Морская сила(Гангутское сражение)

стояли рядом. Заси­живались за полночь, было что вспомнить, о чем пого­ворить. Как-то получилось, еще с Плещеева озера, что прониклись они взаимной симпатией, часто без утай­ки делились сокровенным, давно крепко уверились друг в друге, несмотря на разницу в возрасте и поло­жении. Меншиков не стеснялся затевать запросто и деликатные разговоры, за что знатные бояре его чу­рались, обходили стороной.

— Слыхал я, Матвеич, ты до сей поры без баб здесь находишься? Не возьму в толк, как тебе терпится?

Апраксин потягивал вино из бокала, отшучивался:

— Наперво к сему не приворожен я, да уж и пя­тый десяток разменял. Баб лучше сторониться, меня Пелагеюшка в Москве этим зельем до отвала, почи­тай, на годик насытила. Как Соломон сказывал: «Уте­шайся женою юности своей». А ты, чаю, все по дев­кам озоруешь?

Меншиков заржал:

— Ты-то откель ведаешь? Умеючи надобно. — Залпом осушил бокал, зачавкал моченым прошлогод­ним яблоком. — А так-то ты верно сказываешь. — Меншиков оглянулся на дверь, зашептал: — Бабы, они все дрянь. Сам-то вон благоверность к Монсихе питает, а эта курва хвостом виляет.

Апраксин закашлялся:

— Знать, верный слушок мне братец нашептал в Москве, насчет саксонца-то?

Меншиков, нахмурившись, прижал палец к гу­бам, молча кивнул головой, схватил штоф и взахлеб выпил остатки…

В конце мая заложили на верфи новый корабль по царским чертежам. Петр торжественно объявил:

— Нарекаем его по имени нашего первенца, «Старым Орлом», а главным етроителем назначаем Федосея.

Рядом, на соседних стапелях, заложили два семи-десятипушечных корабля, и царь поручил строить их молодому англичанину Козенцу, которого давно звал в Воронеж.

Спустя две недели, в начале лета, Петр уезжал к вой­скам. Накануне собрал всех адмиралтейских чинов.

- Султан во сне видит, как бы ему вернуть Азов, изгнать нас из Рога Таганьего, устья Донского. Пото­му и флот Азовский крепить будем далее непрестанно новыми судами. Господин адмиралтеец, изволь своих адмиралов прихватить, — царь кивнул на Крюйса и Реза, — и на построенных кораблях отправиться к Азову. В море стражу выставить, обустраивать кре­пости, оборону держать от крымцев.

Адмиралтеец Апраксин думал не только о ко­раблях:

—    На такую махину кораблей сколько людей на­ добно, матросов, офицеров!

—    Добро мыслишь, Федор Матвеевич, команди­ров у нас днем с огнем не сыщешь. Токмо иноземных зазываем. Нынче дело это поправим.

Спустя месяц в Москве Петр подписал указ: «Вели­кий государь, царь, ревнуя древле во всяком устроениигосударствие самодержавия своего и иных в Европеныне содержащихся и премудро тщательно управляе­мых государей… указал именным своим указом на сла­ву и пользу… быть математических и навигацких,то есть мореходных, хитростно искусств учению…А тех наук ко учению усмотрел избирать добровольнохотящих, иных же паче и со принуждением и учи­нить неимущим во прокормление поденный корм.„» Подписав указ, вызвал Федора Головина: — Принимай под начало школу сию Навигацкую, учителя засиделись без дела, — чай, знаешь их англицких математиков знатных, Андрей Форварсон со товарищами. Разместишься в Кадашевских палатах в Замоскворечье, на первый случай.

На Воронежских верфях время для Петра летело стремительно. Там он отдыхал и душой, и телом. С ут­ра до сумерек не покидал верфи. То брался за топор и долото, подгонял по месту шпангоуты, бимсы, пил­лерсы16 , становился на помосте рядом с конопатчика­ми, хватал чекмарь — молоток, лебезу — железную пластину, загонял в пазы между досками обшивки просмоленную пеньку.

