тяжестью, нос превратился в ледышку.
— Ба-лин… — проклацала зубами я, поплотнее засовывая руки в карманы пуховика. — Сейчас инеем покроюсь…
— Не унывай, сестренка! — раздался жизнерадостный голос из-за пазухи. — Аутотренинг, аутотренинг!..
— Чего-чего?..
— Ну, вот, например… — Крыс задумчиво поцокал зубом и радостно возвестил: — Во! Значит, так. Представь себе, что снега — нет!..
— У меня не такое богатое воображение…
— А ты напрягись!.. Ну, представила?
— Гм… ладно. Допустим. И что?
— Ну, вот. Значит, снега нет, а вокруг — песок. Жара — плюс семьдесят по Цельсию, солнце в глаза, пустыня раскалена до предела!.. — увлекся хвостатый. — Тебе жарко. Очень. Просто кровь закипает!.. Голову напекло!.. Ты, в полном изнеможении, падаешь на обжигающе горячий песок и…
— Замерза-а-аю!.. — тоскливо провыла я.
— Тьфу ты! — в сердцах дернулся Мышель. — Никакой внутренней организации!..
— Легко тебе говорить! — разозлилась я. — Сидишь себе в тепле, нога за ногу, как у Христа за пазухой!..
— Ну у тебя и самомнение…
— Щас пешком пойдешь!
— Ой, да ладно… — Он притих.
Я, нахохлившись, сделала еще несколько шагов и остановилась:
— Всё!
— Что — всё?
— Дальше — всё! — я заприметила в паре метров от нас большой сугроб. — Вот. На ночь тут окопаемся.
— В снегу, что ли? — Крыс высунул нос.
— А больше негде. — Я решительно влезла на снежный бугор и топнула ногой. — Прива… а-а-а!!
Толща снега подо мной захрустела и провалилась. Вопя, как резаная, я бухнулась куда-то вниз…
А ведь тут тепло, граждане!.. То есть не Африка, конечно, но жить можно… Убрав с глаз припорошенный снегом край шапки, я потрясла головой:
— Уф-ф..
— Всё в норме? — осторожно поинтересовались из кармана.
— Вроде… — подняла я голову.
Прямо передо мной стояло нечто волосатое, метра под два ростом, грязно-белого цвета. Судя по всему, «нечто» пребывало в некоторой растерянности…
— А-а-а!! — шарахнувшись, снова заголосила я. Существо отпрыгнуло в сторону и тоже завопило со страху. Объем легких у него, судя по резонансу, был ничего себе…
— Чего такое-то?! — вылез Мышель и присвистнул. — Ого! Шоб я так жил!.. Снежный человек!
Обитатель ледяной пещерки, носящий это грозное название, забившись в угол, затравленно косился в нашу сторону. Я перестала орать. Пару минут мы изучали друг друга настороженными взглядами.
— Эй!.. — Набравшись смелости, я протянула руку. Существо испуганно вжалось в стенку:
— Не подходи!
— Да ладно, я же не кусаюсь…
— А кто тебя знает?.. — поежился снежный человек. — Ходят тут всякие…
— Мы мирные!.. — разулыбался крыс. — Не боись!.. Ты чего тут делаешь?
— Чего, чего… Живу я здесь! — буркнул хозяин, робко поднимаясь с пола. — А вы кто?
— Мы-то?.. — переглянулись мы с Мышом…
…От небольшого костерка шло приятное тепло. Протянув руки к огню, моя отогревшаяся светлость вовсю приставала с разговорами к коренному жителю снежной пустыни:
— А ничего у тебя тут!.. Симпатично. Только тебе одному не скучно?..
— Да я привык, — пожал он плечами. — Хотя нас тут несколько, если честно. Только остальные больно далеко живут! В гости не находишься… Мы, вообще-то, одиночки по натуре.
— Зря! — высказался длиннохвостый, сидящий у меня на коленке. — Когда нас много, мы — сила!.. Кстати, у тебя, случаем, поесть ничего не найдется?
М-да, кто о чем, а вшивый — о бане!.. Я, конечно, тоже есть хочу, но уж так прямолинейно… одно слово — Мыш!..
— Так вы голодные?.. — привстал мохнатый. — Чего ж не сказали?! Я сейчас, вот только дыру заделаю…
Он захлопотал. Я расстегнула пуховик: в пещере стало даже жарко.
— Слушай! А зовут-то тебя как? — запоздало вспомнила я.
Снежный человек обернулся:
— Гинко.
— Очень приятно. Я — Стася. А это — Мыш.
Мы церемонно пожали друг другу руки… или лапы? При здравом размышлении, руки как таковые — здесь были только у меня… Снежный человек дернул за ледяную ручку, и в стене открылась прямоугольная дверца.
— Ух ты! — выпучил глаза крыс. — Холодильник!..
— Нравится? — польщенно улыбнулся Гинко. — Я придумал! Удобная штука, а?
Мы потрясенно кивнули. Хозяин пещеры вынул из ниши за дверцей замороженную тушку зайца:
— Вы пока грейтесь, я быстро! — пообещал он, разделывая будущее жаркое острым ножом.
Я подняла бровь:
— А это откуда? Тоже сам сделал?..
— Не… — зарделся Гинко, опуская глазки. — Я его… ну… это самое…
— Позаимствовал? — прозорливо ухмыльнулся хвостатый.
— Ну, вроде этого… удобная штука!.. — бесхитростно развел лапами Гинко. — Людям что, у них много, не обеднеют…
— Людям?! — подскочили мы.
— Угу… А что?
— Здесь люди есть?!
— А как же! — Он неопределенно махнул зажатой в лапе заячьей тушкой. — Там, внизу, в долине, есть селение. Там люди и живут.
Снежный человек нанизал куски зайчатины на длинный вертел и пристроил его над огнем.
— Проводишь нас к деревне? — спросила я.
— Путь покажу… — замялся он. — А вот проводить — не проси. Люди, они, знаешь… Как меня увидят, так — у-у!..
— Кричат и убегают? — предположил длиннохвостый.
— Если бы!.. — грустно вздохнул мохнатый. — За копья хватаются! Я им даже объяснить не успеваю, что я добрый. Ну не питаюсь я человечиной!.. Так ведь не слушают…
— Но ведь ножик ты как-то уволок?.. — прищурился крыс.
— Так то ночью, в метель!.. Когда никто из дому и носа не высунет… А чтобы так, среди бела дня?! Не- ет уж…
— Дык… зачем нам день?! — подмигнув мне, вкрадчиво проговорил хвостатый. — А, Стась?..
— Так оно даже и удобнее… — согласилась я. — Гинко! Как насчет прогулки после ужина? Для здоровья чрезвычайно…
— …пользительно! — добавил крыс. Гинко, подумав, кивнул:
— Ну, если ночью… тогда, пожалуй, можно!..
Мы довольно заулыбались. С вертела запахло печеной зайчатиной. Я потянулась за сигаретами. Вот уж свезло!.. И замерзнуть не дали, и с голоду помереть… Есть всё-таки на свете добрые люди… то есть, не