который выиграл у компьютера, использовав следующую тактику: десятка два первых ходов у него были совершенно абсурдные, тем самым он не давал машине выстроить стройную стратегию, а затем, в эндшпиле, нанес точные решающие удары. Мне надо было действовать так же, как он. Я стала вспоминать своих соучеников; прошло уже десять лет, и многие из них могли неоднократно сменить место проживания. Но мне терять было нечего, а перед рассветом свалиться без гроша за душой кому-нибудь из них на голову выглядело как идиотизм, вполне соответствующий выбранной мною стратегии. Три адреса мне удалось вспомнить. Я шла пешком. Ходьба немного меня разогрела. В первой квартире никого не было. Или же мне не открыли со страха – было два часа ночи. В следующем доме меня через домофон обозвали пьяницей и пригрозили вызвать милицию, я молниеносно удрала. В третьем мне открыл перепуганный мужчина, который что-то держал за спиной, возможно даже, нож (был уже четвертый час). Я в полном соответствии с правдой сказал, что ищу Януша Д., на что он мне ответил, что такой здесь не живет, и захлопнул дверь. Я чудовищно устала, мне хотелось расплакаться, но уже светало. В июле день начинается рано.
И тогда я подумала, что мне уже все равно, остановила такси, сочинила жалобную историю о том, что меня обокрали и что мне нужно добраться до Садыбы, и поехала к родителям. Вид у меня был бесконечно несчастный, и таксист даже не стал дожидаться, когда я ему вынесу деньги. Приличный оказался человек. Перед домом никого не было, ни топтунов, ни засады. Я ничего не понимала. Они что, ушли с рассветом, не веря, что я решусь на что-нибудь подобное? Вообще-то у родителей мог и разрыв сердца случиться. У отца, когда он мне открыл, лицо была такое… Единственное в своем роде, словами и не описать.
– И что же вы им сказали?
– Немного. Придумала, что неожиданно прилетела вечером из Москвы, но было уже поздно им звонить, а ночью вышла зачем-то на площадку, и дверь захлопнулась. Меня поразило, что отец как-то удивительно торопливо заталкивает маму обратно в спальню. Чуть ли не грубо. Он произнес что-то наподобие: «Как славно, что ты приехала, утром поговорим». А когда мама, явно вырванная из глубокого сна и еще как следует не проснувшаяся, снова легла, отец указал мне на мои кроссовки, все в грязи и мазурской траве. Думаю, то была отменная немая сцена. Он вопросительно глянул на меня, а я приложила палец к губам. В ответ он поднял бровь, я с детства любила эту его гримасу. Я поцеловала его в щеку. Он взял меня за руку и потащил в кухню. «Если бы на твоем месте стояла Дануся, – прошептал отец, – я бы знал, что она как минимум убежала из постели арабского террориста. Но ты? Ну, давай выкладывай».
Я все время действовала как автомат, но в тот момент по-настоящему растрогалась. И стала говорить что-то вроде: «Папа, я не хочу тебя обманывать, но правды сказать не могу. Дай мне все деньги, какие можешь.
– За Кшиштофом?
– За Кшиштофом. Я знала, что оставаться в Варшаве мне нельзя. Проверить, не живет ли он и дальше в нашей с ним квартире, я могла и из другого города – номер телефона я помнила. А если он уехал, то только туда. Я же сама ему наговорила те глупости, и он мог попытаться отыскать меня. Не меня, Зофью. Вот только – я это осознала в поезде – гэбэшники могли рассуждать точно так же. Так что это был далеко не гроссмейстерский ход. Меня охватила паника. В результате в Гданьске я пересела на электричку и вышла в Вейхерове. А оттуда – первым же подъехавшим автобусом – еще дальше. Не помню, как называлось то место. Там были рядом два небольших озерка. Дикий палаточный лагерь, какие-то дачи. Наконец-то я почувствовала себя в безопасности. Понимаете, случайный выбор, никакого плана. Чистой воды комбинаторика, бросок костей. Им пришлось бы прочесывать палаточные лагеря по всей Польше. Ну, по крайней мере, на всем Балтийском побережье. И притом до Гдыни было совсем не далеко. Вот только я жутко боялась поехать туда.
