парень не промах. Он согласился помочь, но потребовал за свой труд вознаграждение в виде довольно кругленькой суммы. Супруги тоже согласились, но с условием, что выплатят обусловленный гонорар только после получения льгот за десятого ребенка. Предусмотрительный сосед во избежание недоразумений потребовал от них расписку. Супруги написали такую расписку.
Акция прошла успешно, и в положенный срок долгожданное десятое дитя появилось на свет. Районные власти вострубили в фанфары, окружили героических родителей теплотой и заботой, отправили в соответствующие инстанции документы на высший материнский орден и звание Мать-героиня.
А молодой сосед потребовал обещанного вознаграждения. Однако супруги не спешили выполнить своего обещания и откровенно тянули время. Энергичный биологический отец-производитель подал на них в суд, и предъявил в суде расписку супругов. Районный суд внимательно рассмотрел иск, заслушал обе стороны и принял поистине соломоново решение.
Поскольку истец не отрицает своего отцовства, то признать официальным отцом десятого ребенка именно его, и обязать его выплачивать алименты ответчице за означенного ребенка до совершеннолетия оного. Расписку же, данную ответчицей истцу, аннулировать как недействительную, поскольку она не заверена государственным нотариусом.
Наша мать слушала по радио постановления и указы о многодетных матерях, о матерях-героинях, о льготах матерям-одиночкам, и однажды даже ее, сознательного и активного члена коммунистической партии, прорвало. Со всей накопившейся вдовьей горечью и раздражением она сказала при нас:
- Если бы я была проституткой и наплодила вас от проезжих молодцев, я бы за вас получала хорошие алименты и жили бы мы припеваючи, как у Христа за пазухой. А раз я родила вас от вашего отца, а ваш отец не вернулся с фронта, то ни мне, ни вам ничего не положено!
До последнего своего вздоха она сохраняла ясный ум и твердую память. Только здоровая русская кровь наших предков позволила ей вынести то, от чего многие другие опускаются на дно, сходят с ума, идут на преступления, кончают самоубийством. Она же выдержала все, что выпало на ее жизнь.
А выпало ей и ее поколению всякого лиха с избытком. Первая мировая война, две революции, гражданская война, разруха, холод, голод. Ее старший брат Костя в гражданскую войну ушел добровольцем с красными и пропал без вести.
Наша мать пережила коллективизацию, индустриализацию. Для нас это полузабытые слова, а для нее – жизнь. Она как Максим Горький, с девяти лет пошла «в люди». Работала, училась и занималась ликбезом, - ликвидацией безграмотности в нищей стране. Работала за нищенскую зарплату, а общественной работой занималась бесплатно, на комсомольском, а потом на коммунистическом энтузиазме.
Перед войной ей выпало несколько лет относительно спокойной жизни с нашим отцом. И то – наша родная власть не оставляли молодых своим вниманием, и все мы испытали заметное ухудшение социального положения. Но ни мать, ни отец не озлобились, не замкнулись на своих невзгодах. Они искренне верили в коммунистические идеалы. Полунищие по мировым меркам, они радостно строили коммунизм в отдельно взятой стране.
А потом – Великая Отечественная. Нечеловеческие трудности жизни вдовы с четырьмя малолетними детьми. Даже не солдатской вдовы, даже не вдовы вообще, а бесправной жены пропавшего без вести. Полтора десятка лет такой жизни нельзя назвать жизнью. Это сверхчеловеческое напряжение, борьба за выживание вдовы не вернувшегося с войны солдата, непризнанной родной советской властью, которой она отдавала все свои силы. Трудности, гораздо страшнее тех, что встречались ей до сих пор.
После войны жизнь постепенно налаживалась. Мы один за другим вырастали, разлетались по стране. Начались ее тревоги за нас. И не только за нас, она с недоумением смотрела, как все больше расходятся официальные лозунги с реальными делами в стране, как постепенно стараниями правителей коммунистические идеалы заменяются на прямо противоположные, - постепенно, но безвозвратно. В наших разговорах она не скрывала ни своего недоумения, ни своей тревоги за будущее страны и всех нас.
Мать так устала от постоянного напряженного труда, настолько подорвала здоровье, что вышла на пенсию сразу, как только ей исполнилось 55 лет. Ее просили остаться в школе, - она вежливо, но категорически отказалась.
