— Ладно.
Дядя еще несколько секунд постоял неподвижно. Потом повернулся и молча вышел.
Глеб упал на кровать и прижал ладони к лицу. То, что он рассказал ему, было правдой. Но не всей. Он не рассказал главное — то, что почувствовал там. Внезапное и пугающее осознание чужого присутствия, какой-то невидимой и враждебной силы. Чувство было мимолетным и смазанным, но Глеб точно помнил, как оно возникло. Оно было как-то связано с образом сестры. Глеб попытался восстановить свои ощущения в тот момент, но не смог. Его чувства устали и отказывались возвращаться назад.
Он встал и подошел к окну. За стеклом темнел лес: тысячи деревьев и кустов, просто деревьев и кустов, но по спине пробежал холодок. Глеб почувствовал что-то нехорошее в них, какое-то необъяснимое единство, и от этого ему стало не по себе.
«Только не расклеиваться! Всегда есть простое объяснение. И — зуб даю на анализ — все окажется по-дурацки просто!»
Глеб увидел, как они вышли из дома. Аленка шла сама, держась за руку матери. Ее переодели в зеленый дождевик с капюшоном, но на ногах оставались все те же красные сапожки. Глеб, как зачарованный смотрел на них, готовый вот-вот вспомнить что-то — что-то крутящееся у самой поверхности сознания. Сапоги вызывали у него неприятное чувство, но ничего конкретного не всплывало. Он наблюдал, как дядя открыл дверь пикапа, пропуская дочь и жену внутрь. Дверца машины захлопнулась, и Глеб вздрогнул — ощущение исчезло, не оставив следа. Глядя, как «Тойота» отъезжает от крыльца, он уже не мог вспомнить, о чем думал несколько секунд назад.
Он простоял у окна до тех пор, пока машина не скрылась в лесу, потом отвернулся, и взгляд его рассеянно скользнул по комнате пока не остановился на фотоаппарате. Глеб машинально положил его на стол, когда вошел и совершенно позабыл о его существовании.
«А ведь я сделал снимки! И той поляны тоже!»
Глеб взял фотоаппарат и, устроившись на краю кровати, включил его.
На маленьком дисплее появилось изображение. Кадр вышел не очень удачным. Он был сделан против солнца, и большая часть картинки оказалась в тени. В объектив попали деревья и небольшой кусок поляны. И черный спиральный ствол. Ничего необычного.
«Эээ — погоди-ка!»
Было еще кое-что. Глеб присмотрелся, но на маленьком экране было не разобрать — что-то вроде пятна. Как будто капля попала на линзу.
«Увеличить бы! Жаль, что нет… Стоп! Телевизор!».
Глеб встал и направился к двери.
На первом этаже было две комнаты, выходящие в маленький коридор, а тот соединялся дверью с гостиной. Одна комната принадлежала Аленке, а другую занимали ее родители. Глеб толкнул ближайшую дверь и оказался в детской. У порога, словно специально дожидаясь его, лежала перепачканная кровью яркая синяя куртка. Глеб застыл, глядя на нее почти с ужасом. Обрывок воспоминания мгновенной картинкой сверкнул у него в голове: он стоит на коленях возле своей сестры, и его руки сжимают тонкую шею девочки. Ярость и страх, переплетенные воедино, накатили, словно волна, и сразу же исчезли. Глеб стоял, боясь пошевелиться, но наваждение быстро растаяло. Перед ним снова лежала обыкновенная куртка, грязная и заляпанная кровью. Всего лишь вещь. Глеб поспешно вышел и закрыл за собой дверь.
Он нашел нужные провода у дяди в столе среди батареек и зарядных устройств. Два «тюльпана» и переходник — то, что нужно. Вернувшись со своей находкой в гостиную, Глеб подсоединил провода к выходам на передней панели телевизора, а переходник воткнул в гнездо фотоаппарата. Нажав на включение, он замер перед экраном, ожидая, когда появится изображение.
«Ну ни хрена себе!»
Глеб принялся нажимать кнопки пульта, добавляя картинке яркость. Деревья на переднем фоне выплывали, словно из тумана, а вместе с ними…
«Что это за херовина такая?»
Пятно по центру вовсе не было похоже на каплю, как ему показалось вначале. Скорее оно напоминало поток теплого воздуха, какие возникают в жаркий день над асфальтом. Оказавшиеся в нем стволы изогнулись и пошли волнами, словно находились под водой. Аномалия вырастала прямо из земли всего в нескольких шагах от фотографа.
«От меня!»
