…Расположившись на Юркином диване, мы со Светкой резались в подкидного. Когда брата не было дома, я всегда занимал его диван, хотя у меня имелся точно такой же. Юркин почему-то казался уютнее.
Светка вдруг спросила:
— Дима, а что там с моей звездой не в порядке? Ты ребятам рассказываешь…
Я сделал таинственное лицо:
— Секрет.
Но Алябьева тащила и тащила из меня жилы, и я объяснил:
— Это просто приманка! Вор должен забеспокоиться — и выйти на меня, чтобы узнать, что да как.
Зазвонил телефон. «Волк!» — мелькнуло у меня. Я осторожно поднял трубку.
— Алло!
Глухой и далекий, как со дна океана, голе проговорил:
— Через десять минут будь в кафе «Ромашка». Один!
Кафе «Ромашка» было через дорогу.
— А кто это? — спросил я.
Голос ответил:
— Это по поводу цацки со стекляшками. Приходи один, понял?
И трубку повесили.
Светка вопросительно смотрела на меня.
— Насчет долга, — небрежно сказал я. — Один парнишка хочет баксы отдать. Посиди! Я туда и сразу обратно.
Она надула губки.
— Я с тобой, Дима.
— Нет! — отрезал я. — Ему не нужны лишние свидетели.
Алябьева сделала квадратные глаза:
— А почему?
— Из тюрьмы смылся!
Я сунул ей в руки журнал «Футбол».
Если бы Светка увязалась за мной, наверное, не произошло бы то, что произошло.
Застегивая на ходу куртку, я вошел в лифт и стал вспоминать, где я слышал этот голос. Говорили явно через платок или через перчатку, но голос все-таки показался мне знакомым! Спустившись на первый этаж, я шагнул из глубины — и вдруг что-то с силой обрушилось меня сзади. В глазах потемнело. Я вырубился.
…Очнулся я оттого, что кто-то хлестал меня рукой по щекам. Я открыл глаза — отец.
— Тебе плохо, Дима?
Он стоял на коленях и тревожно всматривался в мое лицо. Я повел глазами — подъезд.
— Не шевелись!
Отец нащупал у меня пульс.
— Тебя не тошнит, сынок?
— Нет, — прошептал я. — Голова…
Он взял меня на руки. Кабина лифта все еще оставалась открытой.
Мы поехали вверх. Я обнимал отца за шею. От него резко пахло больницей. Перед глазами у меня все кружилось, и я их закрыл.
Проспал я до утра.
Когда стало светать, я ощутил в комнате какое-то движение.
Юрка стоял у окна, затылком ко мне, и, стараясь не шуметь, работал с гантелями.
Я смотрел на его широкую, сбитую из мышц спину. Закончив качаться, брат обернулся. Мы встретились взглядами.
— Ну, как ты?
— Нормально. Кто-то шмякнул меня по башке!
Юрка нахмурился и присел ко мне на постель.
— Кто это был?
— Не знаю.
Он мягко положил ладонь на мое плечо.
— Может, это из-за того ордена, Димка?
Я кивнул.
— Знаешь, ты бы завязывал со своим расследованием! Для этого милиция есть.
— Милиция, — поморщился я.
— Тебе что, больше всех нужно? Подумаешь, звезда! Дрянь с бриллиантами. К тому же бракованная. Кончай с этим, а? Если мать узнает, что у тебя был не просто обморок… Я не сказал ей. Еще чего!
Брат встал.
— Поигрался в сыщики — и хватит, Димка! Ты же видишь: это не шутки. За кражей не пацаны стоят, а кто-то посолиднее. С этого дня не выходи один из квартиры! Пойдешь в школу — я с тобой, понял?
— Ладно.
— Правда, десятого я в Будапешт отчаливаю.
Мне стало грустно.
— Надолго?
— На четыре дня.
Он пошел принимать душ. Я позвонил Симе и рассказал, что стряслось. Она обещала передать Степе. Мы помолчали.
— Дим, ты хочешь выйти из игры, да?
Интуиция у нее была, конечно, потрясная.
— Не знаю, — пробормотал я. — Пока не решил. А ты как считаешь? Надо?
Поскольку дело касалось Светки, я был уверен: она ответит, что надо. Но Сима сказала:
— Понимаешь, принять решение должен ты сам! Я знаю, ты смелый мальчик. Но все оказалось серьезнее, чем мы думали. Если ты оставишь поиски звезды, никто тебя не упрекнет. Даже Степа.
В школу я, конечно, не пошел, хотя голова почти не болела. Валялся в постели и мучился: чей же вчера был голос?
Зашла бабушка. Проверила, пью ли я лекарство, и предупредила, что выйдет ненадолго в магазин.
Я заснул.
Мне снилось, будто мы с кем-то играем в футбол. Я бью пенальти. Разбегаюсь, щелкаю «щечкой» — и мяч позорно проходит мимо ворот. Вдруг я замечаю, что, оказывается, вратарем был дядя Миша в обрезанных валенках. Он смеется. А голос Степы говорит откуда-то сверху:
— Ширяев, тебе бы в защите играть! На большее ты не способен. Алябьева почему бросила тебя ради Кривулина? Потому что ты бьешь пенальти левой ногой!
Я злюсь. Хватаю с земли палку и швыряю ею в ворона. Но это, оказывается, не палка, а змея. Она начинает извиваться в полете и, зацепившись за ветку дерева, повисает на ней вареной макарониной. Сыщик сердито стучит клювом по коре — сыплется труха.
Я проснулся.
Степа стоял на моем столе и заглядывал одним глазом в стакан с микстурой.
— Фу, какая гадость! Терпеть не могу лекарств.
— Привет! — сказал я. — Ты как здесь очутился?
Взглянув на распахнутую форточку, я засмеялся:
— Тебе бы шпионом быть, Степа! Выкрадывать секретные документы и так далее.
Ворон почистил клюв об угол тумбочки.
— Мне предлагали.