Вот только следующие пятнадцать-двадцать лет, уже на склоне жизни, наша мать прожила более- менее спокойно, без надрыва, на скромной пенсии учителя. К пенсии ей дали доплату как труженику тыла: мать после войны получила медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».
Но по-прежнему никто не признавал ее вдовой солдата. Она продолжала писать запросы о нашем отце и получала все те же холодные казенные ответы. Ваш муж не числится ни в каких списках. Не отвлекайте занятых людей от более важных дел.
Даже на пенсии мать продолжала заниматься посильной общественной работой. Она искренне верила в коммунистические идеалы, хотя то, что творилось в стране, не нравилось ей, вызывало недоумение и раздражало.
А потом явился Горбачев, за ним – Ельцин, и на нее навалились новые передряги. Она тяжело переживала крушение коммунистической идеи, развал великой державы, резкое обнищание народа. То, во что она верила всю жизнь, ради чего она буквально надрывалась всю жизнь, оказалось растоптанным самими же высокопоставленными профессиональными коммунистами. Хозяевами жизни становились рвачи, демагоги, нечистоплотные люди, откровенные бандиты.
Но что могла поделать она, одинокая сельская пенсионерка на восьмом десятке лет? Могла она только то, что делала долгие годы: стискивать остатки своих старческих зубов и терпеть, терпеть, терпеть. Но если раньше она в своем терпении твердо надеялась на светлое будущее для своих детей и внуков, то теперь бывшие профессиональные коммунисты во главе с Горбачевым и Ельциным отняли у нее даже эту надежду.
В России воцарился звериный закон джунглей, полузабытый во всех цивилизованный странах. Человек стал человеку волком. Мать всю сознательную жизнь учила нас и всех своих учеников высоким гуманным идеалам. Теперь над этими идеалами новые правители откровенно смеялись.
Так моей матери опять не дали спокойно жить и спокойно умереть. Снова революция, на этот раз - сверху. Снова холод, голод, разруха. А впереди – мрак дикого капитализма. А Горбачев предал весь социалистический лагерь. А Ельцин расстрелял из танков Верховный Совет России. И он отдал нашу страну на разграбление победителям.
Рухнуло все, во что моя мать верила, чем жила всю свою нелегкую долгую жизнь. Ее поколение, она сама, ее подруги и друзья голодали и мерзли, но считали, что строят счастливое будущее для всего человечества. А теперь все, что создано их руками, их трудом, захватила в собственность кучка наглых дельцов без чести и совести. Что чувствовала моя мать, когда смотрела на все это?
Моя старшая сестра Тамара умерла от рака перед самым развалом СССР в возрасте 55 лет. Для матери это оказалось почти смертельным ударом. Она слегла и долго болела. Через год с небольшим умерла от рака единственная дочь Тамары, старшая внучка нашей матери. Она оставила двух малолетних сирот. А еще через год умер муж Тамары – тоже от рака. Их внучка и внук остались с безработным отцом, и мать из своей, теперь уже откровенно нищенской пенсии поддерживала внучат как могла и каждый месяц посылала им небольшие деньги.
Моя мать пережила всех наших учителей. Когда мы собирались своим классом в родном селе, мать служила нам чем-то вроде символа нашего детства и юности. Мы чувствовали себя немножко мальчишками и девчонками, заходили к ней всем классом, делились радостями и бедами. Когда она умерла, мы, одноклассники, будто осиротели. Мы поняли, что жизнь наша подходит к концу, что мы – старшее поколение в полуразрушенной стране, и что впереди нас ожидают новые тревоги и лишения вместо спокойной старости.
Через год после матери умер мой младший брат. Это его я в раннем детстве чуть не утопил в пруду. В нашем роду мужчин-долгожителей не встречалось. Обычно их еще молодыми убивали на бесконечных войнах, которые затевали наши правители.
Мой дед по отцу вернулся живым с Первой мировой. Но там он крепко отравился немецкими боевыми ядовитыми газами. После этого, глубоким инвалидом, он прожил почти до шестидесяти и мог жить еще – в нормальной стране при нормальной власти. Но он умер в голодный 1933-й год. А этот голодный год организовала опять же наша родная власть во главе с товарищем Сталиным.
Единственный из мужчин нашего рода, который перешагнул порог восьмидесятилетия, - средний брат