На другой день корпел в конторе над чертежами будущих судов Азовской флотилии, делился задумка­ми с Федором Апраксиным:

— Нам бы годик-другой в затишке побыть, сотво­рим добрую эскадру, обоснуемся в Таганьем Роге, а потом помаленьку начнем теснить крымского хана, подбираться к морю Черному, на простор…

Разговаривая с адмиралтейцем, Петр радовался, что не ошибся в выборе, назначая Федора Апраксина главным строителем кораблей в Воронеже вместо про­воровавшегося Протасьева. Знал стольника Федора с малолетства, бок о бок строили первые суда на Пле-щеевом озере. В бытность воеводой в Архангельском Апраксин основал там первую судоверфь в Соломбале и сооружал яхты и шхуны. Теперь все добротно нала­живал в Воронеже.

— Мотри, Федя, — как обычно, по-родственному, обращался царь к Апраксину, — эскадру для Азова готовь к весне, однако поимей в виду, и на Севере тебе вскорости не миновать суда ладить.

Апраксин недоуменно поднял брови, растерянно улыбнулся, теряясь в догадках.

— Правда твоя, — пояснил царь, — я и сам греш­ным делом после Нарвы об том думал, как брата Кар­ла пихнуть от моря с другого бока. Вскорости почнем ладить не струги, а морские суда где-либо на Ладоге,

Тебе и там работа сыщется. Нам без морской силы к Балтике неча соваться…

Петр мечтал о походе на Константинополь, а в ду­мы назойливо закрадывалось сомнение: «Далече сии места от Европы». Поневоле вновь обращался к бере­гам Балтики. Там прямая дорога на Запад, рукой по­дать до Речи Посполитой, Пруссии, Мекленбурга, Да­нии. За ними Голландия, Франция, Англия. Зримо вставали картины виденного три года назад: «Сие не Османская орда, там для Руси и выгода, и пример­ность, есть чему поучиться…»

Переводил дух, озирался, возвращался к обыден­ному. Ждал вестей от Петра Апраксина из Новгорода о готовности войск, постройке сотен стругов на Свари и Тихвине. Томился ожиданием донесений от Шереме­тева и Репнина о движении шведских войск. «Поведет ли Карл XII армию к Москве?» Гнал гонцов к Архан­гельскому, датские и голландские купцы намекали, что шведы вербуют матросов для похода на Север.

Тусклое светило ненадолго показалось над лесис­тыми холмами Двинского устья. Отзвенела Маслени­ца, весна только-только начиналась. Реки и озера сто­яли крепко скованные льдом, и укатанные розваль­нями дороги блестели на солнце, в редких селениях над избами высоко тянулись нитяные струйки дыма и таяли в безоблачном небе. В ту пору гонец из Бело­каменной привез царский указ. «В лето от Рождест­ва Христова 1701 весною Великого Государя указ прислан на Двину, — отметил в Двинской летописи думный дьяк, — Преосвященному Архиепископу,также и к воеводе князю Алексею Петровичу Прозо­ровскому, чтобы городы Архангельской и на Холмогорах крепить и жить в великом опасе от шведов, для того, что летом будут к городу воинские швец-кие корабли, и в Новой Двине, в корабельном ускомпроходе, строить вновь для крепости город камен-ной, со всякой крепостью».

Первым, вроде бы не по чину, в царском указе зна­чился владыка Холмогорский и Архангельский. Дважды побывал в этих краях Петр, и его наметан­ный глаз заприметил, царь твердо убедился, что пра-вит там не только душами поморов, но всеми мирски­ми делами, Преосвященный отец Афанасий.