По форме она напоминала большую птицу с расправленными крыльями. Глеб нажал кнопку увеличения и наклонился ближе к экрану. Пятно было неоднородным, местами в нем виднелись темные включения. Два пятнышка наверху формировали глаза «птицы», темные линии проходили по центру крыльев, истончались, а ближе к концу расходились в несколько тонких черточек, напоминающих когти.
«Я сфотографировал призрак птеродактиля…»
Глеб моргнул, и «птица» исчезла. Теперь он видел мутное пятно, вызванное потоком горячего воздуха и больше ничего. Он продолжал всматриваться в экран, стараясь не мигать и не шевелиться, и скоро снова увидел этот образ, постепенно проступающий на фоне травы и деревьев.
Глеб еще несколько минут возился с фотографией, меняя цвета, контраст, увеличивая ее и вновь уменьшая, но ничего особенного не добился. Пятно оставалось пятном, и не было никакой возможности определить, что же это такое.
«Может быть дефект линзы?»
Глеб нажал кнопку и увидел первую фотографию, сделанную в начале прогулки. В кадр попало поле, кусок леса и огромное нечеткое лицо Аленки. Губы она сложила «дудочкой», словно хотела поцеловать объектив.
«Бу!», — вспомнил Глеб. — «Она крикнула „Бу“! Как в мультике».
Он почувствовал, как к горлу поднимаются слезы, и мотнул головой.
«Нечего раскисать — с ней все в порядке! Ну, почти в порядке…»
Глеб пролистал остальные фотографии и не обнаружил никаких пятен. Кадры были четкие, без каких-нибудь искажений. То, что было сфотографировано на поляне, существовало само по себе.
«А, может быть, это привидение?»
Он вспомнил, как натыкался в Интернете на неясные черно-белые кадры, где, по уверениям авторов, были сфотографированы призраки. Обычно это было что-то белое, неясное, как дым, по форме напоминающее человеческую фигуру. Глеб посмотрел на свою «птицу».
«Нет. Не похоже».
Он еще немного посидел перед экраном, но ни к какому решению не пришел. Ясно, что он сфотографировал «что-то», но что? Размышлять можно было сколько угодно, но толку от этих размышлений — ноль.
После обеда Глеба охватила сонливость. Он бесцельно бродил по первому этажу, зевая так, что в конце концов свело челюсть. Ноги привели его к книжному шкафу, и он остановился, разглядывая содержимое полок. Литература в этом доме делилась на две категории: справочники по сельскому хозяйству и технике и всевозможные иронические детективы и прочее развлекательное чтиво. Ничего из увиденного не вызывало интереса. Глеб немного посмотрел телевизор и чуть не уснул прямо в кресле под крики и взрывы, доносящиеся из динамиков. Решив не мучить себя, он поднялся наверх и растянулся на кровати.
Его разбудил доносящийся из открытой двери шум. Глеб сел и прислушался. Голоса раздавались в прихожей — вернулись дядя с тетей. Он посмотрел на часы и присвистнул — стрелки показывали половину седьмого вечера.
«Я продрых пять часов! Клево…»
Глеб встал и пошатнулся. Все тело саднило, особенно болели руки, напоминая о том, как он нес сестру через лес.
«Дальше будет хуже», — мрачно подумал он и спустился вниз.
Тетя снимала с Аленки сапоги.
— Как дела?
— Смотри, что мне купили! — сказала Аленка и подняла с лавки большого плюшевого слона. — Он умеет петь.
— Слоны не умеют петь.
— А мой умеет! У него внутри такая…
Аленка зевнула.
— …штука специальная.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Доктор сказал, что у меня давление.
— Это опасно? — спросил Глеб, обращаясь к тете.
— Нет, — коротко ответила она. — Ты обедал?
— Да, я сварил себе пельмени.
Аленка снова зевнула.
Вошел дядя, на ходу убирая в карман сотовый телефон. Выглядел он хмуро. Глеб еще немного потоптался в прихожей, путаясь под ногами. С ним никто не заговаривал, и, решив не мешать, он снова поднялся к себе. Спать больше не хотелось.
«Жаль, что я не взял с собой книг».
От нечего делать, Глеб стал разбирать рюкзак.
Через час к нему в дверь постучали.
— Да.
В комнату вошла тетя. Она выглядела усталой и измученной.
— Алена уснула. Только что. Всю дорогу зевала, как сумасшедшая.
— Я тоже проспал полдня.
— Правда?
В двери появился Сергей.
— Я хочу знать, что случилось, — сказала Ира. — Во всех подробностях.
Глеб вздохнул и принялся во второй раз рассказывать свою историю. Но на этот раз повествование давалось труднее. Память о том, что произошло, исчезала с пугающей скоростью,