Необходимо было взвесить два фактора (я все время твердила себе, что должна сейчас блеснуть точным мышлением). С одной стороны, необходимо было на какое-то время затаиться. Не станут же они искать меня до бесконечности. С другой стороны, Кшиштоф тоже не будет бесконечно искать Зофью, и в конце концов может вернуться в Варшаву. А мне, кстати сказать, надо было найти какой-нибудь заработок.
Тем временем я ездила в разные места – в Вейхеров, Румию, а один раз так даже в Тчев – и звонила в квартиру Кшиштофа. Безрезультатно. Все время безрезультатно. Родителям я звонила реже, смешно сказать, но тут я больше боялась. Временами мне приходило в голову, что, прежде чем гэбисты схватят меня, меня прихватит нормальная паранойя. Вы знаете, до чего страшно жить в страхе? Вы все время заняты наблюдением за окружающими и поиском возможных путей бегства. Все время взвешиваете свои шансы. А вокруг отпускники, дети кричат, люди валяются на матрацах, сидят в шезлонгах, солнце, из приемников звучит «Лето с радио» – фон, подходящий для чего угодно, но только не для моей ситуации. Так я дотянула до последней недели августа и наконец решилась на Гдыню. Проход по центру стоил мне столько же, сколько все прочее до того. Нет, я просто была не в состоянии надолго обосноваться там. Но лето кончалось, и в старой палаточке, да при том что деньги таяли… В Вейхеров я возвращалась с газетой под мышкой. Я начала изучать объявления. И вот нашла в Сопоте предложение, которое меня устраивало: опека над пенсионеркой за какие-то гроши, как раз, чтобы не подохнуть с голоду, и ночлег. Свободное время с четырех до шести.
Я пыталась припомнить, что именно я говорила Кшиштофу как Зося о ее занятии проституцией (тогда я уже думала о Зофье –
– Да Зофьи никогда и не было, – прервал я ее. Она кивнула.
– И я – представляете? – я хотела ему об этом сказать.
Но тот разговор был для меня чрезвычайно важен, потому что я уже пала духом, мне постепенно становилось ясно, что Кшиштофа нет и, возможно, больше не будет, а я со своим пристрастием к бионике нашла себе довольно странное применение: убираю за симпатичной, впрочем, старушкой. И похоже было, что продвижение мне никакое не светило, – она вновь рассмеялась сухим саркастическим смехом. – Даже на трудовой стаж я не могла рассчитывать, ведь это же происходило еще в ПНР. И тут я его встретила.
9
– Как вам это рассказать? – произнесла она через несколько секунд, но исключительно невнятно, словно у нее произошло что-то с дикцией или словно (впечатление было как раз такое) она каким-то незаметным для меня образом заглотнула под столом несколько рюмашек. – Да и надо ли? У вас не возникает впечатления, что в словах и вправду есть нечто… лишающее жизни? Этакая подозрительность поименованного? Я уже столько зла ему причинила, что, наверное, должна была бы молчать, уберечь это ради него и ради себя. Только вот если вы об этом не узнаете… то он тоже не узнает. В его глазах я останусь странной особой, которая прицепилась к нему на улице. Хотела его заклеить. Похоже на то, что никаких предчувствий не существует. Нет ничего, ни порывов сердца, ничего такого, чем нас пичкают в школе. Как ее звали? А, Изольда… Изольда ведь всегда узнавала Тристана, да?
– Нет, – чуть усмехнулся я, – не всегда.
– Нет? Видимо, я плохо помню.
Во всяком случае с нами, не вдаваясь в общем в подробности, было так: я обошла уже, наверное, все гостиницы и питейные заведения в городе и после того разговора с проституткой приняла решение