Такого же мнения о своем владыке держались и братия в двинских храмах и монастырях, и помор­ские прихожане. «Бысть убо пастырь изящный, пи-сания довольный, сказитель громогласен, речист,по премногу остроразсудителен, чина церковногоопасный хранитель, ревнитель к вере, на раскол раз­рушитель, трудолюбив, много зданий каменных со-здатель…»

. Читая царский указ, воевода кичливо топырил гу­бы. «Опять государь привечает Афанасия. Чего он в нем сыскал дивного?» Кряхтя позвал дьяка, велел подавать санки, — так или иначе, архиерея не мино­вать. Не привык воевода по нраву с кем-либо делить власть, но тут случай был особый. А ну как шведы по­сунутся да побьют? Тогда вдвоем-то легче оправды­ваться, а то и всю промашку на владыку переложить.

Афанасий, как обычно, встретил воеводу почти­тельно и приветливо. Велел подать чаю.

— Какая беда случилась? С чем пожаловал, Алек­сей Петрович?

Воевода, хмурясь, протянул Афанасию свиток:

— Поутру, владыка, указ привез гонец, вести от государя. К нам супостат грозится пожаловать.

Архиерей пригласил воеводу в светелку, сели к столу. Пока подавали чай, надел очки. Неторопли­во развернул свиток. Читал про себя без видимого волнения.

— Вишь, государь о державе печется. — Афанасий положил свиток на стол. — Знать, у него верные люди, да лазутчики о всем проведывают, упреждают государя.

Глядя вопросительно на воеводу, Афанасий от­хлебнул горячий чай из блюдечка, хитро прищури­ваясь:

— Што будешь делать, князь?

Воевода недовольно засопел, подумал про себя: «Выспрашивает меня, будто я под его рукой хожу».

— Наперво, пока санный путь, пошлю стрельцов в дальние остроги — Кольский, Пустозерский, Сум­ской да Мезень.

Афанасий согласно поддакивал:

— Так-то оно так, не позабудь про Кемь и Соло­вецкий монастырь. Туда припасы пушечные надобно пополнить. А где крепостцу надумал соорудить?

«Лукавит Афанасий, — слушал Прозоровский владыку, — ведь лучше меня знает весь край,». Но ответил в тон владыке:

—    Само собой, в Березовском устье.

—    Хм, устье-то велико, — Афанасий понял, что от воеводы ничего нового толком не услышишь. Он из своей избы дальше Гостиного двора за минувший год после приезда нигде не бывал.

—    На Линском прилуке будем творить крепост­цу, — как о деле решенном, твердым голосом прогово­рил Афанасий. — Там оно само ходкое русло для су­дов, саженей девять десятков по ширине. Пушки на­ши ворога там достанут при всяком случае.

—    И то верйо, — сразу согласился Прозоровский, в глаза не видавший того острова и никогда не бывав­ший в тех местах.

Афанасий всегда имел правило доводить суждения о мирских делах до полного завершения.

— Дело это наипоспешное и безотлагательное, бо­ярин. Покуда Двина во льду, надобно на Линский прилук для строения крепостцы камень да деревян­ ные припасы доставить.

Прозоровскому явно было не по натуре слушать наставительные речи архиерея, но он слушал молча, слегка потупив взор, чтобы-не выдать своего неприяз­ненного расположения духа.

Чувствуя настроение воеводы, архиерей подслас­тил сказанное:

— А коли речь о судьбах отечества зашла, так я безотлагательно распоряжусь, воевода, со всех монас­тырей свезти на Линский прилук какой ни есть ка­мень.

Царь, как правило, не ограничивался указующи­ми бумагами. Не прошло и недели, как у воеводы по­явился стольник Сильвестр Иевлев из Москвы для надзирания за работами.

— Государь повелел строение крепости возло­жить на семь городов. — Иевлев протянул воеводе список.

Там значились Устюг Великий, Вятка, Соль-Выче-годск, Тотьма, Чаронда, Кеврола и Мезень. Оттуда надлежало выделить для работ 1800 человек.